Бог без машины. Истории 20 сумасшедших, сделавших в России бизнес с нуля - Николай В. Кононов

Пантере предшествовали новые приключения. Ася подружилась с дилером Альбертом Саральпом, выбиравшим предметы для галереи London Contemporary Art. Саральп помог учредить ювелирную компанию, найти управляющего и стал приглашать Асю на закрытые аукционы.

В Лондон летели миллионеры, искавшие вещи «с историей». Ася лила в их уши легенды. Коллекционеры следили, как безумная разматывает клубок времени и показывает, как меняются вещи и как они меняют людей, как мастера толкались на палубе корабля, отплывавшего из Батума, и прощались с родиной, как девочка играла на ковре с ножницами и решила вернуть людям их прошлое или хотя бы оживить память о нем и предъявить их вещи миру.

Я верю, что на чемпионате по гипнозу Ася уделает самых прожженных цыганок. Но ее талант продавать не заслоняет мастерство, позволяющее выковывать вещи, которые обжигают.

Миллионеры мели сосуды, оружие, булавки со львами для галстуков и игральные монеты (30 граммов, золото). Ася отдавала вещи из рук в руки. Напутствовала: «Тяжелый предмет нагревается и его чувствуешь, золото — ощущаемый металл, в нем мое тепло».

Жизнь подскакивала игральной монетой. Аукционы принесли больше миллиона долларов.

«Летим в Питер, там финансист синагоги выдает дочь замуж, ей украшения, оттуда в Оман, акинаки, потом в Иорданию безо всяких кордонов, во дворец к Али. Потом везем бронзовые ручки для православного храма в Хосту — и обратно в кузницу, заказ работать…»

Асе нравилась эта свистопляска, и она с радостью ввергалась в нее, пока не устала.

Кочевая жизнь шута, мелькание городов — замечательно. Но она чувствовала, что душа не на месте.

Остановим ее и спросим то же, что у Вадима Ванеева.

Жаркий сентябрьский день. Ася держит в руках виски, лед вытесняет его из стакана. В ее саду немного деревьев, газон, сваленные в кучу велосипеды. Пахнет скошенной травой и медью.

«Здорово, что парни выросли как надо, — произносит Ася, рассматривая лед. — В детстве только благодаря бабушке у меня возникало ощущение своей Ойкумены, и я смотрела сквозь нее на остальное. А у них эта Ойкумена здесь, в доме, кузнице. Они не знают, что можно смотреть на мир по-другому. Вон реплика колокольчика, таким же две с половиной тысячи лет назад дети играли. Парни им с рождения звенят».

Приходит на ум вопрос о неразборчивости памяти и тщете сохранить обреченное на забвение. Отогнанный медью отлетает.

«Я устала и поняла, что теперь мой смысл не в бизнесе, — продолжает Ася. — Во-первых, семья, а во-вторых, те, кто после меня будут так же сидеть в архивах и расстраиваться, почему у дурацкого льва уши отливаются неканонические».

Дальше она говорит то, что вертится на языке. Предприниматель должен быть одержимым, но обратное не верно — одержимость не делает предпринимателем. Когда вокруг нет не то что менеджеров, а даже посредников, многие ремесленники ведут дела сами и захлебываются.

Если ты съешь тазик козьего помета, научишься дудеть в дудку без мундштука, но не дирижировать терменвоксами. Ей повезло — предназначение сияло так, что свет притянул дилера Саральпа.

Последний громкий заказ Асе сделал Али бин аль-Хусейн, когда женился. Невесте, журналистке CNN Рим Брахими, ковали свадебный наряд — золотой шлем, платье, оплечия и кинжал с указательный палец. Когда отгремел салют, принц обратился к жене: «Дорогая, я хочу, чтобы мы посетили родину черкесов и погостили у великих мастеров». Рим кивнула, а Ася занервничала — где, не в Хамышках же, селить чету?!

