Антанта и русская революция. 1917-1918 - Роберт Уорт

Только 18 мая специальная дипломатическая миссия наконец покинула Вашингтон и отправилась в длительное путешествие в Петроград через северную часть Тихого океана и через Сибирь. Миссия была укомплектована большим штатом военных адьютантов, секретарей, клерков и ординарцев, «политически влиятельными и хорошего характера», но только в последнюю минуту и с величайшими трудностями удалось втиснуть в состав делегации людей со знанием русского языка. Среди членов миссии не было ни одного, кого можно было бы назвать авторитетным знатоком России; правда, недалеко от Чикаго на борт судна ненадолго поднялся профессор Харпер и прочитал членам делегации короткую лекцию о текущем положении в России. Сам он не был включен в состав делегации, предположительно, потому, что разные источники сообщили Лэнсингу, что профессор не так популярен в России, как предполагалось ранее. Но Харпер все же отправился в Россию через Атлантический океан в качестве неофициального представителя и все летние месяцы тесно сотрудничал с Фрэнсисом.

Миссия Рута отплыла из Сиэтла на старом перестроенном крейсере и прибыла во Владивосток 3 июня. Городские власти горячо приветствовали делегацию, но поспешно пересадили ее в бывший специальный царский поезд, чтобы избегнуть возможных демонстраций со стороны местных радикальных элементов. Скорее всего, эта опасность была преувеличенной, поскольку попытка настроить население против делегации встретила слабую поддержку. Подстрекателями, предположительно, были социалисты из Нью-Йорка, изгнанные при царе и недавно вернувшиеся на родину. Десятидневная поездка по Транссибирской магистрали до столицы России прошла довольно спокойно. По пути поезд останавливался во многих городах, где во время теплых приветствий местных сановников и толп населения с обеих сторон произносились пылкие речи. Но эти короткие встречи, вносившие разнообразие в монотонное путешествие, носили исключительно демонстративно-церемониальный характер, их нельзя было принимать всерьез, как порой воспринимали их ораторы. В Петрограде делегация была размещена в роскошном Зимнем дворце, чьи полные вина подвалы были предоставлены в распоряжение гостей. Рут выяснил, что в его комнате часто бывала когда-то Екатерина II, «чья мораль», вспоминает он в письме жене, «отличалась от морали королевы Виктории».

