Заложницы вождя - Анатолий Баюканский

— Извините, но я… — Маргарита побледнела, затряслась и беспокойно закрутила головой.

— Ведь вредничает кто-то один, а отвечать будут все. И потом… это не доносы, это работа настоящего патриота, а ты… будешь иметь не только мыло, хлеб, более легкую работу, но и… чем черт не шутит, когда бог спит, возможно, получишь и досрочное освобождение. — Капитан Кушак мысленно ругнул себя: «Опять забурился. Какое досрочное, когда ссыльные и срока-то не имеют. Порой он не узнавал себя, вроде скатывалась с плеч энкеведовская оболочка, и он словно в зеркале представал пред собой чистым и безгрешным, каким мать родила. Не нужно было копаться в чужом белье, подозревать в каждом скрытого врага. Но прозрение, как вода в половодье, скатывалась, и он опять начинал думать, как одурить, оглупить, заставить помогать себе в тайном деле встречного и поперечного, ибо знал: ночей не спят товарищи-начальники, ждут объемистого доклада с фамилиями и именами, с описанием преступных дел. Они тоже люди, их тоже торопят те, что сидят на самом верху пирамиды, с которой очень далеко видно.

— Вы сказали… освобождение? Я не ослышалась? — Маргарите пришлось дважды повторить фразу, капитан вроде на время отрешился от опасного разговора. Маргарита глупо заморгала длинными ресницами. Предложение начальника режимной зоны было столь неожиданным, что оглушило, пронзило ее насквозь, она едва сдержала стон. — И я смогу вернуться домой?

— Во всяком случае мы постараемся этого добиться. Наши карающие органы свято чтут законы, никогда не бросают в беде своих добровольных помощников. Кстати, твоего мужа Герхарда, кажется, арестовали в декабре 1941 года?

— В декабре, но откуда вы и про мужа знаете? — Внутри у Маргариты словно что-то оборвалось. Потайная мысль о муже являлась для нее той тоненькой ниточкой, которая удерживала на грани жизни и смерти. Вера в то, что Герхард обязательно вернется к ней, помогала выжить. — Мы, любезная Маргарита, все знаем, я лично попробую навести справки о Герхарде. — Капитан говорил мягко, вкрадчиво, даже нечто наподобие слез мелькнуло в глазах.

— О, Боже милосердный! — с жаром воскликнула Маргарита. — Не знаю, как вас и благодарить. — Она попыталась опуститься на колени, поймать его руку для поцелуя, но капитан удержал Маргариту.

— А вот этого делать не надобно. Оставь свои немецкие привычки — падать на колени, целовать ручки.

— Если вы так для меня постараетесь, я в лепешку разобьюсь… А не обманете? — Маргарита представила свою встречу с Герхардом, и слезы сами собой потекли по щекам.

— Слово чекиста! — Капитан был совершенно серьезен. Куда девалась нервозность, грубый тон, сейчас он чуть ли не боготворил Маргариту, конечно, ожидал, что женщина отплатит ему добром. — Итак, договорились?

Маргарита обрадованно закивала головой: «Да, да и еще раз да». Она вся горела, не веря в столь редкую удачу. Их семья никогда не симпатизировала ни немецким, ни итальянским фашистам. И теперь не будет большого греха, если, она, простая женщина, живущая своими маленькими интересами, поможет органам вывести на чистую воду прохвостов и смутьянов, из — за которых страдают в ссылке порядочные немецкие женщины.

— Вот и расчудесненько! А теперь, пожалуйста, перепиши своей рукой эту бумагу. Не бойся, простая формальность, должны же высокие договаривающиеся стороны иметь твердые гарантии. — Капитан положил перед женщиной лист плотной бумаги, присел рядом с Маргаритой на табурет, легонько приобнял за плечи. Маргарита не отстранилась, часто задышала от волнения: мужское прикосновение было приятным и неожиданным. Маргарита послушно взяла листок с заранее написанным текстом: «Я, Маргарита Клейнмихель, добровольно обязуюсь сотрудничать с органами НКВД, сообщать им о любой враждебной деятельности, направленной на подрыв советского государства, а также буду сообщать об известных мне фактах вредительства и разглашения военной и государственной тайны. Моим псевдонимом будет… — Маргарита подняла удивленные глаза на капитана. — Простите, гражданин начальник, я не совсем понимаю… псевдоним.

