📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгФэнтезиДевичьи игрушки - Владимир Лещенко

Девичьи игрушки - Владимир Лещенко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 109
Перейти на страницу:

Что дело уж дошло до др-раки.

Одна др-ругой дала тотчас туза,

А тр-ретья им обоим цар-рапала глаза.

И все кр-ричали в беспор-рядке…

– Ты думаешь, надобно-таки начать с Покровской обители? – усомнился поэт. – Хотя я и сам собирался туда наведаться. Отдать Брюнете ее вещи…

– Бр-рюнета! – снова запопугайничал Проша. Экий вредина-то. Как упрется, ничем его не проймешь.

– Ладно, давай почивать. Утро вечера мудренее…

– Мудр-ренее!..

Снились Ивану этой ночью дела дивные да непонятные. Никак оттого, что натерпелся всякого за последние несколько дней. Или потому, что всегда так: скверно спится поначалу на новом месте. А то и перебрал чуток. Кто знает.

Однако ж привиделись ему те самые молодые монахи, с которыми он встретился на речном обрыве. И были они не в своих черных рясах да скуфейках, а в длинных алых мантиях и такого же цвета шапочках. В руках один держал коробочку с притираниями, а второй – какой-то медицинский инструмент.

Подошли к его ложу, оглядели внимательно. А он отчего-то лежит в чем мать родила. Покачал головой первый, с коробочкой, и ткнул пальцем в Иванову ногу. Левую. Непорядок, дескать. Нога враз и заболела. Как огнем горит.

Привстал господин копиист чуток, чтоб рассмотреть, что же это такое с его нижней конечностью приключилось. И оторопел. Поелику вместо левой ноги у него наличествовала… большущая толстая змея. Вертит головой, грозит ядовитым зубом, языком раздвоенным туда-сюда поводит. Норовит укусить юношей в алом.

Другой, у которого инструменты, выхватил из их пучка огненный нож, положил ненужные на столик и кинулся на змеюку. Сжал шуйцею шею гадины крепко-накрепко, чтоб не брыкалась. И так трудно ему совладать с чудищем, что даже кровавым потом весь изошел. Но давит. А ножом режет шею, пытаясь отсечь голову змеиную. Брат же его посыпает рану черным порошком.

Насилу управились.

Потом отрезали змею-ногу аж по самый пах и, вынув из выплывшего из воздуха золотого ларца другую, уже человечью ногу, стали ее к Иванову телу прилаживать. Один шьет огненною же иглою, а второй присыпает порошком. Только не черным, а на сей раз алым, как кровь.

Сладили и с этим. И отошли, пропуская еще кого-то к его ложу.

Глянул поэт, а это сам святой мученик Христофор Псоглав явился. Склонил свою косматую голову над пришитой ногой, понюхал зачем-то, а потом принялся облизывать.

Знать, снимает порчу, смекнул Ваня. Песья глава – она для того первое средство.

Что странно, так это то, что за все это время не было проронено ни единого звука.

Хотел поэт поблагодарить святых (потому как в молодцах признал братьев-страстотерпцев Козьму и Дамиана) за спасение, ан не может. Словно онемел.

Попробовал стать на ноги. Получилось.

Отвесил всем троим поклон до земли. И как согнулся, то приметил, что левая нога-то у него… черная. Как же это?! Зачем от арапа ногу взяли?!

И снова не вышло слова молвить.

Тут откуда ни возьмись появился Прохор. Заметался над мучениками, хлопая крыльями. Братья-целители да Псоглав Христа носитель поглядели сначала на ворона, потом на Ивана. Этак по-особому. Улыбнулись печально и стали истаивать в воздухе. А птица бьется, бьется.

– Пор-pa! – разорвал навь скрипучий крик. – Пр-робудись!..

Поэт вскинулся на кровати.

Прохор скакал по столу, собирая крошки от вчерашнего ужина, а между делом поглядывал в сторону хозяина и покрикивал:

– Пор-ра! Пр-робудись! Цар-рство Божие пр-роспишь!

И в самом деле, пора. Сколько можно нежиться в постели? Хотя разве ж это «нежился»? Такие страсти-мордасти привиделись, что впору к бабке-вещунье за толкованием идти.

Впрочем, он и сам разгадать свой сон осилит. Насмотрелся за день то на фрески в храме, то на монахов. Вот и приснилось.

Откинув одеяло, Иван пошлепал бриться-умываться. Полюбовался своим отражением в зеркале. Хорош, нечего сказать. Морда опухшая, под глазами темные крути.

Гос-споди! А это еще что такое? Отчего левая нога черна? Где ж это он так в саже-то измазался? Никак, когда ложился, о печку бедром задел.

Вымылся, оделся, причесался и спустился вниз, прихватив с собой нетяжелый сундучок Брюнеты.

На первом этаже, в трактире, об эту пору совсем не было посетителей. Хозяин откровенно скучал за стойкой, а для развлечения гонял праздношатающихся слуг, загружая их мелкой и не особенно нужной работой.

– Живо протри пыль с Минервы, дурень! Да Нептуну пузо надрай! А ты прибери вон ту бумажку. Да не ту, остолоп, а эту! Горе мне с вами, совсем от рук отбились, дармоеды!

Заприметив постояльца, он заметно оживился.

– Не изволите ль чего, сударь? Рассолу, к примеру, или квашеной капустки?

Неужели так заметна его «хворь»? А ведь надо что-то делать. С такой-то рожей ни в одну святую обитель не пустят. За нечистого примут.

– Кофею, пожалуй… – нерешительно протянул Иван.

– И-и, сударь, – с характерным местным выговором примолвил хозяин. – Кофей – это пустяк, это после. А пока не побрезгуйте вот…

И поставил на стол перед поэтом кувшинчик, от которого характерно пахло кисло-соленым.

Господин копиист послушно оприходовал подношение. Передернулся и крякнул. Ох, и солоно же!

Но попустило. Почти сразу.

– Хорошо? – радушно осведомился кабатчик.

– Знатно!

– Вот теперь можно и кофею. Да с ватрушками, да с яичною лепешечкой…

Поэт уже успел заметить, что выпечка в здешних местах является чуть ли не предметом поклонения. Но есть не хотелось. Аппетита не нагулял пока.

– Ну хотя бы пряник! – умоляюще сложил длани хозяин.

Что ты с него возьмешь? Иван согласно кивнул, и тут же перед ним возник серебряный кофейник, чашка и блюдце с обливным пряником странной формы. Барков присмотрелся, и ему сделалось нехорошо. Сладость имела форму… крокодила.

– Это еще к чему? – сердито толкнул от себя угощение.

– А чегой? – не понял кабатчик. – Многим даже очень нравится. Вот хотя б господину приставу…

Припомнилось, что именно пристав и упомянул впервые о том, что есть слушок о якобы пойманной в реке рептилии. Надо же, сколь быстро реагирует торговля на жареное.

– Сам-то ты оного зверя видывал?

– Нам без надобностей, – безапелляционно молвил хозяин. – А пек мой сродственник. Вот он и зрел воочию сие диво…

– Да? – заинтересовался поэт. – И как зовут твоего родича?

– Кандыбин. Василь Иванович. Он на правом берегу пекарню держит. На Набережной, в аккурат напротив Святой Софии.

1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 109
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?