Побег в Зазеркалье - Сергей Теньков

Утро было тяжелым, весеннее солнышко за окном не радовало. На столике у кровати в кувшине дожидался огуречный рассол, альтернативным вариантом смотрелся в запотевшей кружке ледяной квас. «Китайцы, а как тонко понимают русское раздолье, русскую душу», — тепло подумалось про Юнь-Лунь и ее супруга. Но глядя на материализованные, воплощенные в конкретике народные традиции решил не рисковать. Там, в Городе, откуда его принесло, он пользовался обычными таблетками от головной боли, но чтоб обязательно с кофеином. Почти всегда это помогало, быстро снимало спазм сосудов. Привычно пошарив в выдвинутом ящичке стола, увы, ничего там не обнаружил. Да и откуда анальгетикам из XX1 века в этом ящичке взяться. Смешно. Проверил содержимое карманов одежды, в которой не раздеваясь бухнулся вчера на постель. Здесь тоже ничего. Ничего в самом широком смысле: отсутствовали не только таблетки, давно закончились, из внутреннего кармана френча бесследно исчезла старинная печать, та самая из-за которой его чуть не прикончили в подвале. «Пятак твою, распротак! — вспомнилось подзабытое. — Чья работа? Несравненной Юнь-Лунь со старым рогоносцем мужем Нет, эти обворовывать клиентов контрразведки не рискнут. Да и зачем им печать? Извицкий? Быть такого не может, ротмистр — карманник его величества. Остается Чижиков — ловкость рук и никакого мошенства. Кручу, верчу, обмануть хочу! Кроме него — некому. Ну погоди, катала, сдохнешь у меня на пыточном дворе! Передачи носить будет некому! Аферист!».

В дверь номера осторожно, робко постучали. Денис сердито вскочил с постели и шаркая непослушными ногами пошел открывать. За дверью стоял улыбающийся, как ясная заря, Чижиков.

— С добрым утречком, господин Лагода! — радостно поприветствовал он.

«Вот я тебе сейчас покажу утречко! — накачиваясь злостью подумал Денис. — Сдам тебя Кинг-Конгу с пыточного двора — он тебя воровать отучит. Нечем будет воровать!».

Заботливо, с сочувствием глядя на Дениса, Чижиков пояснил свой ранний визит:

— Наверное, ищите у себя вот эту штучку, — он протянул замерцавшую от тепла его рук печать из халцедона. — Так вы ее еще в трактире обронили. То есть я хотел сказать, что господин Извицкий помог вам ее из вашего кармана обронить. Потом очутилась эта вещица в кармане уже у самого господина ротмистра, он ее того… и вот я ее возвращаю, в целости и сохранности! Только ротмистру ничего не говорите, а вам я верю, вы добрый. По всему видать!

Уже с вновь обретенной печатью в руках Денис подумал, что сейчас у него наверное ужасно глупый вид. Стало стыдно за придуманные для Чижикова мрачные перспективы. Касаемо Извицкого, то в голове мысли о нем пришли в полное расстройство, стали не читаемыми, аптекарским почерком зашифровались. Зачем, спрашивается, офицеру контрразведки, правой руке полковника Сипайлова, пачкаться, на манер щипача шарить по чужим карманам? Если ротмистр знал где, у кого печать находится — изъял бы открыто, законным способом, — сопротивляться бесполезно, рядом пыточный двор. А так уголовщина какая-то получается, стыдно, господа офицеры, голубые князья… Что не говори, а богата Урга талантами: солдатскими кружками здесь играют в наперсток, офицеры мастерски обчищают карманы, причем жулики испытывают на прочность, тестируют уже друг друга. Жулики? Нет, гвардейцы, камер-юнкеры карманной тяги, едри их в качель!

