Хорошие. Плохие. Нормальные - Елена Колина

нами нет, тогда, когда от холода горбат, достань из чемодана пистолет, достань и заложи его в ломбард. Купи на эти деньги патефон и где-нибудь на свете потанцуй… Это стихи, понимаешь? По улицам ходила большая крокодила, стихи, рифма, искусство, тра-ля-ля, понимаешь? — снисходительно втолковывает Маратик. — Книжная лавка — это игра. Лика — хозяйка книжной лавки — выдумка.

— Я не понимаю, почему игра? Люди же ходят… Лика обсуждает с ними книги, вы приносите людям конкретную пользу… Значит, не игра и не выдумка.

Маратик оборачивается ко мне:

— Тупой не понимает. У Тупого нет чувства юмора, он не умеет играть. Как общаться с этим питекантропом? Мне сделать вид, что он нормальный?

Хорошо, Тупой, ты прав, лавка «Чемодан» не выдумка… Может, ты хочешь помочь? Давай ты будешь… будешь вести у нас соцсети?

— Если надо, я могу, — говорит Саня.

Маратик хохочет, я тоже. Это и правда очень смешно: соцсети придуманной книжной лавки, в которую во время самоизоляции приходят соседи с Рубинштейна, ну, в крайнем случае с Фонтанки и Пяти углов.

…Саня начал рассказывать, как в его жизни внезапно появился отец, и даже довольно быстро дошел до самого интересного — отец оказался олигархом, ну или почти олигархом. И тут Маратику позвонили.

Иногда Маратик разговаривает по телефону рядом со мной, не вставая с дивана, а иногда выходит в лавку, чтобы я не слышала. Когда он выходит поговорить в лавку, я начинаю беспокоиться: опять какие-то проблемы, долги, опять он куда-то исчезнет…

Маратик взглянул на экран, кто звонит, молниеносно слетел с дивана и направился в лавку и вдруг остановился. Молча послушал, сказал «я понял», нажал отбой и заплакал.

Заплакал! Маратик заплакал!.. Я сначала не поняла, думала, он смеется, — он закрыл глаза руками, плечи тряслись. Я думала, он смеется, а он плакал. Вот скотина бессмысленная! Опять у него неприятности, опять долги!

Я подбежала и прижала его к себе. Маратик намного выше меня, я прижимала его к себе на уровне живота. Я спросила — опять?

Маратик идиот.

Я прижимала Маратика к себе, бормотала «скотина, скотина, скотина, как же мне надоели твои скотские дела…», Саня смотрел на Маратика своим фирменным взглядом «я тут, я помогу» и бубнил «ну что такого-то, ничего такого, ладно тебе, подумаем и решим». Подошел, прижал нас обоих к себе, так мы стояли втроем, как две матрешки в большой матрешке. Саня добрый: не уважает Маратика, даже можно сказать, презирает, и все равно готов помогать. Саня любит помогать, но откуда у него деньги?

— Покер? Когда это кончится? У тебя что, одна извилина? — сказал Саня.

— Проект? Почему одна извилина, у него целых две, — сказала я.

Я все о Маратике знаю. Он рассказал мне, как провел последний год. Как только у него появляются деньги, он идет играть. В манию уверен, что выиграет, а в депрессию — что проиграет. Если выигрывает, тут же замышляет какой-нибудь проект. Для осуществления проекта нужны деньги. Проект проваливается, остается долг. Проиграл или выиграл, в остатке всегда остается долг.

Саня три раза спросил «покер?», я три раза спросила «проект?». Маратик кивнул и всхлипнул. Когда плачет человек, который всегда смеется, значит, большой долг, огромный. От ужаса я закричала, как кричат мамы на детей, громко и беспомощно:

— Ты обещал больше не играть, скотина зависимая! Что это за жизнь вообще?!

— Скотина зависимая, скотина, — согласился Маратик, вытирая слезы. — Когда Николенька Ростов проиграл имение, ты не говорила ему, что он скотина…

— Покер, долги — это нормальная жизнь? Нет, ты скажи, скажи! — упорствовал Саня. В Сане иногда просыпается учитель, моралист и гадина. Зачем бить лежачего, зачем вот это гадское учительское «нет, скажи, скажи!»?

— Ну, ладно, черт с вами, скажу, — сказал Маратик. И сказал. Ему позвонили, чтобы перенести время приема. Он думал, что ему позвонили по другому поводу. Он подумал — донор нашелся. Оказалось, что ему перенесли время приема у врача, вот он и сорвался.

Маратик идиот.

У Маратика ремиссия. Маратик болен, сейчас у него ремиссия. Ему нужна трансплантация костного мозга. Операцию можно сделать только во время ремиссии. Пока он в ремиссии, нужно найти донора. Если во время ремиссии донор не найдется, будет очень плохо. Если донор не найдется, у Маратика может быть рецидив. Во время рецидива операцию делать нельзя. Только во время ремиссии.

Донор нашелся в середине марта. Но этот донор в Германии. В конце марта закрыли авиасообщение между странами, привезти донорский трансплантат из Германии невозможно. В конце марта еще была надежда, что привезут, а в начале апреля стало ясно, что нет.

Услышав слова «трансплантация костного мозга», Саня побледнел: он боится медицинских терминов, боится крови, в обморок падает, когда берут кровь из пальца. Вот странность: ходит к старикам и боится крови!.. Я боюсь старости, а он боится крови.

— Но ведь это для спасения жизни, неужели нельзя как-нибудь доставить? — возмутился Саня. — Я бы…

По его лицу было понятно, что он готов идти через всю Европу пешком. Маратик сказал, что это коснулось не только его, в клинике отложили многие трансплантации, людям просто не повезло… и ему не повезло.

Нужно ждать, когда найдется донор для трансплантации костного мозга. Если найдется донор, можно делать операцию. У Маратика была надежда на операцию, надежда сменялась отчаянием, надеждой, опять отчаянием. Вот, оказывается, что в нем происходило, когда мы лежали рядом и смеялись. Мой бедный Маратик.

Он сказал, что к зиме будет нормальным человеком. Зимой… зимой он собирался быть нормальным человеком, зимой… Зимой Маратик может умереть. Если не найдется донор. Может стать «нормальным человеком», а может умереть. Маратик идиот. Зимой может умереть.

— Хорошо, что это не онкология, — прошептал Саня.

Мне иногда кажется, что Саня ходит в детский сад. Детский сад, самообман, что «онкология» страшно, а все остальные болезни нет. Болезнь крови, которой болеет Маратик (что-то с эритроцитами), очень плохая. Какая разница, называется она онкология или нет? Какая вообще разница, как она называется?! От нее умирают, иначе ему не потребовалась бы пересадка костного мозга.

— Он болен, значит, у него пониженный иммунитет, — сказала я. Я сказала это Сане, как будто Маратика не было рядом.

— У него пониженный иммунитет, значит, ему нельзя заразиться! — сказал Саня, как будто Маратика не было рядом. — Послушай, до меня только что дошло: это же самоубийство. Он совершает самоубийство: ходит неизвестно где, ради игры в карты рискует жизнью… А ему нельзя заразиться.

— Я и не заразился, я соблюдаю все предосторожности, играю в маске и