Запретный камень - Тони Эбботт

Даррел помахал кулаком:

– Давайте, ребята! Задайте им перцу!

Первая машина остановилась у серебристого джипа. Двери распахнулись и выпустили наружу троих – двое в полицейской форме, один в таком чопорном смокинге, словно собирался на бал. Но странное дело, полиция не стала никому заламывать руки. Спокойно побеседовав с ночными посетителями, полисмены поклонились девушке и пожали руку очкарику.

– Что за ерунда? – поразился Даррел. – Полиция – кланяется?

Человек в смокинге махнул рукой полицейскому, и тот выгрузил что-то из багажника. Вейд увидел, как полицейские огородили склеп по периметру желтой лентой. Сказали что-то девушке с револьвером. Послышался смех. Ее смех? Полицейские опять раскланялись. А через пару минут расселись по машинам, выехали за ворота и, пару раз посигналив, растворились в потоке машин на дороге.

– Пожалуй, в полицию звонить бессмысленно, – сказала Бекка. – Если они все заодно – нам не поможет никто.

Следуя жестам доктора Каплана, все перебежали от надгробия, скрылись в рощице и под прикрытием деревьев выбрались на дорогу.

– Сейчас поймаем такси, – сказал Роальд.

– И куда поедем? – горько усмехнулся Вейд. – Что будем делать дальше, пап? Вернемся в отель? И как быть с кинжалом?

Роальд всматривался в мокрую от дождя улицу.

– Не знаю. Думаю. Ну-ка… идите все сюда.

Они подошли, и он обнял их всех. Вейд чувствовал, как вздымается и опускается грудь отца.

– Все очень реально, – сказал доктор Каплан. – И очень опасно. У нас нет права на ошибку. Но пока я не понял, как действовать, мы обязаны держаться вместе. Вы меня слышите?

– Да, – хором ответили все.

И он отпустил их.

– Хорошо. Сначала – главное. Убираемся от кладбища как можно дальше.

Стараясь держаться в тени, они перебегали от квартала к кварталу. Как вдруг впереди загрохотал по рельсам трамвай.

– Садимся! – предложила Лили. – Подумаем по дороге.

Они забрались в вагон: сначала Лили и Даррел, следом доктор Каплан, а за ним Вейд, который подал руку Бекке – та заскочила уже на ходу.

– Спасибо, – тихонько сказала Бекка и посмотрела через заднее стекло на убегавшую улицу.

– Мне страшно, Вейд, – прошептала она. И отняла руку от его пальцев – на пару мгновений позже, чем могла бы.

– Мне тоже, – ответил он.

Оз. Шварцзее, Германия

10 марта, 23:43

Все пошло наперекосяк, думала Галина, поднимаясь по мраморной лестнице своей виллы на берегу озера к юго-востоку от Берлина.

Из-за ее последней неожиданной поездки в Кату, на север Мьянмы, ей пришлось оставить Эбнера за главного. Несмотря на нездоровую бледность и затюканный вид, он все же великолепный физик, один из лучших в своей области, и при всем этом – способен на совершенно бесчеловечные и кровожадные поступки. Он отлично – пожалуй, лучше кого-либо из ныне живущих – разбирается в темпоральной физике, но только она, Галина Краузе, может оценить, насколько грандиозен и дерзок Великий План и какую судьбоносную роль в нем играет соблюдение сроков.

Да, она справлялась со всеми задачами гладко и оперативно – никому в Ордене не удавалось достичь подобного уровня до сих пор, – и все-таки недостаточно быстро. Время уходило, точно песок сквозь пальцы.

Время.

Уходит, как песок.

Перед ее мысленным взором возникли огромные песочные часы. Мелкие крупицы просачиваются через тонкий перешеек, а горка на дне растет. Все больше времени уходит, все меньше остается. Перевернуть часы вновь она больше не сможет.

Остается сто девяносто семь дней. Меньше года.

Галина остановилась.

– Назови мне их имена.

Соблюдая субординацию, Эбнер следовал за ней пятью ступеньками ниже.

– Их имена, – отозвался он, – доктор Роальд Каплан, его сын Вейд, его приемный сын Даррел Эванс, его племянница Лили Каплан и ее подруга Ребекка Мур. Все из Техаса.

Галина положила руку на входную дверь и остановилась.

– Каплан, разумеется, бывший студент Фогеля?

– Из последнего выпуска Фогеля в университете Гумбольдта. 1994 год. Казался самым маловероятным членом «Asterias» – до сих пор. Астрофизик и математик. Сын Вейд идет по стопам отца, неплохо разбирается в математике. Фогель посылал мальчику подарки на дни рождения.

– Подарки? Да, конечно… Вейд Каплан. Их телефоны, компьютеры?

– Отслеживаем, мисс Краузе. Начали час назад.

Галина остановилась, но не обернулась.

– Миссис Каплан с ними?

– В командировке. В Южной Америке. Она специалист по архивам.

– А что со склепом?

– Наши эксперты обработали каждый сантиметр, собрали образцы материала. Через час мы будем точно знать, что было в тайнике. Прилагаем все усилия, чтобы не отстать от графика. Какие будут указания?

– Самолет должен быть заправлен и готов к вылету. Мы отправимся, как только станет известно, куда указывает объект. Если мои подозрения верны, это где-то в Италии. А пока следи за каждым их шагом. Держи меня в курсе. Можешь идти.

Она услышала, как Эбнер остановился, а затем шаги его начали удаляться по коридору. Лишь после этого она открыла резные двери и вошла в дом. Привалившись спиной к дверям, Галина слушала, как тикают часы. Прикусила нижнюю губу, чтобы не заплакать. Шрам болел волнами: боль приходила и отступала, будто невидимая рука то вонзала в горло нож, то медленно вынимала его. Последний раз так больно ей было четыре года назад, в России. Тело окаменело. Вены заледенели.

Наконец боль прошла. Мышцы расслабились. Постепенно успокаиваясь, она облизнула губы. Кровь. Всегда кровь. Что-то эти приступы участились… Ну что ж.

Сто девяносто семь дней.

То и дело останавливаясь, она двинулась через мраморный зал. Дыхание становилось все спокойнее, пока наконец не выровнялось. Ей нравились эти прохладные залы. Ее имение. Ее убежище. Царство каменного безмолвия.

Как ей не хватало долгих дней безмолвия, в которых не ревут моторы, не стрекочут на все голоса эти глупые, бездарные людишки. Наверное, потому ее притягивало бесконечное ночное небо, как луна притягивает приливы. Небо окутывает землю черным саваном, осыпанным серебряной пылью. Ледяное небо. Ледяную землю. В ледяной тишине.

Галина прикоснулась к шраму на шее, будто спрашивая совета, что делать дальше. И через двойные двери вышла в следующий зал – просторнее и выше первого.