Хорошие. Плохие. Нормальные - Елена Колина

Но ведь и я лежала с ним рядом, держала его за руку и не все рассказывала, не раскрывала свои сумасшедшие мысли.

Например, стоя на платформе метро, я иногда думаю, что могу броситься под поезд. И тут же вспоминаю статью «Как выжить, если вы упали на рельсы в метро». Кажется, самое главное — не трогать контактный рельс, но где этот рельс?.. Конечно, я не собиралась бросаться под поезд, но все равно о таком стыдно рассказать.

Если у меня, внешне совершенно нормального человека, целый набор странных стыдных мыслей, то и у других есть. Я никогда об этом не узнаю: никто не рассказывает о своих фобиях и страхах и не расспрашивает других. Не говорит: «Привет, а я только что, стоя на платформе метро, представлял, что непреодолимая сила вдруг заставит меня шагнуть с платформы… Ну, а ты сегодня как?» Каждый человек будто запертый сундук на чердаке. Чердак тоже заперт, что уж тогда злиться?..

КАК ЖИТЬ, ЕСЛИ МАРАТИК МОЖЕТ УМЕРЕТЬ!

Цитата дня:

— Господин кюре, — сказал гость, — как вы добры, вы не презираете меня. Вы приняли меня к себе. Вы зажигаете для меня свечи. Я, однако, не скрыл от вас, откуда я пришел и какой я несчастный.

В. Гюго. «Отверженные»

Всё не так, как думаешь. Я думала, что мы не сможем жить, как прежде. Я представляла себе нашу жизнь как что-то совершенно новое: мы с Саней будем поддерживать Маратика и все втроем будем каждую минуту мысленно держаться за руки. И что это будет очень большое усилие — не думать каждую минуту, что Маратик болен, не думать каждую минуту, что возможна смерть.

Но все не так, как думаешь: утром не поддержка и участие, а каша. Все то же самое, как будто ничего не было, — каша и разговоры.

— Ну да, Тупой у нас высокий, мужественный, атлетического сложения, хороший, как Тимур и его команда, полная противоположность плохому Маратику. Но я, например, не вижу в нем никакой роковой сексапильности, — помешивая в кастрюльке кашу, сказал Маратик. — А ты?..

Может быть, причина в нашем небольшом возрасте? Может быть, из-за того, что мы еще не окончательно взрослые, нам интересней обсуждать друг друга, какие мы, наше отношение к чему-то… ко всему? Если бы мы были старше, мы бы сейчас сидели с серьезными лицами? Не обсуждали бы Санину сексапильность?.. Плакали бы? Или так же варили бы кашу?

Но ведь мы не могли ничего делать, никак действовать, могли только ждать. Единственное, что было по-другому этим утром: я все время поглядывала на телефон — может, зазвонит? На свой телефон и Маратика.

— …А как ты можешь судить о его сексуальной привлекательности? Ты же мальчик. …А-а-а! Ты что, скрыл от меня, что ты гей? Я нормально к этому отношусь, давай говори, у тебя хоть раз в жизни был гомосексуальный контакт?..

— Господи, нет.

— Ты говоришь неуверенно, значит, был.

— Нюансы и перипетии моей интимной жизни не твое дело, Балда.

— Все мое дело. …Каша сгорела!

ТЕМНО-СИНИЙ БУНИН

Цитата дня:

— Я совсем не могла обедать, — сказала она. — Я думала, что не выдержу эту страшную роль до конца. И ужасно хочу пить. Дай мне нарзану, — сказала она, первый раз говоря мне «ты».

«Темные аллеи»

Утром я села за перевод: это первый заказ с начала карантина, заказ небольшой, просили сделать быстро.

Утренний покупатель, ранняя пташка, убеждал меня, что среди хороших писателей женщин не бывает: женщина может быть приличным беллетристом, но сказать о мире что-то принципиально новое не может. У покупателя были салфетки и полиэтиленовый пакет: чтобы открывать двери рукой в салфетке, а салфетку потом выбрасывать в пакет.

Покупатель нарисовал мне на салфетке картинку: как женский и мужской мозг отличаются друг от друга. Привел в пример своих любимых английских писателей: Моэма, Стоппарда, Мердок, Фаулза. Утверждал, что Айрис Мердок — мужчина, отказался посмотреть Википедию, потому что в Википедии случаются ошибки. Купил «Подводя итоги». Было жалко продавать, это моя любимая книга Моэма. Нет, «Театр», конечно, тоже любимая, просто немного обидно, что «Театр» знают все, а «Подводя итоги» нет. Критики того времени написали, что это книга «законченного циника». Жалко, что он ее купил.

Следующий покупатель сказал, что его любимые писатели — Мураками и Донцова. Донцовой у меня целый ящик, а Мураками только «Хроники заводной птицы», «Кафка на пляже» и «Норвежский лес». Спросил, про что «Норвежский лес», я сказала — про то, как жить после потери близкого человека. Он купил три книги: «Пиявка голубых кровей» Донцовой, «Глазастая, ушастая беда» Донцовой и Мураками, «Кафка на пляже». Раньше я относилась к Донцовой иронически, но теперь отношусь к ней очень серьезно. Ящик Донцовой одна из покупательниц принесла мне в подарок. Рассказала: «У меня была очень неприятная операция по женской части, не буду говорить, какая именно, вы сами догадались. Настроение было ужасное, не хотелось жить… спасалась только Донцовой». Я не догадалась, какая у нее была операция, но после этого рассказа отношусь к Донцовой с большим уважением: она спасла чью-то жизнь, спасать своими книгами жизни — это очень круто.

Еще один покупатель оказался не совсем покупателем: пришел со своей книгой. То есть он написал книгу и хотел мне ее продать. Я сказала, что не покупаю такие книги, и он закричал: «Вы против лесбиянок!» Я не против, просто я имела в виду, что не могу купить книгу, напечатанную на машинке.

И все это было утром!.. Как будто всем с утра некуда податься, кроме как в книжную лавку «Чемодан».

Я опять села за перевод. Раздался звонок: пришли проверить электрические счетчики. Но ведь сейчас карантин, разве в карантин проверяют счетчики? Маратик спит, я дома одна… Скажу тоненьким голосом: «Взрослых никого нет, мама не разрешает открывать дверь».

— Я не могу открыть дверь… — сказала я и добавила: — …Я алкоголичка, меня запирают.

Не знаю, почему я так сказала. Безумие заразительно, видимо, я заразилась от утренних покупателей. Или просто вспомнила Прелестную Анечку. Прелестную Анечку запирают дома, чтобы она не вышла за пивом. Не всегда, конечно, только когда у Анечки запой. В своем хорошем периоде Анечка очаровательная, нежная, тихая, умная, милая, самая лучшая.

У Прелестной Анечки сейчас хороший период: вчера была у нас, читала в зеленом кресле «Обещание на рассвете». Анечка говорит: «Книги лучше, чем