Последний брат - Лев Соколов

— Отец?

— Да, твой отец… Великий хаган, Хуран-Бохо…

— Что? Что он?…

— Нет, давай-ка теперь я начну с самого начала. — Император помолчал. — Амар, мы с твоим отцом долгое время были добрыми соседями. Это потому, что до того мы кроваво воевали.

— Как это?

— Знаешь, у моих русских этериотов есть хорошая поговорка: «Добрая война лучше худого мира». Разумеешь ли, о чем сказано?

— Воину война всегда в радость, василевс. — Покачал головой Амар. — В ней слава и добыча. Но ты, наверное, мыслишь о большем…

Диодор улыбнулся.

— Война все решает и определяет. В ту или иную сторону. Война показывает, кто силен, а кто слаб. Кто укрепился, а кто сгнил. Война прочищает зрение правителям от иллюзий, которыми отравляют их льстивые сановники. Только вот правда эта непомерно дорого стоит простым людям, да и для самих правителей бывает смертельно горька… Мы с твоим отцом воевали. Отведали силы друг друга. Потому и стали после добрыми соседями. И мир был прочным, пока он был на троне.

— Вы воевали из-за куманов.

— Да, из-за кочевых куманов, давних недругов твоего народа и давних союзников моего. По крайней мере, формальная причина была такой, — усмехнулся Диодор. — Еще при жизни правившего до твоего отца, хагана Угэдея, вы отбросили куманов от Танаиса, Эрака и берегов Меотиды. За куманов пытался вступиться Русский Каганат. Но он сам так раздроблен междоусобицами, что я уже давно запутался, кого там считать архонтом[29]. Все эти десятки вотчинных каганчиков, которые рвут друг другу глотки за формальное верховенство… Муголы разбили объединенное войско Русского Каганата и куманов. Каганат обязался платить дань, а куманы большей частью, опять откатились, за Херас и далее, в земли венгерских турок, где они поступили на службу к турецкому королю. На некоторое время возникло затишье. Ваш хаган Угэдэй прожил свое, и стала править регентшей при сыне, его вдова Туракина. Но многим ветеранам она не нравилась, и когда был отравлен покоритель западных земель бег[30]Бату, ветераны обвинили в этом Туракину и взбунтовались. В результате кровавой смуты погибли все реальные претенденты на трон из «золотого рода» чингизидов, и новым великим хаганом стал тот, за ком пошло больше солдат.

— Мой отец, — прошептал Амар.

— Да, — кивнул Диодор. — Популярный у солдат полководец, твой отец — Хуран-Бохо. Утвердившись и успокоив распри, твой отец снова взялся за покорение земель. То, что начал Темучээн разгромив в раздираемых усобицами циньских землях, царства Цзинь и Ся, докончил твой отец, захватом царства Сун. Позже его тумены заняли земли фарсов и исмаилитов. Я наблюдал с тревогой за происходящим и не ошибся. Спустя несколько лет он двинулся в поход к землям турок, хотя, конечно, вряд ли это уже было связано с переставшими быть реальной угрозой куманами. Да и к тому моменту, когда войска Хурана-Бохо добрались до турецких пределов, куманов там уже не было. Турецкие магнаты, обеспокоенные, что их король усилился иноземной гвардией, перебили главу куманов и всех его приближенных. Куманы намек поняли и ушли, а муголы тем временем вошли в земли турок. Турки выступили и были наголову разбиты. Муголы прошли по окрестным королевствам, разоряя по пути все крупные города. Устроив туркам разор, муголы развернулись, и двинулись обратно, но уже другим путем, аккурат через земли, населенные сербами и болгарами. А это, Амар, — одарил степняка холодной улыбкой василевс, — был уже прямой вызов мне. Потому что и те, и другие живут в границах моей державы.

— Сложно как, — пробормотал Амар.

— Сложно? — хмыкнул василевс. — Это, мальчик, еще не сложно. Это я тебе самыми грубыми стежками. Сложным для меня было решить, защищать болгар или нет. Мне-то ведь хотелось, чтобы твой отец их всех на корню вырезал.

— Это как? — удивился обычно невозмутимый Амар.

