Начало и конец - Екатерина Теверовская

– Во сколько хотите выезжать? – не давая определённого ответа, спросил Джереми.

– Часа в два. Можем сдвинуть время, если у тебя всё же есть желание, но там по времени есть планы. Мама – ну она точно будет нас там ждать, – печально улыбнулся отец Джереми.

– Хорошо. Пока точно не знаю, ближе к обеду, думаю, всё станет яснее. Слушай, у тебя сохранилась дедушкина винтовка? – как бы между прочим решил узнать Джереми. Из-за всех последних событий он не чувствовал себя в безопасности, даже с учётом заполонивших улицу журналистов.

– Garand? М1 тысяча девятьсот тридцать шестого года, калибра семь-шестьдесят два. Восьмизарядная. Отец с ней всю войну прошёл, конечно осталась! – продекламировал отец Джереми радостным голосом – он был просто без ума от неё, Джереми в детстве запрещалось даже прикасаться к ней. Лишь когда ему исполнилось пятнадцать лет, они выехали в лес, отец развесил мишени и впервые в жизни дал винтовку в руки сыну. Джереми до сих пор помнил, как после той поездки в импровизированный тир с неделю слышал звон в правом ухе, а ещё с месяц различал им звуки на порядок хуже, чем левым.

– Подумал, быть может, как-нибудь выедем пострелять? Как тогда, в детстве, – предложил Джереми. Тем самым у него была возможность проверить боеспособность оружия и притом не волновать лишний раз отца объяснениями настоящей причины своей заинтересованностью огнестрельным оружием.

– Да, конечно. В понедельник или вторник, как думаешь?

– Я только «за», – искренне улыбнулся Джереми.

Ровно в четырнадцать часов оба Джереми сидели в гараже в машине, ожидая, пока к ним присоединиться Шая. Один раз она уже садилась на переднее пассажирское сидение, но спохватилась, что забыла связанные ею для тёщи шерстяные носки – ведь именно Нолвен Уилборн в своё время обучила её вязанию – а также заодно решила проверить, выключила ли плиту после готовки обеда.

Наконец, когда семья Уилборн оказалась вся в сборе в фордике, двери гаража раскрылись и они вновь были вынуждены пробираться сквозь нахлынувшую толпу журналистов. Как и субботним утром Джереми скрывался на заднем сидении, а его отец делал вид, будто ничего сверхординарного и необычного не происходит. Тогда как мама Джереми вся сжалась и испуганно прижимала к груди свою сумочку.

– Когда же они уже успокоятся, Господи… – бормотала она, а на глазах выступали слёзы.

– Не переживай, милая. Всё в порядке. Просто не обращай внимания. Пусть там топчутся, проехать же не мешают, – спокойным тоном старался успокоить её муж.

Джереми же хотелось выскочить из машины и… наорать на всех них? Кинуться избивать кого-то? Он не знал, что ему делать. Его мучила совесть за все те переживания, что он доставил родителям – ведь он прекрасно всё понимал, как бы они ни старались показывать, что его присутствие не обременяет их. И всё же всё, что ему оставалось делать, это сидеть как можно сильнее складываясь пополам, чтобы его с как можно большей вероятностью не заметили. Иначе их машине уже точно не дадут убраться отсюда подальше.

