Холодная страсть - Маргарет Роум

Когда они удобно устроились в креслах около пылающего камина, Джорджина улыбнулась Дидре, ожидая такой же дружеской реакции, как и при их первой встрече, однако красивое лицо девушки побледнело и застыло.

— Кэт сообщила мне о вашей новости, — заявила она без улыбки.

Джорджина была сбита с толку.

— Новость? Какая новость?..

— Новость о вашем обручении с Лайэном. — Глаза Дидры горели, когда она приблизилась и продолжила в обвиняющем тоне: — Извините, что говорю это, потому что вы мне понравились при нашей первой встрече. Вам это не удастся!

— Что не удастся? — безучастно отозвалась Джорджина.

Дидра набрала полную грудь воздуха. Она была великолепна в гневе, когда медленно произнесла:

— Лайэн мой, он всегда был и будет моим! Я даже не могу сказать, сколько лет люблю его. Я ждала, я проводила все время в ожидании, когда он наконец проснется и увидит меня такой, какая я есть на самом деле, вместо того, чтобы относиться ко мне как к товарищу по детским развлечениям, какой я была годы тому назад. Я никогда даже не пыталась изменить мой образ, созданный им, я была уверена, что это произойдет постепенно, со временем, потому что даже он не может оставаться навсегда слепым к тем чувствам, что хранятся во мне для него. Но теперь вы придали мне сил. Вы готовы думать, что можете появиться здесь и уйти с человеком, которого я люблю всю жизнь! Но нет, этого не будет, мисс Руни, я не позволю, чтобы это произошло! Я честно предупреждаю вас, что намерена бороться до самой смерти за то, что считаю своим, — и когда я говорю — бороться, то это не означает пассивную борьбу, я действительно буду бороться всеми доступными мне средствами!

И у нее их в избытке, вынуждена была признать Джорджина. Ее испуганные серые глаза восхищенно расширились, когда она посмотрела на разъяренную красавицу-ирландку. Она так хороша, думалось ей, что бессмысленно это оспаривать; ее собственная внешность так уныла в сравнении со страстным очарованием Дидры. Ее рот уже раскрылся, чтобы сказать Дидре, как она ошибается, однако, прежде чем первое слово успело сорваться с губ, в гостиную вошел Лайэн с большим подносом в сопровождении Кэт с чайником в руках.

— А! — В этом восклицании Кэт было столько радости от встречи с Джорджиной! — Слава Богу, вернулись! Я как раз сию минуту сообщила Самому добрую новость. Его арендаторы намереваются собраться, чтобы отпраздновать вашу помолвку, и это намечается на завтрашний вечер. Будут все из округи, и, по-моему, тебе следует побывать там вместе с дядюшкой!

Все молчали, когда Кэт, не переставая непрерывно говорить, суетливо разливала чай, совершенно не обращая внимания, что ее слова разбивают вдребезги чаяния по меньшей мере двоих из присутствующих.

Весь следующий день Кэт была погружена в подготовку к намечавшейся вечеринке. Джорджина, разыскивавшая ее утром до завтрака, нашла ее в кухне, где даже в столь ранний час уже остывали кексы на проволочных сетках и аппетитный аромат имбирных пряников соблазнительно разносился из старомодной духовки.

Вчера вечером ей не представилась возможность поговорить с Лайэном наедине, потому что Дидра настолько бессовестно монополизировала его внимание, что Джорджина почувствовала себя лишней, и, сославшись на усталость, ушла в свою комнату сразу же после ужина. Однако, несмотря на эту усталость, она проснулась рано из-за беспокойного предчувствия, заставившего ее дремлющее сознание быстро вернуться в бодрствующее состояние; это предчувствие и направило ее вниз искать Кэт в надежде, что намечающееся празднование можно тактично отложить с тем, чтобы злополучная помолвка умерла естественной смертью.

Однако первые слова Кэт, произнесенные со счастливым восторгом, сразу же заставили ее отказаться от этой мысли.

— Доброе утро! — просияла Кэт. — И благословение на твою голову за то, что ты послужила предлогом для вечеринки.

— Ах, разве нужен был предлог? — бессильно спросила Джорджина, убежденная, что битва уже проиграна.

Кэт рассмеялась, тонкая старческая кожа ее лица покрылась кружевной сетью морщинок.

— Да иди ты! — проворчала она. — Всем известно, что ирландец настолько ненавидит одиночество, что любое сборище ударяет ему в голову не хуже самогона! И можно ли их в этом упрекать? — Она набрала воздуха, готовясь защищаться. — Когда неделями ковыряешься в земле на своем маленьком участке, одинокий, в компании разве что жены и домашнего скота, разве человеку нельзя развлечься с соседями хотя бы немного?!

— Действительно, это так, — поспешно согласилась Джорджина, — но меня интересует, Кэт, нельзя ли организовать эту вечеринку, не упоминая об обручении. В конце концов, о нем еще не объявлено официально, и Лайэн, может быть, хочет подождать…

— Подождать, смотри-ка! — выражение оскорбленного высокомерия на лице Кэт заставило Джорджину тотчас замолчать. Губы Кэт сомкнулись в чопорном неодобрении, когда она твердо заявила: — Вождь не может допустить неуважение к его имени, отказавшись от своего слова. Разве он не представил тебя как будущую хозяйку Орлиной горы? И разве по всему Керри уже не разнеслась добрая весть об этом, так что не осталось ни одного человека в графстве, который не испытывал бы непреодолимого желания пожать ему руку и принести тебе наилучшие пожелания? Почему же тогда он вдруг захочет подождать?

Джорджина кивнула головой и сокрушенно покинула кухню, убедившись, что только абсолютный авторитет Лайэна способен исправить ситуацию.

Безутешная, она вышла из дома и побрела, настолько поглощенная проблемой как бы избежать публичного объявления о помолвке, что не заметила, как, рассеянно двигаясь по узенькой заросшей тропинке и постоянно поднимаясь все выше и выше, очутилась в таком месте, где идти стало уже трудно, потому что под ногами у нее вместо натоптанной тропы оказалась крупная галька, и в конце концов ей пришлось карабкаться по небольшим валунам гранитной скалы. Где-то внизу море глухо билось об утесы, и шум нарастал, угрожая сокрушить все, до тех пор, пока побежденные волны не откатывались с шипением на гальку берега, собираясь с новыми силами.

Стройное тело Джорджины выпрямилось, подгоняемое крепким бризом, когда неровная дорожка исчезла, и она оказалась на узком мысу утеса, вытянувшемся далеко над серыми тяжелыми водами Атлантического океана. Она быстро вздохнула, когда, склонившись над краем утеса, увидела чаек в грациозном полете далеко внизу. Ниже чаек была видна маленькая песчаная бухта — единственное спокойное пятнышко среди атакуемых морем скал, — и по ее светлой поверхности что-то передвигалось; гибкие, грациозные движения одушевленного существа в грубом окружении стихии. Она опустилась на камни, чтобы порыв ветра не мог повалить ее, и осторожно двинулась вперед, стараясь разглядеть фигуру человека, уже начавшего подниматься вверх по скале. Она восхищенно следила, как этот человек прокладывал свой путь по невидимой тропке, завидуя той легкости, с которой он покорял, как казалось ей, отвесную неровную поверхность, таящую опасность для любого, кроме крылатых обитателей скал, для которых полет был единственной защитой от верной смерти, грозящей любому неосторожному пешеходу.