Мастерица Ее Величества - Карен Харпер

Миссис Верайна Весткотт

Оставив лежать тело Фиренце, я подползла ближе к двери в часовню. Следует ли мне ворваться туда с криком «Убийство! Убийство!»? Или подождать, пока члены гильдии разойдутся, и послать одного из них – Кристофера, если он там, – за шерифом или коронером? Боже, а если они решат, что это я убила художника? А может быть, он вышел сюда по нужде или рассмотреть что-нибудь, упал и ударился головой? Нет, в душе я была уверена, что это человек в черном убил его и собирался убить меня, и знала, что как бы строго меня ни допрашивали, я не смогу рассказать всего, что знаю, о том, кто покушался на наши жизни.

Прячась за дверью, из‑за которой доносились звуки службы, я лихорадочно обдумывала ужасные возможности. Действительно ли этот высокий человек убийца? Если да, его никак не могла послать королева. Разве она не была заинтересована в том, чтобы оба мы были живы, на случай если ей вдруг понадобится починить ее драгоценные статуи? Мой портрет, который написал Фиренце, и статуи, о которых я никогда не могу сказать ни слова, – вот две вещи, которые объединяли художника и меня.

Но, если даже за мной не следили, как, по словам Фиренце, следили за ним, единственным, кто знал, где находились мы с синьором Фиренце, причем совсем одни, был Кристофер. Но человек, преследовавший меня в крипте, с одинаковым успехом мог быть и Кристофером, и Ником Саттоном.

Мои разбегающиеся мысли наконец собрались настолько, что я стала разбирать смысл службы, происходившей по ту сторону двери. Несомненно, шесть моих черных свечей горели перед триптихом с ангелами и проливали свет на дев с лампами, которых Фиренце уже никогда не закончит. Я стерла слезы со щек, понимая, что грязные пальцы оставят пятна на щеках. Тряхнула головой, так что стукнули зубы, и стала ждать паузы, чтобы постучать в дверь.

Хотя голос ведущего и пение звучали по-латыни, сейчас тот же голос воскликнул:

– Я зажгу в сердце твоем свечу понимания, которую нельзя будет погасить!

Все символы света в часовне теперь обрели смысл. Многие из членов гильдии Святого имени Иисуса были свечных дел мастерами и продавцами свечей. Разумеется, в их ритуалах должны использоваться свет и тьма, добро и зло. И разумеется, они не требовали жертв, кроме времени, денег и сохранения тайны.

– Вскоре у нас будет изображение десяти дев, которые оживут на наших стенах, – нараспев говорил голос.

Оживут, подумала я. Что имелось в виду? Может быть, они хотели представить живые картины наподобие тех, что показывали в честь принцессы Екатерины, или мистерии, которые гильдии разыгрывают каждое Рождество. Контуры дев никогда не оживут без маэстро Фиренце. Я уже подняла руку постучать в дверь, когда услышала слова:

– А сейчас мы послушаем нашего брата Кристофера, который пригласил нам этого художника.

Да, следующий голос принадлежал ему.

– Давайте осознаем, что пять неразумных дев ближе к жизни, чем пять мудрых. Женщины, замужние или нет, были слабы и глупы с того дня, когда Ева склонила Адама к греху, поверив Сатане. И так стало с тех пор, что женщины, хотя и сотворены из Адамова ребра, имеют склонность к греху и соблазну и отчаянно нуждаются в том, чтобы ими руководили и их направляли и Господь, и муж.

Я опустила руку и выпрямилась. Конечно, он говорил о доктрине Святой Церкви, но его слова задели меня. Я справлялась с делами в лавке совсем одна несколько месяцев после смерти Уилла и до приезда Джила. Это я наняла Джила, это я принимаю все важные решения. Я воспитываю сына без мужа, хотя Джил и Мод, конечно, помогают мне. Я умею делать резьбу на свечах и могу создавать красивые статуи. Но, конечно, я глупая – полюбить Ника, человека выше себя по положению. Безусловно, глупая – собираться выйти замуж за Кристофера Гейджа, доверять ему, как бы отчаянно я ни нуждалась в его поддержке сейчас, в этом расследовании убийства. Больше у меня не было сил слушать, сил ждать. Я нуждалась в немедленной помощи.