— Болгары, — у нас их еще зовут мисянами, — захватчики. Несколько веков назад они воспользовались ослаблением империи, прорвали Траяновы укрепы на Данувии и захватили наши прекрасные диоцезы Фракию и Дакию. Сотни лет потребовалось державе, чтобы разбить болгар и вернуть свои земли. К сожалению, вернули мы их уже с болгарским населением… Наше-то, как это обычно бывает, куда-то все таинственно пропало… С тех пор в тех местах постоянно зреет смута. Военные походы лишь на время усмиряют буйные болгарские головы. Стоит им слегка откормиться и взрастить новых мужей, как они опять начинают бунтовать. Так что, когда пришел твой отец, я бы с удовольствием позволил ему… — Василевс сделал паузу, явственно скрипнув крепкими зубами. — Вот только после его ухода разбираться с разоренными землями пришлось бы опять мне. Или что еще хуже, муголы бы не ушли, а болгары в пику мне признали над собой верховенство мугольского хагана. Такая перспектива меня совсем не радовала. И наконец все последние годы я вел планомерную политику заселения тех земель ромеями в попытке сделать территорию более лояльной. Стоило влиянию империи хоть немного ослабнуть, и болгары могли вырезать всех переселенцев. Поэтому, Амар, пришлось мне быстро собирать войско и двигаться навстречу твоему отцу. Заодно ко мне присоединились и многострадальные остатки кочевых куманов, которым я, как давним союзникам, дал приют. — Василевс вздохнул — Политика закончилась, и началась любезная тебе, Амар, война…

— И как она шла? — с любопытством спросил Амар.

— С переменным успехом, — пожал плечами император. — Сперва твой отец уничтожил почти всю мою конницу союзников-федератов. Они преследовали его, а когда обнаружили засаду, было уже слишком поздно. Как говорится, «поймали льва за хвост». Потом я разделил силы надвое, чтобы охватить мугольское войско. Командир второго соединения слишком растянул походные колонны, и твой отец этим воспользовался… Я был в бешенстве и казнил бы раззяву-стартига, но он и так уже к тому моменту второй день кормил ворон… После этого мне уже явно недоставало сил, и я… искусно маневрировал… — Диодор коротко хохотнул. — Это так мои придворные историки потом написали. В переводе на нормальный язык это значит, что я прятался и бегал. Когда ко мне подошли свежие силы, я встал у Ямбола, встретил твоего отца и дал сражение… На том поле полегла масса народа. Я потерял почти всю катафракту, когда она схлестнулась с мугольскими броненосцами, но и войску твоего отца очень крепко досталось. Поэтому ночью твой отец снялся с лагеря и ушел. Ему, в отличие от меня, подкреплений брать было негде, поэтому он решил вернуться к тактике наскоков. Но даже болгар уже стало тяготить присутствие муголов, которые грабили их для снабжения войска. И скоро с помощью местных я уже точно знал, где находятся тыловые мугольские обозы. Я двинулся туда и взял штурмом вставший в курень обоз. Думал, подрезал твоему отцу крылья. А он, несмотря на потерю, и не думал уходить, и продолжал разорять мою землю. Война затягивалась… И в этот момент очередная эскадра воинов христовых, плывущая в «заморскую землю», прознав, что я с лучшей частью войска завяз в боях, тут же сменила курс, высадилась на моих землях близ Эфеса и начала лихо огрублять побережье. Естественно не забывая при этом, как у них принято, бубнить на скверной латыни «ин номине Домини омнипотентес, ет Иесу Христи»[31]… Ну, твой отец конечно ликовал. Наверное, дня два, до тех пор, пока к нему не прискакали взмыленные гонцы с его родины. Они — это я естественно уже потом узнал — сообщили, что в Фарсии вспыхнуло восстание, которое угрожает ему потерей всего региона, да к тому же опять возмутились камские татары… Положение для нас обоих стало очень шатким. Вот тут-то мы с твоим отцом и почувствовали друг к другу великую приязнь. — Диодор лукаво подмигнул Амару. — Не прошло и двух недель, как между нами был заключен мирный договор. Союз позволил нам опереться друг на друга спиной на новообретенной совместной границе и поддать зарвавшимся соседям хорошего пинка.