— Ну, это вроде прозвища, твоя тайная фамилия, о которой буду знать только я. Сама посуди, не можем мы в документах особой важности называть истинные фамилии патриотов. К примеру… Эти сведения доставила в органы безопасности гражданка Клейнмихель. Абсурд. Тебя как в детстве дразнили? — неожиданно спросил Кушак.

— Дразнили? — Маргарита нахмурила узкий лоб. — Я однажды пирожными объелась, пришлось промывать желудок. Потом девчонки меня дразнили «коврижка-трубочка».

— Ну, это звучит несерьезно, слащаво. Предлагаю взять псевдоним «Волжская». Маргарита Волжская. Жила на Волге, вполне правдоподобно. Согласна?

— Правда, звучит красиво, как у настоящей артистки. Какой вы умный!

— Не говори глупостей! Запомни псевдоним и своей рукой впиши в обязательство о сотрудничестве. Вот так, хорошо, все свои донесения отныне подписывать надо только так. И дальше. Если я расскажу кому-либо о сотрудничестве с органами, пусть меня постигнет суровая кара и презрение трудового народа. Все!

Маргарита, немного поколебавшись, взяла ручку с пером «86», обмакнула ее в чернильницу-невыливайку и стала переписывать готовый текст. Дело это давалось трудно. Женщина приостанавливалась, вытирала обильный пот с лица, тяжело вздыхала, отрешенно смотрела куда-то мимо плеча насторожившегося капитана. И когда поставила свою подпись, качнулась, будто кто-то незримый сильно толкнул в грудь, осуждая за постыдное содружество. Больше не сомневалась ни на йоту: все, включая пропажу злосчастного куска, было подстроено чекистами, капитаном. Однако, поразмыслив немного, Маргарита поняла, что пока не свершила ничего постыдного. Наоборот, свершенное даже подняло ее в собственных глазах. Ее, простую продавщицу, которую многие в бараке за человека не считают, органы, а у их сотрудников глаз острый, выделили из толпы, заметили в ней особые склонности, чего не желают замечать соседки по нарам, которые часто над ней насмехаются, называют «жалкой торговкой», «жирной вонючкой». «Ничего, ничего, — подбодрила себя Маргарита, — теперь вы у меня попляшете».

Капитан Кушак, не скрывая удовлетворения, бережно спрятал обязательство Маргариты Волжской в стол, закрыл ящик на ключ, затем сходил в коридор, набрал чайник воды, поставил его на электроплитку. Вода вскипела удивительно быстро. Затем мнимый начальник режимной зоны и новоявленный осведомитель дружески посидели за столом, естественно, при закрытых дверях, выпили по кружке вкуснейшего чая со сгущенным молоком, от которого Маргарита успела отвыкнуть. Ее разморило, как от крепкого вина. Начальник собственноручно намазал кусок хлеба толстым слоем американской свиной тушенки, протянул Маргарите: «Ешь, не отказывайся». И снова они повели разговор, шел он обо всем и ни о чем. Правда, Маргарита сразу уловила интерес капитана к старосте барака фрау Ряшке и к длинноногой Анне. Капитан как бы невзначай спросил: «Не могла ли Анна украсть ее мыло?» Маргарита неопределенно пожала плечами: «Нынче за родную мать нельзя поручиться».

— Очень разумно рассуждаешь, гражданка Волжская, — встал из-за стола капитан, принялся убирать посуду и остатки еды, — иди в барак. Запомни: встреч со мной не ищи, на людях делай вид, что боишься или даже ненавидишь меня. И последнее. Не делай никаких записей, все сведения держи в уме, учись примечать любые мелочи. Например, кто-то во время работы отлучился на пару минут, кто-то тайно шептался с подругой, попробуй узнать, о чем шептались? Особенно, Маргарита, поглядывай на конвейер сборки. Мы поставим тебя ближе к контролю военпреда.