Расщепление. Беда - Фэй Уэлдон

Жена Эдвина лежала на земле перед Райс-Кортом, стонала, стенала, но никто не пришел к ней на помощь. Она подумала, что умрет от холода и измученности.

Жена Эдвина шла около часа и дошла до дома матери. Лавендер Хэзерли открыла дверь. На ней был передник, который был на ней, как Анджелика себя помнила. За ней виднелись привычные контуры и цвета, но в кресле ее отца сидел новый, незнакомый мужчина.

— Ну, совсем чужая, — сказала Лавендер Хэзерли с оттенком гнева в голосе, но она впустила заблудшую дочь в дом, вымыла ее, согрела, накормила и уложила спать, будто ей было шесть лет.

По Барли разнеслась новость, что леди Райс бросила мужа и ушла к своей матери. Ее нашли в постели с Ламбертом Плейди, и в результате Розамунда ушла от мужа, забрав детей. Леди Райс была то-то и то-то, но чего еще и ждать от рок-звезды? Анджелике Уайт следовало бы принять судьбу, какую назначил ей Бог: остаться здешней девушкой, дочерью регента школьного хора, выйти замуж за здешнего мальчика. Но какая мать, такая и дочь — вспомните, как себя вела Лавендер Уайт!

Барли оплакивала потерю Сьюзен, усматривала заслугу в том, что она вернулась к первому мужу, к своей единственной настоящей любви. В отъезде Сьюзен винили леди Райс — случившееся на званом обеде получило широкую огласку, и никто не сомневался, что леди Райс и Натали стакнулись, чтобы унизить Сьюзен и плюнуть ей в лицо лангустовым супом. Словно бы Сьюзен и общественное осуждение были магнитными полюсами с одним знаком: сложишь их вместе, думаешь, что просвет замкнулся, и в последний миг они внезапно отталкиваются друг от друга. По всем законам природы они не могут соприкоснуться.

И это был конец этого.

Анджелика просто не знает, что ей делать.

Двери Райс-Корта для нее заперты. Ей не позволили собрать даже ее личные вещи. Все охранники, которые могли узнать бывшую хозяйку дома и сжалиться над ней, были заменены другими. Тем, кто теперь охраняет вход, показали ее фотографию и сказали, что это — сумасшедшая, так что, когда она появляется вся в слезах и вне себя, чтобы биться о дверь или молотить кулачками по форме, облегающей их могучую грудь, они убеждаются, насколько она безумна. Они хватают ее тоненькие запястья своими ручищами и вызывают полицию и машину «скорой помощи», чтобы обуздать ее, помочь ей, но к моменту появления представителей власти и закона она всегда исчезает.

Чемодан с ее одеждой, ее зубной щеткой и прочим завозит в дом ее матери Роберт Джеллико, демонстрируя, что в нем она союзника не найдет.

— Где ее восемьсот тысяч фунтов? — кричит ему вслед Лавендер Хэзерли и готова поклясться, что он ответил: «Какие еще восемьсот фунтов?», но в этот момент он взревел мотором своего «рэндж-ровера», торопясь уехать, так что Лавендер не может утверждать это безоговорочно.

Сэр Эдвин отказывается отвечать на телефонные звонки жены. Ламберт Плейди уехал в Австралию с Роландом. Розамунда вообще бросила свою медицинскую практику. Даже Натали захлопывает перед Анджеликой дверь своего дома: теперь ей надо заботиться и о Сирине. Натали воспитывает ее как свою собственную дочь. И хочет покончить с прошлым, а леди Райс — часть этого прошлого. Зеленщик отбирает для Анджелики самые маленькие, самые скверные яблоки. Вентура леди Коуорт принимает ее, но на кухне. Лорд Коуорт болен, прикован к постели с гноящимися язвами во рту, но, вероятнее всего, это лишь отговорка. Леди Райс вычеркнута, вычеркнута, вычеркнута. Вентура говорит леди Райс, что ей, конечно, станет легче, если она уедет из Барли насовсем, и рекомендует ей лондонского адвоката, некоего Барни Ивенса, специалиста по разводам.

— Но я не хочу разводиться! — вскрикивает леди Райс. — Я хочу вернуться домой к Эдвину и снова быть счастливой. Я не вынесу, если он будет думать обо мне плохо.

— Так зачем же ты была такой глупенькой девочкой? — говорит Вентура.

Анджелика не уверена, хочет она разводиться или нет, но она знает, что ей нужны деньги. У нее нет ни пенса. Она идет в банк и слышит, что ее общий с Эдвином счет закрыт. Правда, одна из ее кредитных карточек еще действительна. Друзья ее прежних дней существуют теперь в ином ключе, чем она. Музыка — сплошь рэп, фанк и психоделическая, а наркотики сменились на новые. Остаться дома у матери она не может. Мэри Хэзерли, прежде ее подруга, а теперь сводная сестра, спит на ее кровати, а Анджелике выделен диван.

Она отправляется со своей историей и своими бедами к Барни Ивенсу. Это крупный дородный мужчина с двойным подбородком — по виду доброжелательный недотепа. Он носит серый костюм, розовую рубашку и розовато-желтый галстук.

— Вы уверены, что говорите мне правду? — спрашивает у нее Барни Ивенс. — Суду будет нелегко принять вашу историю, как она есть. В верхней одежде, вы говорите?

— Да, — говорит Анджелика.

— У вас есть свидетели?

— Нет, — говорит Анджелика. — К тому моменту, когда меня увидела миссис Макартур, на мне почти ничего не осталось. Он сорвал с меня одежду.

— И вы дошли пешком до дома вашей матери в подобном виде?

— Да. А в постели был еще ребенок.

Барни Ивенс поднимает брови.

— Чем вернее мы это скроем, тем будет лучше, — говорит он. — Вы же знаете, какие мысли теперь приходят людям в голову при малейшем предлоге.

— Мы все старались согреться, только и всего, — говорит она.

Барни Ивенс ест ее взглядом.

— Вы очень затрудните мне жизнь, если не скажете правды, — говорит он. — Но мы будем работать с тем, что у нас имеется. Если вы все-таки решите развестись, весьма маловероятно, что у вас есть права на дом, где вы совместно проживали в браке, и на все, что там находится, — говорит Барни Ивенс, — поскольку и то и другое является частью фамильного состояния. Что до алиментов, то суд вполне может принять во внимание, что вы молоды, здоровы, очень неплохо зарабатывали прежде, вполне можете зарабатывать сейчас, и назначит вам самую малость.