Золотое солнце - Наталия Мазова

Вышло так, что дважды кричали мы вместе.

— Приходи завтра, Малабарка. Буду тебя ждать.

Назавтра Фалеш не взяла с меня денег. И на третий день. А потом я увидел на ее теле синяки и опомнился.

— Я могу забрать тебя с собой. У меня нет ни одной жены, сделаю тебя первой.

Плачет.

— Что плачешь? Соглашайся.

— Да я-то согласна, только кто отпустит рабыню? По закону я вроде рабыни, долг в двадцать золотых, и еще проценты. Отрабатывать год или два. Радуйся так, пока можно, Малабарка...

Вот, значит, как дела у них делаются. Гай Дуг, когда я к нему заявился, волком смотрел. Ну понятно. Девка его с меня денег не берет, а с другими ей работать некогда. Какая она, моя Фалеш! Ни разу не сказала мне, ни словом не обмолвилась. Видно, как ни бил ее Дуг, а денег не выбил. И покорной не сделал.

Плохая у нас вышла беседа, не хотел он девку сбывать. Ждал от нее больших прибылей. Но он — это он, а я — это я. Отдал мне Фалеш Гай Дуг, взял много, но отдал. Мы напились с ним вдвоем, он мне кабальный свиток на девку выдал, махнул рукой. Ладно, мол, уломал, владей.

Я принес ей свиток. Решай мол, свобода теперь твоя. Со мной или как? С тобой, Малабарка! И не было в моей жизни ночи, лучше той...

Утром я пошел по делам, а к вечеру должна была Фалеш с пожитками прийти на корабль. Нет ее. Ночью к ней пошел. И там нет. Да что за чума! Назавтра мне передали: среди улицы какой-то старый клиент затеял с ней препираться, схватились за ножи, изранили друг друга. Городская милиция таких людей не любит. Портовые кварталы требуют жесткой руки. Я это понимал. Пангдам живет железным порядком,, не будет порядка — всему конец. Но здесь не как в Империи, здесь порядок не на законе держится. Здесь иначе. Чуть шевельнулся против течения, чуть обеспокоил людей, чуть торгу помешал — и конец тебе. Без суда, не разбираясь особо, вздернули обоих...

Я полстражи стоял и смотрел на виселицу. Потом выкупил тело, нашел в порту двух бродяг, которые брались за любой заработок, дал им денег. «Похороните мою Фалеш, как положено по местному обряду, — говорю. — Тело у вас закапывают в землю? Вот и давайте. Ученого человека пригласите, пусть почитает над ней, что нужно. Два медяка в рот сунете, так тут делают? Брат мой Милькар с вами пойдет, проверит, чтоб все чином...» Милькар молча с ними отправился, ничего не спросил, хоть и не было у нас уговора заранее. Видел, что я, как я... Ну не могу я смотреть, Аххаш и Астар, чтоб в землю ее, а не на волну! На губы ей комья падать будут, а эти губы недавно меня целовали...

Стою на причале, камень камнем. Что мне теперь? Куда ты делась, Фалеш?

Фалеш!

Тут меня мои Крысы позвали. Говорят, сходи на мыс, где маяк. Тебя там ждут. На дне, говорю им, пропадите! Нет, они толкуют, важное дело, иди. Напрасно, мол, трепать не стали бы.

Пошел. Иду, и больно мне. Бок болит. Вот какая чума! Ладно, потом посмотрю. Зашел на самый конец мыса. Старый маяк, одни развалины. Серые камни, обрыв и море. Прямо над обрывом стоит человек в дорогом плаще, пепел с серебром. Спиной ко мне. Оборачивается...

Аххаш Маггот! О, боги! Защитите! О, Аххаш!

Лицо бледное, губы синие, бровь шрамом разрезана, в шее, с правой стороны, — дыра от стрелы, кровь едва запеклась. В руках что-то... не пойму... глаз от лица оторвать не могу. Последний раз я видел своего отца, Кипящую Сковороду, когда мне едва минуло шесть лет. Или вроде того. Он был тогда трупом. Сейчас его труп стоял напротив меня, в трех шагах. Синие губы улыбаются.

