В Москве-реке крокодилы не ловятся - Федора Кайгородова

— Вроде нет. Или если совершил, то не заметил.

— Ну, вот, к примеру, мы, прежде чем сюда попасть, тонули. Вы не хотели, например, вытащить нас? Это уже стремление к подвигу, — я внутренне сама себе поаплодировала, как тонко я его подвела к вопросу о том, где он был во время убийства.

— Нет! — его лицо стало грустным. — Я даже вас не видел. Моя смена как раз была. Я во — он там был, — он показал на стрелу крана. — У нас же буксир на крюке качался, никак нельзя было глазеть по сторонам. Техника безопасности и все такое.

Так, из списка подозреваемых выпал пока только один человек. Причем, у него абсолютное алиби — висящий на тросе буксир.

Я вздохнула. Конечно, мое сожаление относилось не к тому, что не Дроздовкин оказался убийцей, а к моим следовательским перспективам.

— А дальше что? После армии?

— Сюда вернулся. Устроился на плавкран. Так и живу. Женился вот. Недавно. Сыну пять месяцев исполнилось, — его лицо засияло детской улыбкой.

«С Николя все ясно, — подумала я. — Его главная любовь и гордость — жена и сын! А где же тот Колян, из трюма?» Почему — то тяжелый ящик из трюма бился назойливой мухой в моем мозгу. Или даже не мухой, а большим мохнатым шмелем. Мне казалось, что если я разгадаю загадку ящика, то пойму, кто убийца.

— Саша! У вас на борту есть еще люди с именем Николай? — обратилась я к вестовому, когда мы возвращались назад.

— Есть! А что?

— Да так, — как можно безразличнее ответила я. — Просто я вчера слышала, как кого — то называли Коляном.

— А, если Колян, то это трюмный матрос Николай Кравец, — хмуро ответил мне Комаров. — Но он вчера не был на рыбалке. Он после вахты отдыхал.

— Надо же? — удивилась я как можно более искренно. — Ну, может, раньше слышала это имя. Одним словом, я просто так спросила.

Несмотря на бурную внутреннюю жизнь, наша махина двигалась вперед на самой малой скорости, и это при том, что встречные суда с надсадным гуденьем уступали нам дорогу. Иногда шлюпки и катера останавливались рядом с бортом или замедляли ход — люди с палуб удивленно рассматривали громоздкое сооружение, которое сначала принимали за баржу, груженую стройплощадкой. Один мужик, проплывая мимо на высоком укороченном катере, показал палец: во!

Густо обжитые подмосковные берега с уютными колоколенками и церквями то и дело мелькали за бортом. Стайка речных буксиров постепенно отстала, вернувшись в лоно родных портов. И только наш одинокий гигант разматывал бесконечный речной серпантин. С берегом и людьми нас теперь связывали лишь две шлюпки, которые заменили во время стоянки. Прикованные крепкими цепями, они внушали надежду, что берег есть, что он осязаем.

Миновав небольшой Пестовский водоем, мы направлялись к вершине северной речной короны — к Иваньковскому водохранилищу. После него начинался выход в Волгу.

— Наташа! У нас намечена часовая остановка в Ивановском на Икшинском водохранилище, — предупредил меня капитан. — Может, вам что-нибудь надо в местном магазине?

— Спасибо, Александр Александрович! А с чем связано то, что мы так отчаянно не торопимся?

— Мы идем по плану. Видите ли, наше судно слишком мощное и потому создано таким тихоходным, при большой грузоподъемности судно дольше идет по инерции, чем при малой. К тому же размеры плавкрана могут помешать движению судов по каналу. В Угличе будем через три дня. Вы, вероятно, там высадитесь и поедете назад поездом. А в Ивановском у нас вынужденная остановка, незапланированная. Мы должны принять на борт еще одного пассажира.

Мы стояли на палубе, ветер трепал мой шарф и мои волосы. Если их, конечно, еще можно было растрепать — я ношу короткую стрижку.

— Но Александр Александрович! Разве вам разрешены частные перевозки? — активно воспротивилась я, вспомнив про наставления следователя Краги.

Это непредвиденная остановка вряд ли соответствовала его планам. Вдруг преступник сбежит? А вдруг человек, для которого совершают вынужденную остановку, и есть тот самый преступник?

— О, не беспокойтесь! — заверил меня капитан. — Пассажир не опасен, это, можно сказать, член семьи.

— Тем более! Еще, оказывается, и член семьи? Вашей? Что это значит, Александр Александрович? — спросила я, вспомнив про ревнивую капитанскую супругу.

— Речь идет о члене семьи Дмитрия Степановича Перова.

— Так это его супругу мы будем катать по Волге? Не лучше ли заказать для нее частный самолет? — я вообще разозлилась, услышав такое.

— Но это не супруга, милейшая Наташа! Я пока не хочу говорить, но вот увидите, он вам понравится! — наслаждаясь произведенным эффектом, ответил капитан.

— Не может мне понравиться член семьи Дмитрия Перова! Он сам — то мне не нравится! — буркнула я совсем уж по — детски.

— Но Наталья! Вы так категоричны! А между тем, у Димы действительно сложные обстоятельства, — сказал капитан. — Ни из — за кого другого я не стал бы останавливать судно.

— И кто же этот член семьи? — мне стало любопытно.

— Э-э, нет, теперь уж я вам не скажу, раз вы к нему так предвзято относитесь! — явно поддразнивая меня, сказал капитан, и потом добавил серьезным тоном, — Дима по сути дела не может надолго исчезнуть из дому.

— У него что, ревнивая жена?

— Нет, у него другие обстоятельства. Он занимается спасением, ездит по командировкам, обычно это один, редко два — три дня. А так ходит на службу, как всякий другой рядовой человек.

— И чем же занимается этот рядовой человек в мирное время?

— Зря вы так, Наташа! — с укором посмотрел на меня капитан. — Дмитрий Степанович — прекрасный работник. По личным обстоятельствам ему пришлось уволиться из военного флота, где он, ни много, ни мало, командовал противолодочным кораблем. И вот теперь он командир спасательной бригады в Северном речном порту.

— Большой бригады?

— Это так называется — бригада. На самом деле это настоящий спасательный отряд. В нем человек 30–40. Точно не знаю, — ответил капитан. — Давайте — ка присядем!

Мы сели на раскрашенную садовую скамью, которую обычно ставят в городских парках. Раньше ее не было, видимо, доставили тем же спецрейсом из речного порта. Я даже польстила себе надеждой, что это сделано из — за меня — единственной, кому не пристало сидеть на рельсе. По спинке скамьи были разбросаны разноцветные зайчики, а на сиденье тщательно прорисованы голубые унитазы. Я пристроилась на самом краю, закинув ногу за ногу — лишь бы не сидеть на скамеечном унитазе — юмор художника лично мне непонятен.

— Видишь, шутники какие! — ворчливо заметил капитан. — Уже успели разрисовать. Пусть себе! Я не запрещаю каких — либо вольностей. Только пьянку на корню пресекаю. Так вот, — продолжил он любимую тему, — по роду спасательных работ, которые проводились на затонувшем буксире, здесь не требовались сами спасатели, поэтому Дмитрий Перов прибыл один, без отряда, для организаторской, так сказать, деятельности. Зачем ему приказали идти вместе с нами в Углич — ума не приложу, — пожал плечами капитан. — Вероятно, речь идет о каком-нибудь консультировании на местном уровне. В Угличе базируется одно из подразделений речного пароходства.