Сияние твоего сердца - Мария Линде

– Я не уверен, что она дома, – говорит Карел. Голос у него какой-то чужой – вроде знакомый, но гуще и тяжелее.

Один из мужчин что-то недовольно бормочет, я даже не могу понять, на каком языке. А второй говорит на ломаном английском:

– Должна быть дома. На этом этаже свет горел, я видел.

Черт, свет! Я не успела его выключить. Он сам погаснет через некоторое время – там детектор движения, но с улицы его, конечно, заметили.

Я вжимаюсь в стену между двумя дверями в чужие квартиры. Бежать некуда. Через пару минут они догадаются, что я где-то рядом, и поднимутся сюда. Позвонить в полицию? Вряд ли я успею договорить, и даже если полиция приедет… Если это настоящие звартхарты, она мало что сможет сделать. Карел тем временем звонит, а потом стучит в мою дверь.

– Сэйнн, – зовет он, и от его вкрадчивого голоса у меня по спине бегут мурашки. – Малышка, это я, открой. У меня для тебя сюрприз.

Мой взгляд мечется по стенам, дверям, потолку… И приходит идея. Сумасшедшая, ненадежная, но другой нет.

– Сэйнн, – повторяет Карел. – Я знаю, что ты здесь. Не заставляй меня ждать, ты же знаешь, какой я нетерпеливый…

Я слышу, как он дергает дверную ручку – сначала легко, потом все сильнее. Лучшего момента не будет. Я взлетаю по лестнице к аварийному выходу, срываю металлическую пломбу, а потом изо всех сил толкаю дверь от себя. Гулкое пространство подъезда заполняет громкий, противный вой сирены.

Звукоизоляция, как во многих старых домах, здесь никудышная, и двери соседей открываются прежде, чем я выбегаю на крышу. Отлично, переполох мне на руку. Я пока не думаю о том, что на двери мои отпечатки, – максимум мне выпишут штраф, а что такое пара сотен евро по сравнению с тем, на что способны эти существа? И Карел, Карел уже с ними. Я не верю. Не верю, что такое возможно. Ветер сбивает меня с ног, волосы лезут в глаза, когда, прячась за кубами вентиляции, я пробираюсь к старой пожарной лестнице.

Я почти уверена, что сорвусь или упрусь в какой-нибудь тупик, поэтому не верю своему счастью, когда ноги касаются земли. Я оказываюсь во внутреннем дворе, и мне некогда смотреть, на месте ли машина Карела, – я уже слышу вдалеке сирены. Свет теперь горит почти во всех окнах, но во дворе все равно достаточно темно, и я проскальзываю мимо мусорных баков в переулок. К этому времени я уже совершенно мокрая, футболка прилипла к спине, в тонких кроссовках хлюпает грязь, потому что я приземлилась прямо на клумбу, но все это не имеет значения. Минут двадцать я плутаю по району, прежде чем выбираюсь к трамвайной остановке.

Погони вроде бы нет. Надолго ли? Как скоро они разгадают мой трюк и начнут меня искать? Но раз они на машине, то общественный транспорт – это хорошая мысль: так вокруг меня будет больше народу. Уже на самой остановке я обнаруживаю, что забыла часы – обычно я почти за все плачу через них. Но кошелек на месте. Я покупаю билет и наконец оказываюсь под крышей, в теплом трамвае, который не спеша скользит по вечерним улицам. Сердце бешено колотится, я только начинаю осознавать масштабы катастрофы. Если мой, теперь уже бывший, парень с ними, то не исключено, что они добрались и до других дискордов. Значит, свои мне не помогут. Куда мне идти? Надо позвонить Герцен. Надо срочно дать ей знать, что происходит, она должна придумать какой-нибудь выход. В конце концов, разгребать такие ситуации – работа менторов, не моя. Я тут ни при чем. Ни при чем. Я все делала правильно.

За окнами плывет вечерний Амстердам, улицы полны народу, кафе переполнены, люди сидят даже под навесами снаружи, несмотря на погоду.

Я отворачиваюсь и какое-то время бездумно смотрю в стену над дверями, потом мой взгляд фокусируется на карте маршрута. Трамвай идет через Amsterdam Centraal [16], и решение приходит самой собой. Ливень после встречи прислал мне свой адрес, как и обещал, и, хотя я даже не знаю, добрался ли он домой, я решаю поехать к нему – в этот момент я уверена, что так нужно, что это единственно правильный выход. Пока не знаю, что скажу ему, но об этом можно подумать и по дороге.

Я достаю смартфон и пишу ему, что еду в Гронинген. Ливень отвечает сразу же, едва я успеваю отправить текст:

«С тобой все в порядке???»

«Пока да», – набираю я дрожащими пальцами на маленькой клавиатуре.

Я не успела захватить куртку, и теперь на мне только тонкие черные легинсы, просторная белая футболка, которую я обычно ношу дома, и тряпичные кроссовки на босу ногу. Ноги почти по колено в грязи – я легко сойду за любительницу побегать в дождь. Или за городскую сумасшедшую.

«Напиши, когда сядешь в поезд. Я буду ждать тебя на станции», – всплывает на экране. На секунду, всего на одну секунду, мне хочется заплакать от облегчения и от радости. Но ведь дискорды не плачут.

Когда я выхожу на вокзале в Гронингене, Ливень уже там и беспокойно оглядывается, высматривая меня в толпе. Я подхожу к нему, так и не придумав, что сказать, и не успеваю выговорить ни слова.

– Боже, ты без куртки! – Он быстро снимает свою куртку и накидывает мне на плечи, значки мелодично звенят. – С ума сошла? Что случилось, Сэйнн?

От куртки пахнет кофе и можжевельником. И дождем. Внутри она еще теплая от его тела, и, когда это тепло касается моей кожи, меня начинает трясти – от холода и от ужаса, даже зубы стучат. Теперь, когда я чудом избежала непонятной пока опасности, мне по-настоящему страшно. Страх – одна из немногих сильных эмоций, доступных дискордам. Глубокий примитивный инстинкт, необходимый для выживания.

Ливень обнимает меня, гладит по волосам, так и не просохшим в поезде, – осторожно, будто боится, что я сейчас вырвусь и убегу. Но мне не хочется убегать. Я держусь за него так, как будто тону, и в свежем ночном воздухе мне не хватает кислорода. Утыкаюсь лицом ему в плечо, стараясь дышать глубоко и чувствуя, как дрожь понемногу отступает.

– Я просто… просто… Извини, я не могу тебе всего рассказать…

На самом деле я думала дорогой – в то время, когда могла хоть о чем-то думать, – не сказать ли ему правду. Ведь Герцен разрешила, и это наверняка тот повод, который она имела в виду. «Всякое может случиться». Она знала? Знала, что меня будут искать? Но почему тогда она ничего мне не сказала? Или это она все и подстроила? Меня вновь накрывает волной паники, и я вцепляюсь в футболку Ливня так, что нитки трещат. Но он только крепче обнимает меня, заслоняя от ветра. И говорит:

– Это не важно. Главное, что ты здесь. Пойдем, тут недалеко.

По пути мы молчим. Потом Ливень открывает передо мной дверь, и меня обдает теплом и незнакомыми запахами чужого жилища – сохнущего после стирки белья, кофе и подгоревших тостов.

– Мы с Миком оба не любим готовить. – Ливень смущенно убирает со стола тарелку с остатками хлеба. – Ты голодная? Можем что-нибудь заказать.