Всё начинается со лжи - Елена Лабрус

Я выдохнула. Нет, всё же не дышала.

И увидела его сведённые мышцы на спине, когда Машка повторила:

— Па! — и вдруг ахнула: нашла в пакете книжку. Усердно засопела, вытаскивая купленный бабушкой подарок. — Я сама! — гордо отказалась от его помощи. И ведь вытащила же. — Пачитаишь мне?

— Конечно, — развёл он руками. А что ещё он мог ей ответить? Ей вообще отказать трудно, даже мне.

Ох, не завидую я тебе, Па! Будет она верёвки из тебя вить! Ой, будет!

В домофон позвонили. И Верейский кинулся открывать, а я стукнулась головой о шкафчик. С чувством. Несколько раз.

Ну вот и всё. Всё. Пути назад нет.

Я хотел подарить ей вселенную.

На самом деле всего лишь отвезти в планетарий, но это почти то же самое. Лежать там на мягких подушках, держа её за руку. Смотреть в звёздное небо. Понимать, что эта вселенная принадлежит нам. И мечтать. О чём-нибудь на двоих. О чём угодно, только обязательно на двоих.

Но это было куда круче, чем любой планетарий.

То, как мы вместе готовили ужин, пока мануальный терапевт работал с её мамой.

И как потом ужинали вместе.

Правда её мама, повеселевшая и ободрённая прогнозом и проведённым лечением, вела допрос с пристрастием. Элькина рука лежала под столом на моём бедре, и я её только крепче сжимал, чтобы она не переживала: я виртуозно умею уходить от каверзных вопросов. Хотя, признаться, некоторых я совсем не ожидал.

Например, про Сочи.

— Так вот, значит, где вы познакомились, — понимающе кивнула Екатерина Леонидовна и вдруг замерла, сжимая в руке вилку. — Это когда же было-то, Элечка? Напомни мне.

— В сентябре, — определил я Эльвиру с ответом, назвав и год.

Женщина понимающе кивнула.

— Значит, в этом сентябре будет пять лет. А в июне нашей…

Но Эльвира глянула на неё недобро, и она не закончила какие-то непонятные мне подсчёты и поспешила сменить тему.

— А вы, значит, бизнесмен? — всунула она Матрёшке, сомневающейся какой рукой есть, ложку в правую руку. Но та рассердилась, ложку бросила. Сползла со стула и убежала, как ей бабушка ни грозила.

— Ну, можно и так сказать, — улыбнулся я, когда снова завладел её вниманием.

— А жена ваша чем занимается?

— Моя будущая жена? — невозмутимо уточнил я. — Пишет докторскую диссертацию. И, боюсь, я вряд ли смогу правильно назвать все слова, поэтому воздержусь от названия её работы.

— О как! Похвально! Элечка тоже работает над докторской.

И если бы не впившие в моё бедро ногти, я бы решил, что моя учёная леди и не заметила странного совпадения, как её мама.

— Мам, доешь Машкин салат или я уберу? — встала она. — Она точно не будет.

— Ну, давай, давай, — подставила она свою тарелку, — не выкидывать же. У неё сейчас возраст такой, поперешный, у Машки, — поясняла она мне. — То мурлычет весь день, ластится, помогает. Вместе лепим, рисуем, играем. А то рычит свирепым тигрёнком: «уйди!», «не буду!», «я сама!». Ей скоро четыре, в…

— Мама! — снова рыкнула на неё Эльвира и посмотрела, не соврать, предупреждающе? Угрожающе?

И я бы, наверно, разобрался что к чему, о чём так настойчиво хотела проболтаться её мама, а Элька не разрешала, если бы мне не позвонили.

Не ответить я не мог. Не зря же после вчерашнего разговора с Пашутиным собрал с утра свою команду, раздал указания, определил цели и направления. И парни трудились не покладая рук, несмотря на выходные. Завтра, перед предстоящими торгами, работы было ещё больше, несмотря на воскресенье. И мне звонили сказать как идёт подготовка и уточнить детали.

— Ладно, Элечка, поеду я.

К тому времени как я поговорил и вернулся, Екатерина Леонидовна засобиралась домой.  

— Мам, да оставайся. Ну куда ты потащишься после иголок и массажа? Отлежись. Завтра же опять приезжать, у меня с обеда дежурство в клинике, — уговаривала её Элька.

— Я помню, доча, помню, — не глядя на неё, одевалась мама. — Но там отец один, волнуется. А завтра мы вместе приедем, не переживай.

— Екатерина Леонидовна, я вас отвезу, — недолго думая, засунул я ноги в кроссовки. — Мне тоже пора. Спасибо большое за ужин!

— Ох, это вам спасибо, Павел. Ничего если я так, без отчества? — она продолжила, когда я кивнул. — И за помощь. И за доктора. Доберусь я сама. У вас поди дела. Ещё я на вашу голову.

— Дела подождут, — мимоходом глянул я на свою оставшуюся на вешалке ветровку и решительно открыл дверь. — Вы меня совсем не затрудните, — оглянулся. — Пока, Матрёшка!

— Пока! — спряталась она за маму, а потом всё же высунулась. Вытерла кулачком нос. — А ты исё плидёшь?

Что я там говорил на счёт того, что виртуозно умею обходить неудобные вопросы? Как же я ошибался! И пусть точно знал ответ: Да! Ещё как приду! Но на меня смотрели сейчас не только эти серые глазёнки.

— Не знаю. Если можно, — пожал я плечами, присаживаясь на корточки и протягивая Матрёшке руку.

— Плиходи! — потрясла её она. — Я буду здать.

— Да, конечно, приходите, — заторопилась подтвердить приглашение внучки и бабушка. И даже свирепый взгляд Эльвиры её не остановил. — Когда сможете.

— Спасибо за приглашение!

Эльвира выразительно посмотрела на  мою забытую куртку.

Но я сделал вид, что заторопился помочь её маме, улыбнулся и молча закрыл за собой дверь.

Он приехал спустя три часа, которые показались мне вечностью.

— Ты сумасшедший, да? — уткнулась я в его плечо, когда он прижал меня к стене.

Сердце бешено колотилось в груди. Дыхание перехватило.

 — Ещё какой сумасшедший!

Он завалил всю прихожую игрушками. Вручил мне букет, от которого тут же избавился, чтобы не мешал. И мы оба знали, что ветровку он мог бы не забывать, потому что вернётся.

Пока я его ждала, убирала со стола, купала и укладывала спать Матрёшку, всё представляла себе, как это будет. Как он пройдёт, начнём разговор, а потом настанет такой неловкий момент…

Наивная. С ним разве бывает неловко?

— А поговорить? — выдохнула я, умирая в его руках.

— Обязательно, — шепнул он.

Где-то в тот момент, когда его губы коснулись моих, во всём мире выключили свет. Потушили звёзды, чтобы он нам не мерцали. Задули луну, чтобы не подглядывала в окно. Попросили заткнуться собак. И даже птицы, кажется, пролетая над городом, вежливо молчали и терпели.