Шоколадный папа - Анна Йоргенсдоттер

Андреа не хочет, чтобы Каспер звонил. Знает: что и как бы он ни говорил, голос у него будет странный. Точно знает: он будет краснеть в холле с чемоданом и скрипкой в руках, а она — стоять, уперев руки в бока, и задавать вопросы, которые раз и навсегда решила не задавать.

Но она помнит, как однажды ночью плакала, и он разбудил ее и стал гладить по спине и говорить: «Ты не раб своей судьбы, Андреа. Не думай так».

А она и не думает. Она все больше чувствует. И плачет всю ночь напролет.

Андреа нарочно падает с гамака, неподвижно лежит на полу и нюхает петрушку. Марлон нюхает Андреа: он не привык видеть ее лежащей вот так, без движения. Она притягивает его к себе, прижимает, хоть он и сопротивляется. Хочет, хочет, чтобы Каспер позвонил. «Хочу, чтобы ты позвонил…»

…Карл. И чтобы сказал: «Я скоро вернусь. Я вернусь к тебе, как только смогу».

Она идет на кухню и принимается жарить тефтельки. Напевает с финским акцентом: «Я вернусь к тебе, как мячик».

Это значит, Андреа собралась с силами и встала.

После недели нездоровых размышлений и беспрерывных фантазий на пороге появляется Каспер.

В тот самый момент, когда все было почти хорошо…

Каспер с испитым голосом, иссиня-бледный и все-таки светящийся счастьем. Сигары вместо сигарет на балконе. Волосы — никотиново-желтыми прядями вокруг лица, которое вдруг стало таким гладким.

Он бросается на кровать, изо рта у него пахнет сигарами, во взгляде — нестерпимое счастье. Было или не было, было или не было, было или не…

— Каспер, как хорошо, что все прошло так удачно.

Андреа не может смеяться вместе с ним, потому что не знает, над чем он смеется. Он говорит, но она не может, как ни старается, увидеть ту гостиницу, сцену и эстонскую мафию, разгуливающую вокруг.

— Нам велели держаться подальше от лимузинов. Там тебя запросто могут похитить, как нам сказали, а мы ведь к тому же были в костюмах — как мафия или миллионеры, — говорит Каспер и смеется чужим смехом, и она ложится рядом с ним, но не слишком близко: не знает, как теперь к нему прикасаться. — А перед сценой, ты бы только видела, было полно охранников с оружием, как будто мы Rolling Stones или вроде того. Вот так они там живут.

Они там. Он все еще там, он все время был там. Ему совсем нечего рассказывать.

— А как у тебя дела? — Он гладит ее по щеке. Чужая рука, прикосновение. Было или не было, было или…

— У меня… мне ужасно хотелось объесться, но я объелась только один раз и таблеток не особенно много глотала…

— Вот здорово, Андреа! Это же просто супер! — Слегка взъерошивает ей волосы — но ведь раньше он так не делал?

— Да, а потом… ну, немножко читала и рисовала, ну и так далее, встречалась с Янной, ездила в Столицу. Ничего особенного… — Он больше не трогает ее, положил руки за голову. Улыбается. Улыбается самому себе.

— А что касается еды, — улыбается он, — магазины явно не подготовились к рок-фестивалю. Но для нас были запасы в гостинице — шикарная гостиница, ты бы только видела. Комнаты с видом на воду. Длинный пирс, на котором мы устроили праздник.

Было или не было, было или не было, было или не было, было или…

— Как здорово, что все прошло так удачно.

— Отыграли мы отлично, ты бы только слышала. Даже смешно, как нас потрясающе принимали. Нашу пластинку ставили даже в забегаловках. Мы были повсюду! А после концерта… у нас брали автографы!

— Много девушек было, да?

— Андреа, — снова его рука касается ее плеча, — тебе не о чем, совершенно не о чем беспокоиться. Я ужасно скучал по тебе, понимаешь?

Было или не было, было или не было, было или…

— И тебе хватало на это времени?

— Милая моя, я на самом деле ужасно рад, что вернулся к тебе. — Рука скользит вверх по плечу, двигается к лицу, ко рту — хочется впиться зубами.

Было или не было, было или… «Каспер, ты был с кем-нибудь?»

— Ты в кого-нибудь влюбился?

— НЕТ, я же люблю тебя!

— Ты спал с кем-нибудь?

— НЕТ! Прекрати!

— Но хотел, да? Переспать с кем-нибудь?

— Нет. Вовсе. Не. Хотел.

— Целоваться, обниматься?

Каспер вздыхает.

— Зачем ты так, Андреа?

— Мне нужно выговориться.

— Ну и что, выговорилась?

— Надеюсь.

— Ладно. Нет. Я никого не обнимал, не целовал и даже не хотел — теперь ты спокойна? Можно мне поспать? Я довольно сильно устал, если хочешь знать.

Так было или не было? Что-нибудь, что могло произойти, что могло случиться…

— Ты сердишься?

— Нет, просто я думал, ты будешь спрашивать о другом. Такое чувство, будто ты не очень рада за меня.

Как только подействует таблетка, Андреа сможет смеяться над собой. Не презрительно, а тепло. Сможет гладить сама себя по щеке, говорить себе «милая», совсем как он, утешать. Но Каспер спит, а таблетка не действует. Он спит, улыбаясь во сне: вернулся домой, но все еще там. Там, куда ей не попасть. Не заглянуть внутрь: что там, под веками, под улыбкой?

Небо желтое, бананы синие. Небо желтое, бананы синие.

Без конца повторять скороговорку о том, как больно.

Она раскачивается на стуле: «Пусть я упаду и ударюсь головой о стену. Пусть на меня нападут по дороге в город. Пусть он проснется и скажет: „Я солгал. Разумеется, я встретил другую“». Тогда она сможет оставить его. Наконец-то она сможет оставить его.

Вот он лежит, изможденный, будто несколько дней подряд трахался: ноги раздвинуты, дыхание тяжелое и хриплое. Он лежит в их постели, но Андреа не знает, где он. Один и тот же вопрос постоянно вылезает из ее рта, как перископ: «О чем ты думаешь?» Никчемный пластмассовый перископ без каких бы то ни было тонкостей. «Кто у тебя там, внутри?» Ей нужно знать, нужно видеть то же, что и он. «Я хочу занимать в тебе больше места, чем мне отведено сейчас. ВДРУГ ЧТО-то СЛУЧИЛОСЬ, ВДРУГ Я СТАЛА МЕНЬШЕ?»

Он лежит в постели, и ей хочется забраться в его мысли, врасти в них, стать его частью. Он спит, и ей хочется убежать прочь, взрастить себя, скрыться навсегда. Надо бросить его, пока она не съежилась до микроскопических размеров и не исчезла. У Каспера столько других миров. А вдруг у Андреа есть только он? Что если он — это весь ее мир?

Андреа составила список, что-то вроде учетной записи. Дебет Каспера: Друзья, Девушки, Музыка в изобилии. Успехи. Счастье, которое то и дело светится в его глазах. Не дает ей покоя своей проклятой улыбкой, своими волшебными руками — скрипичными пальцами. Не оставляет в покое.