Ты мой яд, я твоё проклятие - Анна Мичи

— Маленькая дерзкая пташка, — с удовольствием повторила она. — Ты её обучаешь? У неё есть дар?

Дин Ланнверт только покачал головой.

— А-а! — протянула она. — Тогда ясно, почему милая девочка так ершится. Она не привыкла к тому, как мы, маги, общаемся между собой! — и она засмеялась в голос.

Ну конечно!

Как же я не поняла сразу. Кто ещё, кроме магички, может с такой беспардонностью носить мужской наряд и так свысока общаться, не ставя ни во что правила приличия. Только маги, которым титул даётся по факту окончания магической академии. Вот и выходят в свет такие магички, ничего не смыслящие в этикете, ведущие себя на равных с мужчинами, без образования и манер!

Я почувствовала превосходство. Пусть мой дар невелик, образование я получила блестящее. И уж ни за что не позволю себе такого вызывающего, недостойного поведения.

Но она меня злила. Ужасно злила. В ней раздражало всё: то, как она смеётся, грубо и вульгарно, то, как размешивает сахар в чашке, громко звеня ложечкой, то, что она охотно участвует в разговоре, хотя приличной девице в компании мужчин подобало бы хранить молчание. И, наконец, то, как она то и дело позволяет себе дотронуться до руки дин Ланнверта. А тот сидит, как будто так и надо, не одёргивает её, не стряхивает руку, вообще не проявляет никакого неудовольствия!

Ещё меня раздражали намёки на их связь, которые не переставая делали близнецы. Женщина — Мелина — только смеялась и отвечала той же монетой, а мне кусок в горло не шёл. Неужели дин Ланнверт и впрямь женится на этой… отвратительной, ужасной, неотёсанной…

— Так на приём вы идёте вместе? — спросил один из близнецов, мгновенно переключая меня на другую тему. Я навострила уши.

— Да, я для того и приехала сегодня. Сейдж вызвал, чтобы я была его спутницей.

— Весь королевский двор будет у ваших ног.

— От смеха от ваших манер, — прошипела я сквозь зубы. Тут же пожалела о своей невоздержанности: разговор стих, все взгляды уставились на меня.

— Что-что ты сказала? — поинтересовалась Мелина с кривоватой усмешкой.

— Я сказала, что уверена, вы будете блистать сегодня при дворе, — я вернула ей улыбку — ту самую равнодушно-высокомерную улыбку, которая помогла мне выжить в пансионате среди змеиных интриг девиц на выданье.

Не думаю, что эта грубая мужикообразная женщина может мне что-то противопоставить.

— А девочка остра на язык, — один из близнецов подмигнул мне, а другой засмеялся.

Противная Мелина застыла, меряя меня пристальным, уже далеко не тем снисходительным взглядом. Усмешка сползла с её губ, а в моей душе воцарился покой.

К сожалению, ненадолго, потому что после обеда я увидела её в роскошном тёмно-красном платье, садящейся в мобиль у парадного входа. Дин Ланнверт, тоже разодетый, в вышитом золотом мундире, брюках с лампасами, вычищенных до блеска сапогах, с выправкой не хуже генерала, подавал руку, помогая спутнице взобраться на подножку. А эта Мелина совершенно бесстыдно приподняла юбки. Взгляд дин Ланнверта скользнул по показавшейся в разрезе ножке, он скабрёзно ухмыльнулся и что-то сказал.

Я тут же отвернулась и раскрыла книгу, которую читала. К сожалению, буквы прыгали перед глазами, ничуть не желая проникать в разум, а уши только и делали, что ловили звук мотора, шуршание шин по дорожке, скрип раздвигающихся ворот.

Уехали.

Почему-то было невыносимо неприятно думать о том, как дин Ланнверт пойдёт с ней под руку по мраморным полам королевского дворца. Как, должно быть, обнимет, кружа в танце, положит широкую горячую ладонь на её талию, привлекая к себе, как она будет закусывать губы в его объятиях, как встретятся их взгляды… Отвратительно. Они совершенно не подходят друг другу — он явно аристократ, а она? Деревенская доярка!

Ох, я совсем не о том думаю. Дин Ланнверт же собирался сегодня поставить ультиматум отцу.

Чем злить эту Мелину, я бы лучше должна была войти к ней в доверие. Может, удалось бы уговорить её помочь мне. Но почему-то одна мысль о том, чтобы воспользоваться помощью этой низкой доярки, вызывала во мне отвращение.

Я попыталась представить, как дин Ланнверт подходит к отцу на приёме. Если моя весточка дошла, отец уже знает, что именно дин Ланнверт меня похитил, если нет… то это известие застанет его врасплох. Интересно, встречал ли он дин Ланнверта раньше? Думаю, да, ведь отец нередко посещал магические академии. Может, в обычной жизни они даже любезно раскланиваются и пожимают друг другу руки. Но сегодня все маски будут сброшены.

Если дин Ланнверт пошёл на такой шаг, значит, он готов к открытому сражению. Не боится ни гнева короля, ни мести отца. Дин Койоха назвал его гением, но мой отец тоже гений. Не знаю, кто вышел бы победителем из их дуэли.

Но дин Ланнверту и не нужна дуэль, она ведь почти никогда не заканчивается смертью. Он хочет уничтожить отца морально, лишить всего, что он имеет, опустить на дно отчаяния. И только потом убить.

Это значит… он хочет лишить отца доверия короля, звания Хранителя Хрустального жезла… и, наверное, меня. Я одновременно и способ шантажировать отца, заставить его поступать так, как нужно дин Ланнверту, и способ отомстить ему. И если через мои страдания он сможет заставить страдать моего отца — не вижу причины, по которой он этим не воспользовался бы.

Весь тот день тянулся ужасно медленно и тоскливо. Я бродила по территории поместья, побывала во всех уголках, в которых раньше не была, кормила лошадей яблоками, которые дал мне улыбчивый конюх, даже поиграла с близнецами в неожиданно обнаружившийся в поместье бильярд — но туча, тяжело осевшая на сердце, никак не желала рассеиваться. Я с мучительным нетерпением ждала, когда дин Ланнверт вернётся и привезёт с собой мой приговор, итог беседы с отцом.

Но шло время, наступила ночь, а он никак не показывался.

Я сидела у себя и читала, когда в коридоре наконец послышались шаги. Вздрогнув, отложила книгу. Я специально не стала удаляться в спальню или в маленькую комнату, чтобы застать дин Ланнверта. Хотела поговорить с ним, убедить пойти с отцом на мировую, убедить, что месть никому не принесёт счастья.

Кошки царапали на душе при мысли, что он вообще не вернётся, пойдёт ночевать к той невыносимой вульгарной женщине. Слава богам, он всё же образумился.

Но неуместную радость тут же прогнал женский смех.

На миг у меня перехватило дыхание. Он притащил эту дрянь сюда! В свои покои! На ночь глядя!

Это было ужасно. Как он вообще мог так поступить со мной? Привести женщину в соседние со мной комнаты? Вынудив меня слышать всё, что там происходит?

Наверное, я должна была уйти в спальню, закрыться, спрятаться под одеялом, молясь, чтобы за стенкой не послышался скрип кровати, но я оставалась в гостиной, даже невольно подошла чуть ближе к двери, прислушиваясь. Не хотела слышать, но старательно навострила слух.