Загадка Ноттинг-Хилла - Чарлз Уоррен Адамс

Засим остаюсь вашим покорным слугой,

Томас Уэстмакотт, химик-аналитик».

5. Свидетельство Генри Олдриджа

«Меня зовут Генри Олдридж. Я работаю клерком в конторе „Симпсон энд К°“ в Сити. Летом 1856 года я снимал квартиру в доме миссис Браун на Рассел-Плейс. Сначала я туда пришел не как квартирант, а как друг ее сына. Я с ним познакомился в Австралии. Мы с ним вместе работали в Мельбурне и очень подружились. Но мы не приплывали домой на одном корабле, это ошибка. Я вернулся домой за несколько недель до прибытия моего друга. Когда он ступил на английский берег, я был в Ливерпуле. Наверное, он приплыл на судне „Лайтнинг“, а может быть и нет. Мне довелось быть на борту многих кораблей, не всегда легко нужное имя вспомнить. Какое-то время я проработал в Ливерпуле; в силу моих служебных обязанностей я должен был посещать борт каждого корабля, прибывавшего в порт. Я согласился отправиться с моим другом в Лондон. Я не мог это сделать сразу — сначала следовало поставить в известность моих работодателей. Словом, мы договорились отправиться вместе. Я был приглашен на свадьбу, которую собирались отмечать в доме его матери. Вот так я впервые оказался на Рассел-Плейс. Потом миссис Браун по просьбе своего сына сдала мне комнату. Я выплачивал ей определенную сумму раз в неделю. Когда я нашел работу, я стал ей платить больше. По поводу недовольства барона мне ничего неизвестно. Я его очень редко видел. Спал я на верхнем этаже и всегда старался быть поаккуратнее, чтобы не потревожить мадам Р**. Она болела, и я стремился не делать никакого шума. Иногда я поздно приходил. Я порой позволял себе расслабиться, но не часто. Скорее, редко. А пока жил на Рассел-Плейс, такого со мной вообще не бывало. Я в то время встречался с приятелями, мы пили вино и крепкие напитки, но я всегда знал меру. Я бывал навеселе. Пожалуй, разок-другой я ощущал некоторое возбуждение после выпитого. Но я хочу сказать, что никогда не доходил до состояния беспамятства, я постоянно держал контроль над собой. Я абсолютно уверен в том, что ни малейшим образом не нарушил покой в доме миссис Браун. Я отлично помню, что было, а чего не было. В этом я готов поклясться. Видимо, барон пожаловался на меня домохозяйке. Он с ней несколько раз говорил обо мне, хотел, чтобы она меня выселила. Она говорила в ответ, что не замечала за мной ничего плохого, и такого мнения она придерживалась какое-то время, ведь я же друг ее сына. Наконец, барону удалось ее убедить. Предлог был следующий: полисмен нашел меня лежащим у порога дома без чувств. Полисмен стал стучать и звонить в дверь, разбудил весь дом. Барон заявил, что я пьян, а на самом деле я был совершенно трезв. Одна бутылочка эля — вот и все, что я себе позволил в тот вечер. Так обстояло дело, готов присягнуть. Я тогда задержался в конторе, много разных бумаг накопилось, и после отправился с одним из наших, клерком по имени Уильям Уэллс. Мы зашли в паб на Хай Холборн, где я себе позволил одну бутылочку эля, утомился я в тот день. Уэллс заказал себе бренди с водой. На углу Тоттенхэм-Корт-роуд мы расстались. Придя на Рассел-Плейс, я попробовал открыть дверь своим ключом, но замок заело. Тогда я попробовал воспользоваться звонком; ничего не вышло, ручка отвалилась. Похоже, провод был сломан. Я еще раз попытался открыть дверь ключом и уже подумывал над тем, где мне сегодня переночевать — я не хотел тревожить мадам Р**, — как вдруг дверь открылась изнутри. Я поспешил зайти внутрь, как вдруг что-то обрушилось на меня, дальше я уже ничего не помнил. Должно быть, рухнул без чувств. Затем меня обнаружил полисмен. Вот вся правда о том, что произошло со мной. Я не видел, кто открыл тогда дверь. Недалеко от входа в дом стоит уличный фонарь, но эта личность находилась в темноте, так что не знаю. Я тогда решил, что это проделка барона, стремившегося выселить меня из этого дома. Я и сейчас так думаю, хотя теперь уже не с такой уверенностью. Поразмыслив над этим, я решил, что тут нельзя быть до конца уверенным. Готов присягнуть, что я сказал правду. Я был совершенно трезв, так же как вот и в эту минуту. Это могут подтвердить и мои работодатели, и Уилл Уэллс. Я не знаю, отчего барон так упорно стремился выдворить меня из этого дома. Мы с ним никогда не общались. Возможно, всего один раз мы разговаривали. А так — только „доброе утро“, и все в таком роде. А о единственном моем разговоре с бароном я упоминал в своем письме в страховую компанию, я его отправил после смерти мадам Р**. Дело было