— Чего ты хочешь, Аннабарка Габбал? О твоем теле позаботились. Оно ушло с почетом. Почему ты неспокоен?

Протягивает мне чашу, чаша у него была, оказывается. При жизни отец мне не сделал ничего дурного. А хорошего сделал немало, я помню. Может, и сейчас не таит зла? Ведь я его сын.

Заглядываю в чашу. Виноградное вино. Очень дорогое, такой у него запах. Красное.

Бояться недостойно. Отец, хоть и мертв, страшен, опасен, не перестал быть отцом. Надо уважить.

Я выпил вино. И впрямь, очень дорогое, нужен редкий сорт винограда. Терпкое, ни капли сладости, сушит. Тут же боль отпустила бок. Вдруг Кипящая Сковорода — хвать меня за плечо, трясет, подбородком показывает: обернись давай, сзади какое-то дерьмо. Ну, Аххаш, я уже весь в бою, у нас учат с полжеста настраиваться на работу. Разворот, шаг назад, полусогнутые, дыхание, меч в руке, нож в другой... работаем... Чаша — дзынь — покатилась. Не пойму... вскочил... нога не так идет... голова... что за чума... Проснулся! Стою посреди пещерки, головой свод на крепость пробую, Гадюка подползла и у самой ноги ерзает. А!

Ругается. Видно, хотела нож достать, веревки перерезать, да не вышло.

Смотрит на меня, в темноте лица не видно, только чувствую, совсем другая моя Гадюка. Не та, что тряслась и всхлипывала. Хочет действовать. Руки ей нужны, Аххаш.

— Развяжи меня, Крыса! Я тебе не враг, ты должен понимать. Я уже сказала и сейчас повторяю, что не хочу навредить тебе, — спокойно говорит. Не глазами, не ушами, а чем-то иным, я это хорошо умею, вбираю ее темный силуэт, голос ее, какой-то не менее темный, сухой, почти как у солдата перед делом, короче, не объяснишь так просто, но только ясно мне: не врет баба. Но испытать ее нужно.

— Обещай, что не сбежишь.

— Чего ты боишься? Я ведь смертница. Или ты, Крыса, рассказал мне не все и опасаешься теперь потерять меня для каких-то своих дел?

— Ты не умеешь ни драться, ни убегать. Выдашь нас обоих случайно. По глупости. Так обещаешь?

— Нет.

Так. Хорошо.

— Почему?

— Если я верно поняла твои речи, мастер, у тебя нет цели сделать из меня рабыню. Так дай мне волю безо всяких условий. Тебе ведь нужен союзник? Не раб, а именно союзник, если я поняла тебя правильно. Я либо стану тебе обузой, и в этом случае лучше прирезать меня сразу. Либо буду союзницей, а я знаю о Лунном острове заведомо больше, чем ты. Но мне надо быть равной союзницей, поэтому на все твои условия ты услышишь один ответ: нет!

Я придвинулся к ней, к самому лицу, к самому телу. Принцесса моя отпрянула и упала. Не хочет врать. Играет еще в какие-то игры. Играла. Торговалась. Ну да, прирезать ее, Аххаш! Ха, смешно, прирезать! Теперь боится, что я ее ударю. Тогда что ей делать? Тогда все пропало.

Я засмеялся. За весь день — первая приятная новость. Рядом со мной не самый бросовый человек. Не желает врать. Старается не трусить. Не будет вредить. Может, и сварим с ней кашу. Да что за чума!

— Не пугайся... — Я перерезал веревки на руках Гадюки.

Она села, растирает запястья. Выпрямилась. Ее голос зазвучал почти торжественно. Будто престол ей все-таки достался, принимает моя Гадюка иностранного посла, рыбья моча, речь ему говорит:

— Благодарю тебя. В свою очередь, ты можешь не беспокоиться. Поверь, я честно расплачиваюсь с теми, кому должна. Сейчас, когда я обрела свободу, могу пообещать тебе твердо: я не стану обманывать тебя или покидать... если ты сам не вынудишь меня к тому своими действиями.