Девушка без Бонда - Анна и Сергей Литвиновы

Они прошли в кабинет шейха.

Там ощущение неприкаянности у девушки лишь усилилось. Хотя все здесь и осталось как прежде: идеальный порядок, золоченые корешки фолиантов за стеклом шкафа, компьютер, ти-ви и прочие гаджеты – но все равно казалось: здесь совершенно пусто. Нежилой дух. Ни единой бумажки на столе, и даже золоченые ручки на подставке выглядели так, словно ими давно не пользовались.

Ансар усадил ее на холодный кожаный диван, клацнул пультом. Экран телевизора услужливо вспыхнул – сначала помехи, потом дрожащее, явно любительское изображение: улочка средиземноморского городка, небогатые беленые домики, камера вдруг задержалась на лениво дремлющей кошке…

– А ты хорошо подготовился! – вырвалось у Татьяны.

– Что? – встрепенулся шейх.

– Даже диск вставил заранее. Все по плану, да? Встретить, покормить – и немедленно к делу?

Ей очень хотелось пробить наконец ту броню невозмутимости, в которую облачился Ансар. Пусть он взорвется, взбесится… хотя бы просто скажет ей что-нибудь нелицеприятное, резкое.

Однако шейх остался абсолютно бесстрастным. Даже на «паузу» не нажал – и спокойно велел:

– Смотри, пожалуйста, внимательно. Ты узнаешь этого человека?

Камера (все-таки явно снимал любитель) еще пару секунд попрыгала – дома, мощеная мостовая, ярко-голубое южное небо – и перескочила на крупный план: мужчина. Лет сорока пяти. Цепкий взгляд серых глаз. Волосы с проседью. Упрямо сжатые губы. Нитка аккуратно подстриженных усов. Несомненно, европеец, но не грек, не итальянец и не испанец. Скорее англичанин – Тане он чем-то напомнил Дэниела Крейга – нового Джеймса Бонда. Уверенный в себе, но несколько, в сравнении с Пирсом Броснаном, вяловатый. И еще на кого-то он походил… На кого-то, знакомого ей лично… Но походил не внешне. Лицо – овал, нос, глаза, губы – Татьяна явно видела впервые. Однако было что-то очень, очень знакомое во взгляде, в изломе бровей…

И у нее вырвалось:

– Это же Чехов! То есть, как его настоящее имя, – Костенко!

Чехов! Когда-то называвший себя ее куратором. Сильный, умный, располагающий к себе. Человек, на которого, казалось, она может положиться. Всегда. И в итоге оказавшийся предателем, без малейших сомнений отправившим ее на страшную смерть.

В груди похолодело, а в щеки, наоборот, ударило жаром. Ансар же остановил диск и с удовольствием произнес:

– Да, это он, Таня.

– Но…

Девушка запнулась. Она лихорадочно соображала. Ведь Костенко – он же работал на Ансара! А сейчас получается…

– Дай мне пульт, – потребовала Садовникова.

Абсолютно естественная фраза – для творческого директора в рекламном агентстве. Таня привыкла всегда держать в руках пульт, в прямом и переносном смысле. Ансар же явно услышал приказ чуть не впервые в жизни. Однако пульт протянул. И терпеливо ждал, пока Татьяна, то и дело останавливая запись, разглядит и человека, и дом, в который тот заходит. А когда она наконец покончила с крошечным, на две минуты (совсем как рекламный ролик!), фильмом – с удовольствием произнес:

– Я долго его искал. Слишком долго. Этот человек умеет прятаться. Схорониться на крошечном, с населением в шестьсот человек, греческом острове было, безусловно, хорошим решением. Но не идеальным… И я готов сказать тебе, как называется этот остров.

– Значит, ты сдаешь Чехова-Костенко. Зачем? – Таня пристально взглянула на шейха.

И неожиданно услышала – совсем не царственное, но человеческое, какое-то даже виноватое:

– Ох, Таня… Это долгий и не очень приятный – для меня! – разговор. Я… я хочу покончить с этим, потому что просто устал.

Она иронически вздернула бровь:

– Принести тебе подушку?

Ансар же не обратил внимания на издевку, задумчиво продолжал:

– Мне сорок два года, Таня. Из них я тридцать пять лет живу на Западе. Мне было семь, когда отец отправил меня в Англию, в Баксвуд. Хорошая частная школа: интересные уроки, спорт, разнообразные activities. Я впервые попал в Европу, но сразу почувствовал: я будто здесь родился. Это было мое, мое, понимаешь? Я сразу, буквально в один день, принял все: и свою комнату – о ужас, не личную, а на четверых. И дисциплину. И столовую, где мы обедали. И теннис. И регату. Моими соседями по комнате были ребята из очень обеспеченных семей, у двоих родители входили в список «Форбса». Но этого будто никто не замечал, и в первую очередь они сами. Свободно перемещались по всей территории школы и ездили на экскурсии, а по выходным спокойно удирали в Лондон. И только я – я! – всегда ходил с охраной. Где бы я ни был – в классе, на тренировке по теннису, в кабинете у врача, – снаружи меня всегда ждали двое бодигардов. И я даже не пытался от них отделаться… С тех пор прошли годы. Я окончательно интегрировался в западную культуру, полюбил ее, полностью принял – но так и не стал здесь своим. Я – мусульманин, и мусульманин не рядовой. Я не просто должен жить по законам своей нации, но – противопоставлять себя остальному миру. Так жили все мужчины в нашем роду. И точно так должен был вести себя я. Это не обсуждалось. Я никогда не говорил тебе впрямую, но ты, конечно, догадывалась, в чем заключалась специфика моего существования. Мы ведем священную борьбу, и я был просто обязан принимать в ней участие.

Ансар умолк, склонил голову. Таня сделала вид, что не поняла намека, хотя ей было давно известно: шейх финансировал многие громкие террористические акты последних лет. И в одном из них она – по его приказу – принимала участие. Благодарение богу, что никого не погубила.

– Не понимаю, чем ты недоволен. На мой взгляд, ты живешь очень даже неплохо, – усмехнулась она.

– Да, – спокойно согласился Ансар. – Я по-прежнему богат – если ты это имеешь в виду. Только моей яхте запрещен вход во все порты Америки и Европы. Я не могу – легально! – въезжать в страны Запада. Не могу пользоваться своими официальными банковскими счетами – даже в некогда лояльной Швейцарии…

– Может, тебе денег одолжить? – снова хмыкнула Садовникова.

Ситуация начинала ее забавлять. И еще – она по-прежнему не понимала, чего Ансару от нее нужно. Не любви, это стало понятно давно, но что тогда?

– Ну, до такой степени я еще не пал, – усмехнулся шейх.

– Ты не ответил на мой предыдущий вопрос, – поморщилась она. – Я спросила: почему ты сдаешь мне Костенко? А ты покаянную речь завел…

– Таня, – сухо произнес Ансар, – я действительно хочу начать новую жизнь. С твоей помощью – и тех людей, что за тобой стоят.

В первую секунду Садовниковой показалось, что она ослышалась. А потом девушка просто расхохоталась:

– За мной – стоят? О ком ты?

– В первую очередь о твоем отчиме.

– А что – отчим?! Он просто пенсионер!

– Он не просто пенсионер, Таня, и ты это прекрасно знаешь. Он вхож во многие высокие кабинеты Лубянки. У него там много друзей.