Наша песня - Дэни Аткинс

Однако, к моему удивлению, он не согласился.

– По-моему, ты сказала, что устала.

– Для этого никто никогда не устает, – кокетливо и с улыбкой ответила я.

В его глазах вспыхнул такой знакомый огонек, всегда зажигавший во мне пламя ответного желания. Но на сей раз он погасил его.

– Вообще-то я очень ждал этого дня, – произнес он. – Ты уверена, что не попытаешься пойти на попятный из страха, что я перекатаю тебя на коньках?

Я улыбнулась и снова откусила от длиннющего хот-дога, который решила доесть во что бы то ни стало.

– Этого никогда не случится. На коньках я катаюсь лучше, чем на лыжах, сам знаешь, – уверенно заявила я, вытирая с губ кетчуп бумажной салфеткой. – Я просто подумала, может, перенесем это на завтра, вот и все.

Дэвид покачал головой, и в его глазах мелькнуло разочарование.

– На завтра у нас довольно плотный график, а у меня билеты на сегодняшний сеанс, начинающийся в половине пятого. Нам, наверное, придется сто лет простоять в очереди, если мы захотим изменить план.

Это был его козырь. Он знал, что я терпеть не могу мерзнуть в очередях.

– Да ладно, ничего страшного. Поехали сегодня, как планировали, – сказала я, вставая из-за стола, пока он расплачивался. – Когда потом станешь мазать синяки, помни, что получил их, отказавшись от моего нежного тела.

Он улыбнулся, и мне показалось, что в его глазах мелькнуло облегчение.

– Вообще-то я предвкушаю и синяки, и тебя в своей постели. Может, тебе придется обходиться со мной понежнее, – подзадорил он меня, обняв за шею и притянув к себе, чтобы поцеловать.

На катке царило столпотворение, однако в ту же секунду, когда мы выкатились на лед, я порадовалась тому, что он уговорил меня поехать. На площади словно царило некое волшебство. Не знаю, исходило ли оно от огромной рождественской елки, сверкавшей тысячью разноцветных огней в предзакатных сумерках, или от позолоченной статуи Атланта, или же от бурлящих подсвеченных фонтанов. Наверное, от всего сразу. Не нас одних очаровала окружающая атмосфера. Мы видели похожее выражение на лицах почти всех людей, мимо которых катились – тепла, доброжелательности, предвкушения Рождества и радостного возбуждения.

На самом деле, Дэвид катался куда увереннее и искуснее, нежели хотел заставить меня поверить, с виноватой улыбкой признавшись, что на первом курсе играл в хоккейной команде. Он взял меня за затянутую в перчатку руку и умело провел мимо семей, парочек и многочисленных туристов, которые съехались сюда по той же причине, что и мы. Так, по крайней мере, мне казалось.

Из многочисленных динамиков, расставленных вокруг катка, звучала рождественская музыка, и праздничная атмосфера заражала всех – не только катавшихся, которые сталкивались, сцеплялись и спотыкались вокруг нас, но и зрителей, обступивших каток со всех сторон.

Полуторачасовой сеанс подходил к концу, когда начали падать первые мягкие хлопья снега. Я подняла голову к вечернему небу, простиравшемуся над двумя сотнями флагштоков с флагами ООН, окружавшими каток, и смотрела на падающий снег. Я чувствовала, как снежинки мягко падают на мое поднятое кверху лицо, словно хрусталем обрамляя мои ресницы.

– Ты похожа на снежную королеву, – прошептал Дэвид, подкатив ко мне сзади.

– А разве она не коварная и злобная?

– Ты не коварная и не злобная, – прошептал он мне на ухо. Я могла бы назвать по крайней мере одного человека, который бы не согласился с ним, но мне меньше всего на свете хотелось, чтобы она испортила это дивное мгновение. Я и так уже слишком долго таскала ее с собой, чтобы самой отравлять себе жизнь. Наверное, гораздо дольше, чем даже Дэвид, впервые призналась я себе. Фрейд бы повеселился на славу.

– Просим посетителей покинуть каток для очистки льда, – пробубнил из динамиков повелительный голос, тем самым знаменуя окончание нашего катания. И хотя мне стало грустно, что оно завершилось, я втайне предвкушала возможность скорее попасть куда-нибудь в тепло.

– Пусть сначала схлынет толпа, – произнес Дэвид, обняв меня за талию и вытаскивая из потока катавшихся, медленно двинувшихся к выходам. – Давай-ка сделаем еще кружок, пока лед пустеет.

Мы отъехали от плотной группы людей и, не боясь, что менее опытные катальщики попадут к нам под коньки, набрали скорость.

На льду оставалось все меньше людей, и я с тревогой посмотрела на служащего в красной куртке, когда мы со свистом промчались мимо него вдоль самого края катка.

– Может, пойдем? Через пару минут нам велят уйти.

– Все нормально, – заверил меня Дэвид.

Снег пошел немного сильнее, мягко ложась на лед и закрывая бороздки, оставленные тысячами коньков, отчего поверхность казалась чистой, свежей и первозданно нетронутой. Новое начало. Я улыбнулась, вообразив себе эту дивную картину, и почувствовала, как Дэвид крепче обнял меня за талию, когда мы в полной гармонии скользили вдоль периметра.

– Закрой глаза, – тихонько произнес он.

– Что? Во время катания? Да я же упаду.

– Не упадешь. Я не дам тебе упасть, – ответил он с какой-то незнакомой мне хрипотцой в голосе. – Ты мне веришь?

– Больше всех на свете, – ответила я сдавленным от внезапно нахлынувших чувств голосом.

– Тогда закрой глаза.

Я сделала, как он просил, доверившись его защите и позволив его глазам вести меня сквозь тьму.

– Я люблю тебя, – прошептал он сквозь вихрь моих светлых развевавшихся на ветру волос. Он говорил эти слова раньше, много-много раз, но теперь в них слышалось что-то особенное.

– Я тоже тебя люблю, – ответила я, поворачивая к нему лицо и открывая глаза. На катке не осталось никого, кроме нас двоих, но я этого не замечала. Я не видела ничего, кроме выражения обращенного ко мне лица. Если мне доведется дожить до ста лет или больше, клянусь, я умру с памятью об этом взгляде, огненной стрелой пронзившем мое сердце.

Динамики, молчавшие все время, пока каток пустел, вдруг ожили первыми тактами песни. Я узнала ее по начальным, берущим за душу гитарным аккордам.

– Это же наша…

Но мне так и не удалось закончить фразу, поскольку он резко остановился вместе со мной прямо напротив сверкающей рождественской елки и, взяв мои руки в свои, опустился передо мной на одно колено.

Теперь я знаю, что из уст более тысячи смотревших на нас людей вырвались восторженные возгласы, поскольку видела все на ДВД, который нам дали, но тогда я их не услышала. Я не слышала вообще ничего, кроме слов Дэвида, когда он поднял на меня сверкающие голубые глаза, переполненные любовью.

– Шарлотта, я не мыслю своей жизни без тебя и не желаю себе иной участи. Эти восемь месяцев стали для меня самыми невероятными и прекрасными. Я так сильно тебя люблю, что проведу остаток своих дней, доказывая это. – Он очень ласково и осторожно стянул перчатку с моей левой руки. – Я хочу мечтать с тобой, прожить с тобой жизнь и вместе с тобой встретить старость. Пожалуйста, окажи мне эту честь. Прошу тебя, скажи, что выйдешь за меня замуж.