В остальном же дорога проходила гладко. Уилборн-старший вёл машину, соблюдая все скоростные режимы, благодаря чему у Джереми были все шансы даже немного вздремнуть, так как вместо двадцати минут по навигатору их путь такими темпами должен был продлиться с минут сорок. По пути они заехали на заправку, на которой купили некогда обожаемые Джереми хот-доги по-французски и по большому стаканчику латте, съев и выпив всё это за небольшими пластмассовыми столиками в зале. После чего продолжили свой путь под монотонный голос диктора, зачитывающего какую-то книгу, который выбрал Уилборн-старший. Всё это вызвало ностальгические чувства у Джереми-младшего. Он словно окунулся в детство, вернувшись в те редкие выходные, когда у отца получалось вырваться с работы, и они отправлялись на машине в какое-нибудь однодневное путешествие, точно также подкрепляясь на заправках и останавливаясь в каких-нибудь сохранившихся интересных местах, пусть и немногочисленных. Конечно, они не шли ни в какое сравнение с тем, что Джереми увидел в Польше. Несчастные руины или даже просто лежащий камень, вокруг которого стоит с десяток указателей и информационный щит, а на нём расписана богатая история этого камня, некогда являвшегося частью какой-нибудь усадьбы или крепости. Особенно тяжело приходилось экскурсоводам, водившим группу по кругу и старавшимся как можно более живописно пересказать всё то же самое, что написано на информационном щите, но растянуть это на обещанный группе час экскурсии. Тогда как в Польше был почти полностью отстроен Мальборк – резиденция магистров Тевтонского ордена, восстановлен Гданьск, с его столь сказочными, будто пряничными домиками, поддерживалась мало пострадавшая во время войны Торунь… Да даже сколько раз Джереми выезжали с Яной просто покататься по узким дорогам, с высаженными вдоль них липовыми аллеями, которые, казалось, ведут в тупик – как вдруг из-за леса где-то впереди виднеется на холме целый замок или в обычном, казалось бы, ничем не примечательном поселении, въезжаешь в сохранившийся центр Средневекового городка с черепичными крышами и мощёными улочками. А ведь в детстве Джереми был уверен, особенно после уроков истории, что Польша – страна нищая, в которой нет совершенно ничего. Вообще, несмотря на, казалось бы, столь стремительное развитие технологий, открываемые ими возможности доступа к чему угодно, связи с кем угодно и когда угодно – всё равно везде, как понял Джереми, стараются вбить в головы древнейший постулат «у нас хорошо – у них плохо». Одним словом – пропаганда, в её самом базовом и стандартизированном проявлении.

Асфальтовое полотно постепенно ухудшалось: количество трещин, ям и углублений всё увеличивалось, по мере отдаления от хоть и захолустного Бритчендбарна, но всё же являвшегося городом и поддерживающего какую-никакую, но инфраструктуру. Теперь Уилборн-старший был вынужден объезжать все эти препятствия, петляя в своей полосе, а иногда и по всей дороге, что-то бормоча себе под нос, отдалённо напоминавшее ругательства и проклятия. Вокруг машины сплошным пятном произрастал пестривший различными зелёными оттенками лес, скрывающий за собой тянущиеся на многие километры болота и буреломы, которые никто не чистил уже многие и многие годы. Устав наблюдать за однообразными пейзажами за окном, Джереми вынул из кармана телефон и принялся вновь рассматривать фотографии записей отца Фоджестона, думая теперь уже больше не о самих записях, а о том, стоит ли ему попросить о помощи Джули.

Но времени на размышления, как оказалось, у него было немного: отец резко повернул руль направо, и колёса семейного фордика теперь с шумом рыхлили грунтовую дорогу, ведущую в пансионат «Приют надежды», как гласил указатель, который мельком успел прочитать Джереми.

– «Приют надежды»… – пробурчал Джереми не сдержавшись.

– Не нравится название? – догадался отец.

– Это же бессмыслица. Чьей надежды, какой приют? Людей, которые там? Надежда тогда чего – безболезненной смерти? Тогда уж проще и дешевле застрелиться. Если родственничков, которые ждут не дождутся наследства, то окей, тогда вопросов к названию нет.

– Прямо чувствуется, как в тебя вселяется бурчащий направо и налево дед, ей-богу. Ведь так, Шая? – рассмеялся Уилборн-старший, а его жена лишь слегка улыбнулась, явно не решаясь целиком поддержать мужа, чтобы не расстроить Джереми, но при этом и не расстроить мужа: она всегда старалась угодить всем и не занимать в спорах и тем более конфликтах чью-либо сторону. Чтобы удостовериться, что она поступила правильно, мама Джереми украдкой взглянула на реакцию сына в зеркало заднего вида.