Грехи отцов - Сергей Зверев

«Владу бы пригодилось». Егор прикидывал последствия этого поступка. Голову ему отец оторвет собственноручно, это само собой, но с другой стороны… «Достал оружие – стреляй», – говорил Павлов, знавший в этом деле толк, а с Влада какой спрос – отнимут и из этого же «стечкина» пристрелят. Нет, не вариант, денег будет достаточно. И потом можно договориться, чтобы Влад не пропадал из виду, чтобы сказал, где намерен обосноваться – так помочь ему будет легче, и оружие не понадобится.

Часы на полке нежно прозвенели крохотными колокольчиками, Егор кинулся к себе в комнату, открыл шкаф. И принялся закидывать в рюкзак вещи: куртку, джинсы, свитер, футболки. Бросил еще толстовку, приподнял, взвешивая, на руке – нормально, не тяжело, и вышел в коридор. Оставалось последнее – стащить ключи от «Тойоты», вернее, просто взять их с подзеркальной полки в коридоре: они всегда лежали на виду. Егор прислушался к плеску воды в ванной, оделся, взял ключи, открыл дверь, и тут зазвонил телефон. Обычный, городской, зазвонил громко и настырно, Егор даже вздрогнул, глянул на часы – двенадцатый час ночи, ничего себе. Кому это приспичило, интересно?

Охраннику из офиса, как оказалось – в голосе человека звучала тревога.

– Отца позови, срочно, – скомандовал тот, и Егор, кляня все на свете, постучал в дверь ванной.

– Тебя с работы! – крикнул он. – Срочно!

Отец вылетел в халате, с мокрыми волосами, схватил трубку, выслушал короткий доклад.

– Сейчас приеду, без меня ничего не делайте. Павлову позвонил?

Бросил трубку на рычаг и рванул в комнату, принялся одеваться.

– Ты куда? – План рушился на глазах, отец же пешком не пойдет, и машина за ним не приедет, значит, «Тойоту» украсть не получится. А сам виноват, долго собирался… «Такси можно вызвать», – ворохнулась спасительная мысль, а напиться вместе с Владом, изобразить пьяных дураков, коим вздумалось прокатиться к подружке в Мытищи, заплатить таксисту, чтобы гнал быстрее… План был нехорош по всем статьям, но ничего другого в голову не приходило, и Егор считал минуты, ждал, когда отец уедет, все поглядывал на часы. До назначенного времени встречи у «Ленты», нового торгового центра на выезде из города, оставалось десять минут, когда отец оказался в коридоре и принялся зашнуровывать ботинки.

– Что случилось? – спросил Егор, делая вид, что все нормально. Отец и раньше частенько вот так срывался из дома, а возвращался или ночью, или вообще через сутки, старательно уходя от разговора где был и что делал. Но не в этот раз.

– Оружейку кто-то вскрыл, – сказал он и подхватил со столика ключи от машины, – надо самим посмотреть, прежде чем менты нагрянут. А ты спать ложись, я скоро.

И выскочил из квартиры, бросился к лифту, но на полдороге вспомнил, что его уж полчаса как отключили, и побежал по лестнице вниз. Егор кинулся к телефону, набрал номер такси:

– Машину срочно, в Мытищи. Плачу вдвое сверх тарифа.

Этого оказалось более чем достаточно, женский голос заверил, что машина сейчас будет, Егор оделся, взял рюкзак и подошел к окну. Из подъезда выскочил отец, на ходу застегивая куртку, сел в «Тойоту», завел ее, тронул с места. И тут слева мелькнула алая быстрая искра, пролетела и сгинула в темноте, точно кто окурок кинул или пацаны спичками баловались. «Тойота» уже отъезжала от подъезда, когда раздался негромкий звук, точно дверцей хлопнули, и над машиной поднялся столб огня. «Тойота» вильнула вправо-влево, сдала назад и вдруг резко развернулась поперек дороги, встала, преграждая выезд, а из всех ее окон било пламя, с гудением рвалось вверх, и дождь был ему нипочем. Егор вцепился пальцами в подоконник, врезался лбом в стекло, потом отшвырнул рюкзак, дернул раму за ручку. Та не поддавалась, Егор рвал ее на себя, посыпались осколки, зазвенели по полу и подоконнику, в лицо ударил ветер, смешанный с запахом гари. «Тойота» полыхала внизу, пламя покрывало ее до крыши, ручейки огня весело растекались во все стороны, а из машины никто не вышел. Она рухнула на диски, крыша выгнулась, провалилась в салон.

