Холодная страсть - Маргарет Роум

Только тогда она очнулась от мыслей и начала готовиться к вечеру. Она боялась того, что предвещал этот вечер, так боялась, что пальцы отказывались исполнять ее команды, и она потеряла массу времени на борьбу с пуговицами и кнопками, которые просто никак не застегивались. К несчастью, когда она была еще полуодета, послышались легкие шаги Дидры, направлявшейся из своей комнаты вниз по лестнице, видимо, она уже переоделась к вечеру и спешила присоединиться к Лайэну подкрепиться перед тем, как отправиться на празднество.

Джорджина лихорадочно заторопилась. Волосы, мягкие после мытья, не слушались шпилек и заколок, поэтому она отказалась от своей излюбленной гладкой прически и позволила темной массе волос падать на плечи плавной волной, отбрасывая синий отсвет на ее щеки. Она посмотрела на себя в зеркало с таким страхом, что глаза застлала темно-серая пелена, и попыталась успокоить свои руки настолько, чтобы наложить на подвижные губы розовую тень, подчеркивающую цвет шерстяного платья, которое она собиралась надеть. Кэт сказала ей, что совсем не обязательно одеваться официально, потому что арендаторы Лайэна могут прийти в смущение от такой изысканности и будут подавлены изощренностью. Однако Джорджина скривила гримасу, увидев себя в зеркале перед тем, как спуститься вниз. Кэт, по крайней мере, одобрит ее выбор — никто не усомнится в том, что она настоящая ирландская девушка, утонченность Нового Света совершенно исчезла, и она выглядела и чувствовала себя гораздо более неуверенно и робко, чем любой другой в незнакомой обстановке.

Тем не менее, когда она, затаив дыхание, вошла в комнату, где, как она знала, ее должны были ждать Лайэн и Дидра, она задохнулась в смятении. Дидра стояла в элегантной позе на фоне темно-малиновых портьер в вечернем платье из переливающегося зеленого нейлонового джерси, которое плотно облегало ее тело. Взгляд Джорджины обратился к Лайэну, который готовил напитки, и отметил, что он также был одет официально в вечерний пиджак с черным галстуком. Слишком поздно она поняла, что ей надо было посоветоваться с ним, а не полагаться на слова Кэт.

Дидра первая нарушила молчание, и удовольствие явно сквозило в тоне, которым она спросила:

— Дорогая, разве вы не собираетесь с нами?

Джорджина пораженно обратилась к Лайэну за помощью.

— Мне ужасно жаль, — задыхаясь, сказала она, — Кэт не сказала мне, как следует одеться, и, поскольку вечер будет проходить в амбаре, я, естественно, подумала… — ее голос оборвался.

Застывшее лицо Лайэна не смягчилось, когда он ответил ей:

— Не имеет никакого значения во что вы одеты.

— О, но Лайэн, — сердито возразила Дидра, — ты же знаешь, как будут разочарованы твои арендаторы, они же ждут показа пышного убранства. Действительно, смею уверить, что по крайней мере женщины будут безутешны…

Джорджина густо покраснела.

— Я пойду и переоденусь, — пылко предложила она. — Обещаю быстро вернуться, если вы подождете меня.

— Чепуха! — Лайэн посмотрел на часы. — Мы уже опаздываем, я не могу больше ждать.

Он поставил свой стакан и пошел к двери, открыл ее, очевидно уверенный, что они обе последуют за ним. Джорджина поняла, что он не намеревается больше выслушивать какие-то оправдания, и поэтому ей не оставалось ничего иного, как идти за ним в сопровождении Дидры к ждущему автомобилю.

Амбар находился в пятнадцати минутах езды, однако звуки веселья и смех были слышны задолго до того, как они подъехали к крепко сколоченному деревянному строению. Кэт говорила ей, что, поскольку это здание является единственным в округе, достаточно большим для общественных собраний, его совершенно закономерно избрали все арендаторы для того, чтобы приветствовать своего вождя.

