Шанс? Параллельный переход - Василий Кононюк

— Все село уже знает, батьку, что мне святой является — Илья Громовержец. Не знаю, кто разболтал, наверное, сестры мои. Ну и как кинулась на меня Настя, словно ворона, и пальцами мне глаза вынуть хочет, так схватил ее и говорю: мол, сказал мне святой Илья, что кара страшная ждет Оттара, что не будет ему после смерти покоя. Будет он вставать из гроба и искать тех, кто про дела его черные ведал, и, пока всех за собой в могилу не утащит, не успокоится. Так что, говорю, ты, Настя, кол осиновый готовь: как придет за тобой Оттар — может, колом-то и отобьешься. Так я пошутковал, батьку: как же он встанет, не встанет он — отпет по обряду, на земле освященной похоронен, только Господь в Судный день его поднять может. Но, видно, нечистая у нее совесть, что так испугалась. Вот и вся история.

— Да что это за язык у тебя, Богдан, хуже помела. Да лучше бы ты ее побил, Богдан, чем такое говорить.

— Да как можно, батьку, похороны ведь, да и что бы люди сказали, стань я вдову кулаками отхаживать?

— Ну, тогда нагайкой ей по заднице, небось по такой не промахнешься, а то нагнал страхов бабе. А если она головой повредится, что делать будешь? А у нее дети малолетние. А ну, одевайся да беги скажи, что придумал ты все.

— Так если я среди ночи греметь начну, то она, поди, еще больше спужаться может.

— Тоже верно, ладно, может, до завтра ничего ей не сделается, а там в церкви увидимся, я ей сам все скажу. И вот что, Богдан: с сего дня все, что тебе твой святой говорит, ты только мне рассказываешь, и больше никому. А за свои шутки, как с похода вернемся, получишь нагаек, чтобы ты думал, о чем шутковать, а о чем помолчать.

«Искусство может потребовать и таких жертв. Вот к чему приводит жажда славы и признания. Нет чтобы чистосердечно рассказать, что вдове говорил, — захотелось местным сказочником стать, вот и получай. Разве что в походе прославлюсь и отменят мое свидание с легендарной казацкой нагайкой, которой, говорят, умельцы полено колют».

Подсохший лист болиголова дымил почти как табак, и, подышав для профилактики ядовитым дымом, я лег и сразу отключился. Немудреная терапия оказалась действенной, и кошмары, которые даже не удалось запомнить, не вызывали приступов удушья.

Встали все еще затемно, и едва мне удалось умыться, как зазвонил колокол, созывая на заутреню. Служба, по сравнению с моей прежней жизнью, прошла заметно быстрее. То ли отец Василий, страдающий похмельем после вчерашних похорон, решил представить сокращенную программу, то ли это была обычная для него продолжительность, но все закончилось за полчаса.

Когда все начали расходиться, улучивши момент, когда возле батюшки никого не было, я задал наконец вопрос, мучивший меня все это время. Нельзя сказать, что мной не было предпринято попыток выяснить этот вопрос раньше. Но все мои усилия были тщетны. На все мои задаваемые в ходе разговоров вопросы типа: «А когда это было? А в каком году это было?» — неизменно следовали ответы типа: «Это было три года назад. Это было в тот год, когда случилось сильное наводнение», — или что-то в этом роде. Как оказалось, ни один человек не помнил абсолютных чисел. Запоминать год казалось настолько же ненужным, как современному школьнику кажется ненужным при наличии калькулятора знать таблицу умножения. Пока мне не удавалось найти отличий с моим миром, и я надеялся, что разговор с попом внесет какую-то ясность в мою жизнь.

— Отец Василий, а скажи, какой сейчас год?

— А зачем тебе, отрок Богдан, то знать? — с подозрением глядя на меня, спросил батюшка.

— Не ведаю, знаешь ли ты, отче, но как ударился я головой, начал мне святой Илья являться во сне и учить меня. Хочу запомнить, в какой это год со мной случилось.

— И чему же учит тебя тот, кто является? Казаков убивать? Я вчера двоих отпевал, тобой убитых.

— Если я убил, так почему меня, отче, казаки живым в могилу не положили и не накрыли гробом покойника, как это полагается? Почему я живой до сих пор? Или ты тоже, как многие здесь, инородцев за людей не считаешь? Ахмет мне в спину стрелял, я что, ближе должен был к нему подойти, чтобы он не промахнулся? Если и есть мне в чем покаяться, так это в том, что казак Загуля жив остался — не смог я его к ответу призвать, а другие не хотели. Но Бог добр, пересекутся еще наши пути-дорожки, искуплю я свой грех. Ладно, пойду я, отче, собираться пора.

— Шесть тысяч восемьсот девяносто восьмой год от сотворения мира сейчас на дворе, Богдан, запомни этот год. Ты считаешь, ты их в честном бою победил. Только честных боев не бывает, Богдан, и христианская кровь тобой пролита. И не верь тому, кто является тебе, ибо сказано в писании: «И явятся лжепророки, и многих сведут они с пути».

— Хорошо, отче, я буду тебе рассказывать, что он говорит. Как вернемся, я все тебе перескажу, а ты мне скажешь, где правда, а где ложь.

— Вот это правильно, Богдан, ибо, как сказано в писании, «рядятся они в овечьи шкуры, а сами волки лютые».

«Сказал бы я тебе, отче, на русском, что думаю, да нельзя — ты тут один такой красивый на всю округу, и ссориться с тобой смерти подобно. В этой Богом забытой земле, которая была на окраине Золотой Орды, а стала совсем недавно на окраине Литовского княжества, вера — это единственная опора людей, тот стержень, который не дает им скатиться до животного состояния, несмотря ни на что. А ты тут единственный представитель Церкви на два села и два десятка хуторов. И хотя видно, что ты умом не отличаешься, но на свою вотчину никому позариться не дашь. И пацан, которому что-то является, это, конечно, лишняя головная боль. И как минимум ты, отче, должен этот фактор держать под контролем. Надо — значит, держи, мне это только на пользу. Если ты подтвердишь хотя бы раз, что это действительно святой Илья со мной беседует, это существенно упростит мое положение в этом непростом одна тысяча триста девяностом году от Рождества Христова. Это если на наш мир ориентироваться. Княжить должен в Литовском княжестве Ягайло. Ягайло, который уже три года назад подписал с поляками унию и формально крестил Литву в католическую веру, должен унаследовать польский трон после смерти Ядвиги. Дома, в Литовском княжестве, его все ненавидят, поэтому он там и не появляется. Вот это уже можно проверять: как история у нас — сходится или нет. Помнится, там все друг с другом воюют — Новгород, Псков, Москва, крестоносцы, поляки, союзы друг против друга меняются каждый месяц. Но это все далеко на севере. А у нас, на югах, полная анархия и бандитизм. Ладно, потом будем вспоминать, впереди ответственный поход, готовиться надо».

Затем начались сборы. Еще вчера атаман дал распоряжение, чтобы каждый двор приготовил по четыре снопа камыша. На заводных коней, которых потом должны были вернуть обратно в деревню, грузили снопы, веревки, ремни, доски для плота и даже между двух коней подвесили маленькую лодку-плоскодонку, в которой с трудом помещались два человека. Весь этот обоз в сопровождении всех, кто собрался к этому времени, шагом выехал из села и направился к Днепру. Атаман оставил Давида собирать всех прибывающих казаков и, дождавшись отряда Непыйводы, отправляться вслед за нами.