Однако вскоре Бин Хусейнович сообщил, что из-за политики ему затруднили въезд. Ася без колебаний отправилась в ОВИР за советом, как ускорить визу для друга из Иордании. «Всего-то делов, — рекомендовали из окошка. — Пропишите друга у себя». И тогда Ася предстала перед женщиной с домовой книгой.

Как выяснилось, та извела переплет зря — Али так и не приехал.

Тем временем Ася набрала учеников в кузницу. Аукционы прекратились, и она наносит точечные удары. На форум в Сочи A. Yeutykh привезла стенд с золотым акинаком, инкрустированным гранатами. К мастеру подвели Путина. Друзья сфотографировали их — Ася вещает об атрибуте царской власти, а Путин слушает и, кажется, не прочь, чтобы ему погадали по руке.

Спеша на самолет, я забыл позвонить в домоуправление № 3 и уточнить, прописан ли принц Али на Первомайской, 232, а потом желание как-то пропало. Если хотите, могу сказать телефон.

КОЛОКОЛ В СНЕГУ

Не то чтобы мне не нравился этот человек. Нет. Я не хотел ему грубить. Просто он совершал чудовищную глупость и делал это так уверенно, что его нельзя было остановить.

Представьте: у парадного подъезда, под взором камеры и проходящих коллег, седобородый старец с косичкой, в льняных штанах и сорочке, при строгом портфеле, сует тебе в карман пять зеленых бумажек. Дает взятку.

Оказавшись в Москве, он позвонил: хочу купить журналов со статьей обо мне, у вас в редакции есть? Я ответил: есть, приезжайте. Взяв номера, он начал совать в карман деньги, говоря, что я очень, очень помог. Не иначе крупный заказчик прочел статью и нашел его.

Не самая редкая история. Американскую Fast Wrap, упаковывающую нестандартные грузы, завалили предложениями о франшизе из России, после того как Forbes напечатал заметку о них. Дмитрию Осятинскому, производителю настольных игр из Новороссийска, банк не давал кредит. Отчаявшийся Осятинский швырнул банкирам номер с заметкой о себе — те сломались и дали денег.

Короче, я отказывался, а старец настаивал. «У тебя дети есть?» — «Есть». — «Ну вот это им». — «Не надо!» — «Слушай, не обижай меня, это не тебе, это им от меня, просто подарок».

Если честно, он меня раздражал. Бесило несоответствие его ремесла ушлости и апломбу купца, обделывающего дела. Не только когда он предлагал не корчить невинность и взять деньги, но и до того, когда я приехал к нему в степь, и он, потирая руки, показывал свои изделия — такой же древней силы, как черкесское оружие. Трудно представить Асю Еутых, которая вместо высокого, хоть и площадного искусства заклинания коллекционеров начала бы им подмигивать и просить платить наличными, а в чек писать сумму меньшую, чем получила на руки. Не смотрится.

Колея вела на задворки деревни и оттуда сквозь сады в поле. Мы ползли через снежные увалы, и машина раскачивалась от ветра. За стеной косого белого дождя чернели стога.

Подковыляв ближе, мы увидели, что это вовсе не стога. Среди степи, утопая в сугробах, росли колокола. Огромные, метра в четыре, и маленькие, гроздьями — десант, выпавший с небесного корабля в чернозем и увязший в нем.

Они плыли мимо, а впереди из метели проступал завод, где также возвышались припорошенные отливки — эти на деревянных помостьях. Два цеха, печь, где плавят олово и медь, да несколько огромных ям в земле, в которых притаились залепленные глиной колокола. Дон огибал заводик как змей.

«Колокола — дети», — говорил другой литейщик. «Ты производишь их на свет, превращая в нечто осмысленное, отдаешь в жизнь, а потом понимаешь, что отдал себя и что выпущенное тобою — это немного ты. Наверное, так со всеми вещами, которые сделаны руками, — оговорился он. — И вот часть тебя висит на звоннице, вымачивается ливнями, зеленеет от лет, раскачивается». Мастера, чьи колокола сбрасывали безбожники, переживали ампутацию.