Со следующего дня, 14 июня, сплошной чередой пошли официальные приемы, конференции, интервью членов делегации, что стало главным занятием американцев во время их пребывания в Петрограде. Первый прием был устроен в Министерстве иностранных дел, но более официальный прием был организован 15 июня Временным правительством, где, представляя членов делегации, Фрэнсис воспользовался случаем блеснуть своим ораторским искусством, то и дело вспоминая «четвертое июля». Аудитория выслушала его со сдержанной вежливостью, впрочем, было замечено «несколько скрытых усмешек», когда он заявил, что в Америке нет классовых различий. Речь Рута была полна обычных банальностей, прибереженных для подобных случаев, и Терещенко в таком же стиле отвечал со стороны России. Другой министр, очевидно возмущенный далекими от реальности речами, воскликнул, адресуясь к русскому морскому адъютанту, приписанному к миссии: «Молодой человек, пожалуйста, скажите американцам, что мы устали от этой войны. Объясните им, что мы истощены долгой и кровопролитной борьбой». Адьютант пришел в ужас от неожиданной выходки и отказался переводить. Если впечатление, созданное всеми современными источниками, верно, то такого рода искренность не произвела бы ни на Рута, ни на его коллег ни малейшего впечатления, если только этот министр не был человеком с причудами или большевиком, и тогда, возможно, им было бы любопытно узнать, что оппоненты войны находятся не только среди дискредитированных ораторов. Однако поскольку контакты американцев с русской публикой были весьма ограниченными, то они и не могли сделать такое открытие. Рассел, обычный оптимизм которого временами ему изменял, коротко заметил в своей дневниковой записи от 21 июня, что «если у этой миссии есть какая-либо иная задача, помимо стремления приятно выглядеть и обильно есть, то пока еще она не проявилась». Каждый член комиссии выискивал в России аналоги тех групп населения родной страны, которых они представляли в Америке. Адмирал Гленнон посетил российский флот, базировавшийся на Балтийском и Черном морях; генерал Скотт инспектировал фронт и совершил поездку в Румынию; Мотт беседовал с представителями церкви; Дункану и Расселу удалось помимо официальных функционеров обнаружить несколько истинно «пролетарских» групп. Разговоры с соответствующими министрами выявляли военные, морские и финансовые нужды России. Но главными источниками информации, особенно для Рута, Крейна, Мак-Кормика и Бертрона, были правительственные чиновники, дипломаты, бизнесмены и представители среднего класса, которые и тогда являлись декоративными, поскольку не пользовались поддержкой массового населения. Многочисленные речи, из которых Рут предпочитал тему священного долга демократической России защитить ее недавно завоеванную свободу от захватнических амбиций Германии, находили отклик у избранной аудитории, и без того понимающей эту необходимость. И вместе с тем даже в Петрограде низшие классы едва знали о присутствии в стране американской миссии, не говоря уже об остальной России. За исключением нескольких выпадов со стороны левой прессы, ее присутствие игнорировалось, и публикуемые в буржуазной печати речи Рута и других привлекали лишь поверхностное внимание. Подтвержден единственный зарегистрированный случай выступления одного из членов миссии перед Петроградским Советом, он был разрешен только ради удовлетворения любопытства американских корреспондентов. Выступление этого оратора, а именно Рассела, несколько раз откладывалось под несущественным предлогами, к примеру, одним из главных препятствий являлся его статус представителя правительства, а не американского социалиста. Патриотические замечания Рассела вызвали резкие возражения со стороны оратора Петроградского Совета, которые переводчик до такой степени закамуфлировал и смягчил, чтобы не оскорбить американца, что тот ушел с убеждением, что Петросовет твердо стоит за дело союзников. Этот вывод, как цинично заметил один из наблюдателей, «был таким же близким к реальности, как американская миссия… русской революции». Тем не менее большинство членов миссии, казалось, сознавали существование Петроградского Совета, а некоторые из них даже смутно отдавали себе отчет в его важной роли в политической жизни России. Лишь Дункан и Рассел пытались встретиться и поговорить с вождями Петросовета, однако никто не имел прямых контактов с большевиками, о которых им практически ничего не было известно помимо того, что они являются германскими агентами. Генерал Скотт считал, что сейчас благоприятный момент для того, чтобы «казнить около сотни таких германских агитаторов… как Ленин и Троцкий, или по меньшей мере выслать их», но ему не удалось получить поддержку своего предложения у Керенского. Это только подтвердило мнение генерала, что Керенский был радикалом и что «радикализм опасно преобладает в правительстве».

Если Рут не понимал действительного состояния общественного мнения в России, то, следовательно, проявил политическую проницательность, еще 17 июня предложив Государственному департаменту единственное средство, которым можно было бы изменить это мнение, – широкомасштабную пропагандистскую кампанию. Он потребовал немедленно выделить 100 тысяч долларов и предположил, что на проведение кампании потребуется минимум 5 миллионов. В том же послании он охарактеризовал русских как «школьный класс, состоящий из ста семидесяти миллионов человек, которые только начинают учиться, как быть свободными». «Им нужно поставлять обучающие материалы, которые применяются в детском саду», «они простодушные, добрые, хорошие люди, но с помраченным и ослепленным рассудком», добавлял он. Это высокомерное, хотя и беззлобное, отношение к русским выражало типичное мнение некоторых членов делегации – мнение, которое один русский явно антибольшевистской ориентации назвал «во многом похожим на отношение миссионеров, снисходивших до племени погрязших в невежестве дикарей на каком-нибудь острове в Тихом океане, которые стремились принести им благословение цивилизации белых людей и с огромным удовлетворением делали лестное для себя наблюдение, что Господь создал их из другой глины, чем эти бедные создания, которых они обращали в свою веру».