Ноги подкосились, мир заволокло черной гарью, Егор свалился на колени, попытался подняться, но его точно парализовало – отказали и руки, и ноги, тело отказывалось подчиняться. Хотел закричать, но горло перехватило, в легкие забился густой едкий дым, и Егор едва не задохнулся. Он упал на осколки и, не в силах шевельнуться, смотрел в потолок, где метались рыжие всполохи огня, а издалека, точно с другой галактики, слышались голоса, крики и дальний вой спецсигналов. А потом огонь погас, и все закончилось.

Но дым не исчез, как и запах гари – липкий, тошный, он преследовал Егора день и ночь, не давал спать, дышать, есть. Да что там еда – он воду-то в себя заталкивал с трудом: она тоже отдавала горечью, воняла раскаленным металлом и чем-то еще, до того мерзким, что выворачивало наизнанку.

Павлов, сам чернее ночи, вколол Егору в вену какую-то розоватую жидкость, и марево чуть рассеялось, запах притупился, а слух и зрение, наоборот, обострились. Но не рассудок – соображал Егор еще с трудом и еле ворочал языком, рассказывая Павлову, а потом и ментам о том, что видел.

– Ему позвонили из офиса, сказали, что вскрыта оружейка. Нет, я не слышал, это со слов отца. Он собрался, ушел, я смотрел в окно. Слева мелькнула искра, потом машина взорвалась.

Сто раз он это повторил или десять – сам не помнил, говорил одно и то же, твердил как попугай заученную фразу. Вокруг постоянно было много людей, некоторых Егор знал, но многих видел впервые. Мать накачали успокоительными, она лежала в спальне, Егор один раз зашел к ней, и она не узнала сына, приняла его за чужого. Егор вышел и больше не возвращался, сидел у себя, следил, как день сменяется ночью и дальше все идет по вечному кругу. Потом рядом оказался Павлов, похудевший, заросший, глянул Егору в лицо и вдруг наотмашь ударил по щекам. Егор вскинулся и вдруг разом пришел в себя.

– Извини, – проговорил Павлов, – старый способ, клин клином, как говорится. Убили отца твоего, Егор, спец поработал, профи. Мои ребята лежку его нашли, на козырьке под крышей. Кто-то отца твоего выманил, а киллер только на спуск нажал, стрелял зажигательным патроном в бензобак. И ушел, даже гильзу подобрал, сука, мы ничего не нашли, и менты тоже. Держись, сынок, один ты теперь остался, надо дальше жить. Завтра похороны, проводим Михаила, попрощаемся…

– Кто в него стрелял? – кое-как проговорил Егор. Он будто только сейчас осознал, что именно видел несколько дней назад, что произошло у него на глазах, и понял с мучительной отчетливостью – отца больше нет, его убили.

– Если б знать, – выдохнул Павлов, – я б его…

Он хрустнул пальцами, отвернулся, пряча глаза, поднялся, отошел к двери.

– Соберись, Егор, так надо. Завтра похороны.

И у самого дыхание перехватило, но держался, как положено, даже очки не надел, хотя многие прятали глаза за темными стеклами. В толпе многие плакали, причем искренне – отца в городе хорошо знали, он редко кому отказывал в помощи, правда, сам решал, как именно все обставить – деньгами или другим способом. Егор шел за катафалком по перекрытой центральной улице города, шел с одной-единственной розой в руке, алой, пышной, от нее одуряюще пахло сладкой свежестью. Мать шла рядом, ее поддерживали Павлов с приехавшим раньше срока Юркой, бока и крышка закрытого гроба матово поблескивали на солнце, то и дело кто-то подходил ближе, и на платформе появлялся новый цветок или сразу целый букет. На кладбище, когда гроб опустили в могилу, Егор первым бросил вниз свою розу, глянул вниз, и тут перед глазами все поплыло – его точно по голове огрели: все, теперь точно все, это конец. Егора оттащили от поехавшего вниз края, отвели в сторонку. Это оказался Юрка Павлов, он подал Егору бутылку с водой, и тот осушил ее почти наполовину.