"Воздушные мосты" Третьего Рейха - Роман Ларинцев

Возможность посадки только на узкую полосу. Ночной взлет — посадка невозможны. Диспетчерской и иных наземных служб нет. Информацию получить ни у кого невозможно. Доставленные грузы были тут же разобраны подоспевшими солдатами. Обратно вывезли раненых и летный персонал, находившийся на аэродроме. Наши части производят впечатление недисциплинированных, солдат приходилось удерживать на расстоянии от самолета угрозой применения оружия». Это сообщение было передано в 15.30. А вот такую радиограмму послал Паулюс в 19.40 в адрес Группы армий, командования Воздушного флота и 8-го авиационного корпуса{107}:

«Аэродром Гумрак признан безусловно пригодным к ночной работе группой офицеров в составе капитана Пфайля, майора Кауфмана и майора Фройденталя. Взлетно-посадочная полоса размером 1000 на 100 метров. Охрана аэродрома и наземные службы функционируют в полном объеме. Размер аэродрома больше, чем Питомник. Светотехническое и приводное оборудование в наличии имеется.

Ускорьте решение вопроса, так как от снабжения зависит судьба армии.

Радиограмма направлена также в адрес командования Группы армий».

Не желая рисковать, авиационные начальники отдали приказ сбрасывать грузы на парашютах. В результате и без этого незначительные объемы поставок еще более упали. Это взорвало и до того бывшие натянутыми отношения между командованием 4-го ВФ и Паулюсом. Последний обвинил Рихтгофена в том, что для оценки обстановки он пользуется исключительно непроверенными слухами (хотя, в общем-то, Паулюс был не совсем прав). Сам Паулюс так оценил перспективу перехода на доставку грузов в «котел» только на парашютах: «Если ваши самолеты не могут приземлиться, моя армия обречена. Прилет каждой транспортной машины спасает тысячу человек. Разбрасывание груза с воздуха бессмысленно. Мы не можем собрать канистры с горючим, люди чрезвычайно ослаблены. Они не ели четыре дня».

Ситуация усугубилась еще и тем, что 16-го числа был оставлен Сальск и транспортные группы Ju-52 вынуждены были в очередной раз сменить свое место дислокации. Теперь они перелетели на аэродром Зверево (севернее города Шахты), где поступили под командование полковника Морзика, год назад руководившего демянским «воздушным мостом». Однако на следующий день, 17 января, мощный удар советской авиации вывел из строя и эту новую площадку. При налете 12 машин было уничтожено и около 40 повреждено{108}.

18 января немецкие аэродромы оказались погребены под мощным снегопадом. В этот день в «котле» сели всего две машины. Только 19-го числа, когда специально вылетавший в Гумрак командир третьей группы 27-й бомбардировочной эскадры майор Тиль доложил о возможности полетов туда опытных экипажей, аэродром принял одиннадцать Не-111, один Ju-52 и даже один FW-200.

А вот каким увидел аэродром Гумрак офицер 76-й пехотной дивизии И. Лозер, впоследствии написавший историю этого соединения. Он был ранен и доставлен на аэродром как раз 19 января. Вот цитата из его воспоминаний:

«Здесь и произошло такое, чего я никогда не забуду.

Солнце уже село, была сильная дымка, шел снег — почти сумерки. Я видел, как в месиво из мокрого снега садилась первая машина, бомбардировщик Не-111. В момент посадки самолет накрыла советская артиллерия и машина скапотировала. Целый день мы ожидали отправки. Погрузкой на самолеты руководил офицер зенитной артиллерии. Мы лежали в воронке на краю летного поля и хорошо видели происходящее. Садились “Хейнкели-111”, которым удавалось прорваться через завесу заградительного огня. Тотчас же из самолета начинали выбрасывать грузы, в основном продовольствие, иногда немного боеприпасов. На севшую машину буквально набрасывались пятьдесят — восемьдесят человек, тогда как реально могли улететь только десять — двенадцать. Военная жандармерия безуспешно пыталась отогнать толпу. Одиннадцать счастливчиков втискивались в самолет, и люки захлопывались. Машины стартовали под огнем советской артиллерии сквозь толпу жаждущих спасения. Некоторые из них цеплялись даже за плоскости самолетов. Вслед улетающим машинам неслись проклятия. Оставшиеся, полностью отчаявшись, больше походили на толпу затравленных волков, чем на людей»{109}. Заметим, что описанное Лозером не очень отличается от донесения командира экипажа «Хейнкеля-111», процитированного выше. Но не очень похоже на бодрую радиограмму командования 6-й армии.

В этой кризисной ситуации Гитлер решил назначить ответственным за снабжение «котла» заместителя Геринга, генерал-фельдмаршала Мильха. Немецкие историки до сих пор высказывают самые различные версии относительно причин такого назначения. Возможно, это был лишь политический маневр, рассчитанный укрепить решимость Паулюса держаться до конца. Не исключено, хотя кажется маловероятным, что Гитлер надеялся на то, что Мильх способен переломить ситуацию и 6-я армия сможет продержаться до повой попытки сё деблокады. Кстати, в нашей литературе редко упоминается тот факт, что 2-й танковый корпус СС, испортивший «праздник на нашей улице» в феврале—марте 1943 г. под Харьковом, перебрасывался на Восточный фронт именно для участия в прорыве кольца окружения 6-й армии.

Мильха наделили большими полномочиями. Его приказы в части снабжения Сталинграда были обязательны для штабов вермахта и люфтваффе всех уровней. Было даже принято не очень правильное с точки зрения принципов управления решение о двойном подчинении 4-го ВФ. В части боевого применения им по-прежнему командовал Рихтгофен, а по вопросам снабжения соединения флота подчинялись Мильху. Вполне естественно, что сам Рихтгофен резко (но безрезультатно) возражал против этого шага.

Прибывший в штаб 4-го ВФ в Таганроге Мильх сначала пытался увеличить количество самолето-вылетов в «котел» сугубо «административными» методами. Фельдмаршал даже пригрозил лично расстреливать нерадивых офицеров. Впрочем, кроме угроз Мильх добился направления из Рейха дополнительных контингентов обслуживающего персонала и новой авиационной техники{110}. С 27 января было организовано сопровождение транспортных машин истребителями. Из Сталинграда прилетел генерал Хубе, назначенный помощником Мильха по взаимодействию со штабами и частями сухопутных войск{111}. Но было уже поздно.

19 января соединения He-111 покинули Новочеркасск и перелетели в Сталино. Теперь Новочеркасск использовался только как аэродром подскока для дозаправки на пути в «котел». В последующие дни были оставлены (но также использовались как аэродромы подскока) Ворошиловград и Зверево. Самолеты с этих площадок были перебазированы в Константиновку и Таганрог.

Тем временем ситуация в «котле» стремительно ухудшалась. 22-го был потерян Гумрак. Аэродром Сталинградский, срочно подготовленный в качестве запасного, использовался только одни сутки. 23 января 1943 г. был потерян и он. В этот же день произошло ещё одно знаменательное, или, как теперь модно говорить, «знаковое» событие. В телефонном разговоре генерал-полковник Рихтгофен впервые обсуждал с командующим Группой армий «А» генерал-полковником Клейстом возможность переноса усилий транспортной авиации на кавказское направление. А уже 25-го числа генерал Фибиг получил указание всемерно ускорить эвакуацию войск с Кавказа, обеспечив ежесуточно вывоз не менее 2000 человек.