Когда автомобиль остановился перед полуоткрытой дверью амбара, раздался крик: «Вот они!», и сконфуженной Джорджине показалось, что сто или больше человек высыпало из дверного проема, окружило автомобиль, смеясь и с энтузиазмом выкрикивая энергичные приветствия. У нее не было времени отступать или испугаться, потому что уже через секунду ее и Лайэна толпа понесла от автомобиля в амбар, где уже внутри каждый из ликующей толпы стремился пожать им руки и передать поздравления и наилучшие пожелания.

Джорджина с горящим лицом и блестящими от оживления глазами чувствовала, что готова взорваться от радости при виде того, с каким удовольствием люди Лайэна принимают ее в свои сердца. То, что они любили Лайэна, было очевидно. Мужчины, хотя и совершенно вольно обращавшиеся к нему, выказывали ему явное почтение, оказываемое лишь тому, кого действительно уважают, а женщины не могли оторвать своих полных гордости глаз от его улыбающегося лица с того момента, как он вошел внутрь. И только когда заиграли музыканты и толпа расступилась, образовав вокруг них кольцо, она поняла, что его рука защищает ее, полуобнимая за плечи. Он убрал руку, перехватив ее быстрый взгляд, и, пока вел ее вперед, кратко сообщил ей:

— Боюсь, что они ждали нас, чтобы начать танцы, вы не возражаете?..

— Нет, конечно нет, — ответила она неуверенно.

Он склонил голову и обнял ее за талию. Оркестр, дожидавшийся этого сигнала, заиграл медленный вальс, и под аккомпанемент хлопков в ладоши окружающих они сделали в одиночестве круг по залу, после чего к ним постепенно присоединились и остальные.

Нелегким испытанием для нее было находиться в его объятиях под взглядами всех этих людей и чувствовать себя наделенной титулом, хотя бы на несколько коротких часов, согреваемой истинным расположением, которым эти люди совершенно естественно одарили ее как будущую жену их старейшины. Было чудесно разделять это уважение, оказываемое Лайэну в награду за его преданность своему народу. Однако их танец не длился долго. Его прервал большой веселый мужчина, которого ранее Лайэн представил как Тима О'Донована, и, судя по брошенному на окружающих триумфальному взгляду, когда вальсировал с Джорджиной, он выиграл право первым танцевать с будущей хозяйкой Орлиной горы.

По мере того, как веселье разгоралось и оркестр перешел от медленных танцев к быстрым, Джорджина удивила и восхитила всех тем, что, как оказалось, она, совершенно неожиданно, умела танцевать народные ирландские танцы. Она и сама немного удивилась, поняв, что до сих пор помнит замысловатые па, которым ее отец и дядя Майкл с таким старанием обучали ее, тогда еще маленькую девочку, и добивались, чтобы она сохраняла равновесие в этих сложных движениях. Эти уроки кончились со смертью отца, однако навыки так хорошо сохранились, что ей оказалось совсем нетрудным, даже через столько лет, выполнять кружево узоров яростной энергичной джиги.

В опьяняющей атмосфере шумной доброй музыки, в восхищении и громко высказываемом одобрении ее новых друзей и в необычном положении, когда мужчины почти боролись за право быть ее партнером, она была способна забыть боль от того, что Лайэн пренебрег ею. Она даже смогла, хотя это и стоило ей больших усилий, не смотреть в сторону его и Дидры, которые направились друг навстречу другу сразу же, как только ее саму пригласил на танец Тим О'Донован. Она была занята тем, чтобы запоминать те новые лица, что окружали ее: вот Мерфи, вот О'Рейганы, вот О'Рорки — имена, которые срывались с языка быстрым серебряным потоком, — и тем, чтобы выслушивать снова и снова рассказы о ее деде, которого хорошо помнили местные старики. Но один маленький, холодный уголок ее мозга отказывался поддаться вихрю нахлынувших эмоций, вызванному новыми впечатлениями; он регистрировал каждый неодобрительный взгляд, каждое возгорающееся чувство, появлявшееся в глазах Лайэна, когда он смотрел в ее сторону, — и каждый теплый, улыбающийся взгляд на Дидру.