Адвокат-невидимка - Наталья Борохова

Следователь, должно быть, слышал его реплику и с ехидцей заметил:

– Судя по всему, вы ожидали, что мы найдем нечто, принадлежащее вашему виртуальному злодею? Помните, как в анекдоте про неуловимого Джо? Он неуловим, потому что его просто нет! Это фантом! Призрак! Его просто нет!

– Вы ошиблись. В анекдоте сказано примерно так. «Почему Джо называют неуловимым? Его что, никто не может поймать?» – «Да нет, он просто никому не нужен». Так и в этом случае. Вы не ищете преступника только потому, что уверены в моей виновности.

– Не буду спорить, – склонил голову Карасев. – Доказательств у нас хватает. Вот еще данные биологической экспертизы. Сперма, обнаруженная в половых путях Гуляевой, могла принадлежать вам!

– Да я же этого не отрицал! – негодующе воскликнул Лещинский. – У нас был незащищенный секс. Стало быть, должна быть и сперма. Это же, черт возьми, логично!

– Да, – согласился следователь. – Но кто знает, какой фортель вы выкинете на суде? Вдруг заявите, что вас вообще не было на месте происшествия. Вы знаете, про вас рассказывают такие небылицы, называя чуть ли не волшебником!

«А я и есть волшебник! – с горечью думал Лещинский. – Правда, я считал себя таковым до последнего времени».

Ему и вправду было чем гордиться. Его защитительные речи расходились на цитаты. Журналисты с удовольствием писали о нем хвалебные статьи, а юристы, сплетничая в кулуарах, передавали из уст в уста детали его последней судебной баталии. Его примеру следовали, ему старались подражать. Но фирменные рецепты от Лещинского мало кому удавалось воплотить в жизнь. Что самому герою-адвокату легко сходило с рук, оборачивалось для его последователя полной неудачей.

Так, однажды, выступая по одному громкому делу, Владимир Иванович на глазах присяжных разорвал в клочья обвинительное заключение. Заседатели, как завороженные, следили за тем, как поднимаются в воздух, а потом падают вниз обрывки бумаги, превращаясь в жалкую кучку бледных доводов прокурора. Присяжные вынесли оправдательный вердикт. В другой раз Лещинский, произнося речь в прениях, подошел к скамье подсудимых, на которой томился его подзащитный, и, словно в порыве отчаяния, тряханул решетку. То ли прутья были закреплены плохо, то ли кто-то свыше решил подать знак, но штукатурка с потолка посыпалась, показывая, что все решетки и засовы, прочные и непоколебимые на первый взгляд, устанавливаются не Богом, а людьми и могут быть низвергнуты самим человеком. Зал взорвался аплодисментами. Участь подсудимого была предрешена. Адвокаты, подхватившие прием Лещинского, и старающиеся его повторить, были жестоко наказаны. Судьи выносили в их адрес частные постановления, а дело одного из «учеников» Лещинского стало даже предметом рассмотрения в квалификационной комиссии адвокатской палаты.

Владимиру Ивановичу удавалось находить выход даже из самых трудных и запутанных ситуаций. Так, после дела «черной вдовы» его популярность расцвела пышным цветом.

История казалась банальной до невозможности. Молодая женщина двадцати шести лет обвинялась в убийстве престарелого мужа. Супруг, прожив на белом свете семьдесят лет, имел особняк, собственную конюшню, внушительный счет в банке и небольшой дворец на Лазурном Берегу. Кроме того, он был сед, тощ, как дождевой червь, и страдал рассеянным склерозом. Разумеется, когда-то у него была порядочная жена и пара великовозрастных отпрысков, но все они были брошены ради одной грудастой фотомодели. Бурная сексуальная жизнь не пошла на пользу деду, и буквально через пару месяцев после свадьбы его парализовало. А еще через месяц его инвалидную коляску и самого несчастного старца обнаружили на дне бассейна.

За несколько месяцев расследования, казалось, не нашлось ленивого, который бы не внес свой вклад в промывание косточек молодой супруги. Журналисты, подбирая выражения, сравнивали ее с черной вдовой, самкой паука, пожирающей самца сразу после спаривания. Кто-то величал ее Синей Бородой только в другом, феминистическом варианте. Обыватели, обсуждая это дело на форумах в Интернете, с вдовушкой не церемонились, называя ее всеми непотребными выражениями, какие только существовали в родном языке. Казалось, судьба молодой женщины была уже определена.

Когда за дело взялся Лещинский, даже самые отъявленные оптимисты боялись делать прогнозы. Их можно было понять. Количество обвинительных доказательств превосходило все возможные пределы и казалось критическим. В огромном городе было не отыскать человека, который не слышал бы о деле черной вдовы и не вынес бы своего заочного приговора. Но Лещинский все же сделал ставку на суд присяжных и, как показало время, не прогадал.

Дело, казалось, было яснее ясного даже со слов самой обвиняемой. В один погожий весенний день молодая супруга, доселе не проявляющая к инвалиду никакого участия и элементарного внимания, решила искупать его в бассейне и даже сделать прописанные врачом водные упражнения. Момент обещал быть таким трогательным, что молодая женщина попросила прислугу удалиться и поухаживать за старцем самостоятельно. Далее события разворачивались по сценарию, написанному самим дьяволом.

Красавица подвезла коляску к покатому спуску в бассейн. И, надо же было такому случиться, что в самый ответственный момент у нее зазвонил телефон. Разговор показался ей настолько важным, что она, не колеблясь ни минуты, поставила коляску на тормоз и удалилась в зимний сад, где и проболтала пятнадцать минут. Вернувшись к бассейну, она обнаружила, что дедушка ушел под воду и затих навсегда. Молодая жена, вернее, теперь уже вдова, тяжело пережила смерть супруга.

Домработница, служившая хозяину два десятка лет и втайне обожавшая престарелого чудака, выплевывала слова, как змея яд.

– Я сразу поняла, что это за штучка, – кивая в сторону скамьи подсудимых, говорила она. – Охотница за наследством, по-другому и не скажешь! Когда пыталась охмурить несчастного хозяина, вела себя, как ласковая кошечка, но, став женой, круто поменяла свой нрав. Была груба, сорила деньгами направо и налево, уволила половину прислуги. Что уж говорить о том, когда беднягу разбил паралич! Она, даже ради приличия, не желала заходить в его комнату. При виде судна ее тошнило, а запах лекарств вызывал у нее головную боль. Словом, утопила она его, в конце концов…

Ей вторил дворник.

– Понятно, что ее рук дело! – сопел он, едва преодолевая желание смачно сплюнуть на пол. – Мы ее толком-то и не видели до того самого утра, когда с хозяином произошло несчастье. Сядет на свой «Порше» и, ночь в полночь, катит в город. Уроки тенниса у нее там! Знаем мы эти уроки…

Сиделка тихонько плакала:

– Не уберегла я своего пациента. Душа подсказывала – не доверяй хозяйке. Но разве ее остановишь? Пришла в его комнату, зыркнула глазищами: «Иду с мужем в бассейн. Хочу позаниматься по новой методике. Попробуйте только помешать мне, вмиг рассчитаю!» Вот чем обернулась ее хваленая методика…

А были еще дети, внуки, брошенная жена, врачи, которые в голос утверждали одно: несчастного случая не было, старика убили. Убили хладнокровно и жестоко, пользуясь его беспомощностью, утопили, как котенка. Специалист, вызванный в судебное заседание, не колеблясь, заявил, что коляска технически исправна и скатиться просто так, по отвесному спуску вниз, она не могла. Тормоз работал превосходно.