субботней ночью. Мы в тот вечер позволили себе немало пива и шанди-гафф, но я не был пьян. Так, в легком возбуждении, ничего особенного. Я пришел домой около одиннадцати вечера. Ключ был при мне, но что-то неладно было с замком; меня впустила служанка, и я очень тихо стал подниматься наверх, чтобы не нарушать покой мадам Р**. Проходя мимо ее спальни, я увидел, что дверь приоткрыта. Следующая за ней дверь была широко распахнута, можно было различить свет от лампы. Пока я шел к себе, я не заметил никаких движений; никто ко мне не обратился. Я снял обувь, чтобы ступать еще тише, но дом был старый, и ступени, понятное дело, не могли не поскрипывать. Ступени под комнатой барона были каменные и не скрипели. В руке у меня была свеча, и я тщательно прикрывал горящий фитиль ладонью. Я лег в постель, однако заснуть из-за переутомления мне не удавалось. Той ночью было очень душно. Я пролежал в кровати около двух часов без сна и в конце концов решил как следует умыться. Это должно было меня освежить. Я встал и направился к умывальнику. Кувшин для воды был пуст, горничная часто забывала его наполнить. Я взял кувшин, намереваясь его наполнить, и вышел на лестничную площадку. Я шел очень тихо — только бы не потревожить мадам Р**. Стоя на лестничной площадке, я увидел, как кто-то вышел из комнаты жены барона. Я перегнулся через перила, чтобы рассмотреть эту фигуру. С площадки возле моей комнаты можно разглядеть, что происходит этажом ниже. Я понял, что это мадам Р**. Она была в ночной рубашке, свечи у нее при себе не было. Она отправилась к лестнице, и там я потерял ее из виду. Когда она проходила мимо двери следующей комнаты, я заметил тень на стене: голова и плечи мужчины, словно наблюдавшего за ней. Я продолжал на нее смотреть, облокотившись на перила; они скрипнули, и эта тень тотчас же исчезла. Я взглянул в этом направлении еще раз и подумал было, что это мне показалось; но сейчас у меня на сей предмет нет никаких сомнений. Я засомневался на какое-то мгновение — это ведь было так неожиданно. А теперь я готов присягнуть — я все видел совершенно четко. Мадам Р** спускалась вниз по первому лестничному пролету, это примерно двенадцать ступеней. Она была на углу, когда я наклонился, чтобы лучше разглядеть. Я был убежден, что мадам Р** ходила во сне. Дальше лестница тонула во мраке, а она продолжала спускаться вниз. Я боялся за нее, она могла навредить себе, и я отправился к двери в комнату барона. Он спал; во всяком случае, мне понадобилось постучать дважды. Он подошел к двери, и я рассказал ему о том, что видел. Барон был в довольно сильном раздражении. Он сразу же взял лампу и отправился вниз по лестнице. Я наблюдал за ним, опершись о перила. Отсюда можно было видеть дверь, ведущую к лестнице на кухню. Между ней и холлом имеется стеклянная перегородка. Он вошел в дверь, и сквозь стекло можно было видеть свет; барон прошел часть пути вниз по ступенькам. Вскоре он появился вновь и стал спиной к двери, а мадам Р** прошла мимо него и стала подниматься вверх по лестнице. Барон проследовал за ней. Когда я увидел, что она поднимается, я вернулся на свою площадку и пригляделся. Мадам Р** вернулась к себе в комнату, по-прежнему находясь во сне (как мне показалось), а ее муж зашел следом. Затем я услышал шепот в комнате, после чего барон вышел ко мне. Он был мне очень благодарен за то, что я его известил о произошедшем. По его словам, мадам Р** спустилась вниз на кухню; когда он сошел по ступенькам, она оттуда как раз выходила. Он убедительно попросил меня никому не рассказывать об этом случае, поскольку об этом может узнать мадам Р**, что небезопасно для ее здоровья. Я исполнил его просьбу, но пришло время, и я отправил письмо в страховую контору. Я почти совсем об этом случае позабыл, но снова вспомнил о нем после того, как бедная мадам Р** погубила себя во время ночных хождений по дому. Тогда я решил написать. Я не держал зла на барона и сейчас не держу. Не понимаю, почему он старался выдворить меня из дома миссис Браун. Думаю, он действительно считал, что я потревожил покой его жены. Она была ему очень дорога, и он был в тревоге и беспокойстве за нее. Тогда меня его отношение ко мне очень злило, но, вообще говоря, я был не совсем прав. Барон вполне нормально отнесся к тому, что я стал невольным свидетелем. Более того, он повторял, что очень мне за это обязан. Вот все, что я могу сообщить по данному делу и готов присягнуть: это чистая правда. Ручаюсь за то, что, по словам барона, в тот вечер мадам Р** заходила на кухню».