Сознавая, что выгляжу как пугало, но решив, если будет нужно, противостоять этим людям, я постучала в приоткрытую дверь и крикнула:

– Меня зовут Верайна Весткотт. Какой-то человек преследовал меня в крипте, после того как я принесла вам свечи. Мне удалось спрятаться от него, но художник Фиренце лежит мертвый здесь за дверью.

Началась суматоха. Все лица, в том числе и Кристофера, обратились к двери. Его напугал мой вид, но он обнял меня и держал в объятиях, даже когда остальные со своими лампами перешли из часовни в крипту. Ослепленная светом, я показала, где лежит тело.

После этого время сделалось таким же бесконечным, как до того была темнота в крипте. Мне задавали вопросы члены гильдии, затем констебль, затем главный шериф Сити, затем коронер – все, кто входил в крипту через часовню, чтобы осмотреть тело. Я надеялась, что мой рассказ звучит осмысленно, хотя кое-что мне пришлось утаить, чтобы не упоминать имени королевы. Вывод стражей порядка, который я случайно услышала, состоял в том, что итальянский художник упал и сломал шею или был убит неизвестным. Большинство англичан, во всяком случае, полагает, что ни итальянцам, ни художникам не стоит доверять.

Ну, и общее мнение относительно глупости женщин, подумала я. Все это не новость. Поверили ли они в то, что я рассказала им, по крайней мере, настолько, чтобы начать разыскивать этого человека и расспросить тех, кто был наверху, в соборе, и мог его видеть?

Хотя Кристофер в этот день оберегал меня, я поняла теперь, что никогда не выйду за него. Что же касается Ника, человека, который расстался со мной, не попрощавшись, – и это после поцелуя и после его слов в день турнира, – то я дала зарок избегать мужчин! Да, это будет разумно.

Несколько членов гильдии сказали, что оплатят похороны Фиренце, а я пообещала дать пропитанный воском саван и вотивные свечи. В конце концов, тело унесли. Я оплакала гибель художника, прислонившись к стене, на которой была его последняя работа – мудрые девы со своими светильниками.

* * *

Кристофер, Джил, даже Мод не отпускали меня в этот вечер, пока я окончательно не выбилась из сил. Тогда Мод проводила меня наверх, в спальню. Но я настояла на том, чтобы сказать Артуру «спокойной ночи», села у его постели успокоить его, но никак не могла успокоиться сама. Снова и снова, когда я пыталась заснуть, черный человек приближался из глубины снов и шепотом обращался ко мне. Наконец я вернулась в комнату Артура и легла поперек постели, в его ногах, прислушиваясь к его дыханию, желая ему безопасности и спокойного сна. Я не сумела спасти от смерти своего дорогого Эдмунда, но теперь поклялась, что с Артуром не случится ничего дурного.

Кристофер отреагировал так, как я и боялась: он утверждал, что все происшедшее доказывает, как я нуждаюсь в его защите и опеке. Сказал, что ему пришлось пустить в ход все свое влияние, чтобы избавить меня от дальнейших допросов. Но в голове у меня продолжали крутиться мысли: у таинственного человека была шпага и, возможно, кинжал, значит, если он убил Фиренце, то проткнул его шпагой или перерезал ему горло? Но я слышала, как коронер говорил, что на теле нет ни капли крови, а шея сломана. Сломана? Несчастный случай? Просто упал? Нет, больше похоже на убийство. Я готова поручиться, что если бы Роберто Фиренце не был тем, кого лондонцы называют иноземцем, или чужаком, они бы повнимательнее поискали убийцу, пока какой-нибудь представитель властей не велел бы им это прекратить. И я твердо знала, что по своей воле нескоро появлюсь в Сити, да и на кладбище, и в часовнях или криптах.