Дальнейшие размышления, чудесные открытия и отгадывание загадок Денис отложил на потом. Успеется. Сейчас же, горячо поблагодарив Чижикова за проделанную работу, он налил ему стакан водки и начал делился своими смелыми замыслами, открывать громадьё планов. Грядущее грезилось таким. В Урге для VIP-персон, в основном для монгольских князей и нойонов, недорезанных Унгерном ростовщиков и перекупщиков, откроется элитный ночной клуб, похлеще даже салона баронессы фон-Штекельберг с её скучным чаем. Для затравки их сиятельствам в клубе предложат насладиться просмотром картинок из волшебных ящиков генерала Сюй-си-чена, — за каких-то десять серебряных долларов разрешат целые четверть часа крутить ручкой настоящую парижскую ретро-порнуху. Потом в обществе прекрасных дам распитие водки-арьки, если получится достать, дюбнуть с дивизионного склада пока Унгерн в отъезде — коньячный спирт, дамам — шампанское за счет кавалеров. И, наконец, самое главное — джэкпот господина Лагоды (обязательно, кровь из носу, достать белый костюм и тросточку). Гостям будут по очереди, с выходом, представлять первых русских красавиц Урги, недотрог-эмигранток из лучших петербургских фамилий. Право провести с одной из них незабываемую ночь — разыграет Чижиков в свои три карты. Каждый может поставить на русского Ибикуса, нет, уже не вшивые серебряные доллары, а десять золотых слитков-лянов — золотой стандарт Урги. Угадал карту — неприступная красавица твоя. Но Чижиков своим честным, благородным словом игрока заверил, что дамам ничего не грозит — угадать Ибикуса после его, чижиковых, манипуляций невозможно, сколько раз уже пытались на базарах, в караван-сараях, под открытым небом на площадях, даже в монгольской тюрьме. «Не извольте беспокоиться! — хитро скалил он свои маленькие зубки. — Сделаю все, как надо, комар носа не подточит, а дамская честь, сокровище это драгоценное, при дамах и останется!». Далее сохраненным в неприкосновенности дамам — 10 процентов от собранного золота, остальное в равных долях — Денису Лагоде, Сипайлову, Извицкому и, наконец, Чижикову. Против последнего пайщика крыша из контрразведки активно возражала, господа офицеры полагали, что работать он должен не за страх, а за совесть. Но Лагода карточного гения отстоял, свою честно заработанную долю он получит наравне со всеми.

Главная заковыка в этом замечательном проекте — где найти и как аристократок уговорить — баронесс, графинь, княгинь. К чайным розам из салона баронессы фон-Штекельберг — не подступиться, пробовали. Стерегут их церберы Унгерна, даже полевой телефон провели, сам Унгерн на проводе. И потом, а как здесь, за тысячи верст от Петербурга проверить — кто на самом деле графиня, принцесса на горошине, а кто только прикидывается, сама же из низших, податных сословий, из разночинцев, гувернантка какая-нибудь. Табель о рангах опять же, у одной муж коллежский регистратор, другая — дочь действительного статского советника, племянница шпрехшталмейстера, поди разбери. Внешне почти все поизносились, поиздержались, от большевиков убежали налегке, французский подзабыли, баранина каждый день — цвет лица уже не тот.

Чижиков видя терзания компаньона, ситуацию упростил до нельзя:

— К чему нам все эти условности? Княгини, герцогини… Кто из монголов, из князей этих со скотного двора, ханов караван-сарая, табунщиков знает хоть что-то о петербургских аристократках? Может и видал в Урге издали, краешком платья пригрезилась. А посему предлагаю — набрать для нашего дела дам почище, с манерами, с воспитанием, но родословные уже какие попадутся, родословные потом сочиним, придумаем. Графиня? — хорошо! Купчиха? — согласны! Артистка? — лучше не придумать! Офицерская жена, капитанская дочка? — милости просим! Но французский, хотя бы в пределах гимназии — обязательно, глаза, взгляд — чтоб не такие, как у замороженной каракатицы. И главное — в женщине, в бабе шарм должен быть! Без шарма — прогорим!

— А как это, шарм? — очнулся, зачарованный словесами Чижикова, Денис.