Сага о Кае Безумце - Наталья Бутырская

Он снова опустился на колено:

— Прости мою жену-дуру. Она очень горевала после смерти Роальда. Ты бы ведь тоже захотела отомстить, если бы кто-то убил твоего младшего брата, верно?

Ингрид нехотя кивнула.

— Вот и она такая же. В ее груди сердце воина, да вот в голове куриный умишко. Ты же, я вижу, храбрая и умная. У тебя будет много достойных женихов. Прими эти серьги, как подарок на твою будущую свадьбу.

И она взяла драгоценности.

Я тяжело вздохнул. Весь Сторбаш не стоит одной такой серьги. Отдавая их, ярл Скирре как бы выплачивал виру за все, что натворил. Очень щедрый поступок. Отец бы не взял и сотню золотых монет, так ведь не ему и давали. Очень умный поступок. Никто не проиграл суд. Никто суд не выиграл. Конунгу никого наказывать не придется. Кажется, больше всего в этой ситуации выиграл как раз сам Рагнвальд. Хитрый лис.

— Лендерман Эрлинг, остались ли у тебя обиды на ярла Скирре и его семью?

Отец помолчал-помолчал, а потом выдавил:

— Нет.

— Ярл Скирре, остались ли у тебя обиды на лендермана Эрлинга и его семью?

— Нет, — ярл уже поднялся с колен и стоял весьма непринужденно, как будто и не унижался только что перед сопливой девчонкой.

— Быть посему. Я заканчиваю вашу вражду. Отныне никто из вас не должен причинять вреда семье друг друга.

— И я, Кай Эрлингссон, известный как Кай Безумец, являюсь вольным хирдманом! — встрял я, желая отвести месть будущих врагов от своих родных. — А значит, Эрлинг и его семья отныне не отвечают за мои поступки в прошлом или будущем.

— Да будет так!

Старое дерево корабля скрипело при каждом взмахе весел, при каждом ударе волны. Такелаж гудел рассерженными струнами. Команда отчаянно гребла, глядя на приближающегося преследователя.

— Как подойдёт ближе — забросаем его копьями. Отправим в Нарлову вотчину! — ярл Хрейн старался вселить в своих людей уверенность, которую не чувствовал сам.

Мерно взлетающие весла на маленькой лодчонке трижды проклятого Эрна приковывали к себе взгляды.

Хрейн взглянул на едва трепыхающийся парус. Драккар шёл немного быстрее ветра и никак не мог оторваться от ведомого самой Бездной преследователя. Ещё немного, и он нагонит.

Бывший ярл сплюнул кислую слюну и прошел на корму.

— Ну что?

— Почти. Подождём, и волнение станет меньше. С десятком копий в спине он нас точно не догонит.

Как будто услышав их разговор, а может, и вправду услышав, Эрн бросил весла, вытащил из подготовленного Альриком тюка кольчугу, натянул ее и нахлобучил шлем.

За те несколько мгновений, что ему понадобились, драккар ненадолго увеличил отрыв. Но Эрн тут же взялся за весла и загреб еще быстрее, вмиг подойдя на бросок копья. Корабль замер. Засвистели первые копья, распарывая воздух острыми жалами, но ни одно не попало даже в лодку.

Хрейн перебежал на нос судна. Может, команда все же удержит бешеного изменённого. Шестнадцать на одного — не самый плохой расклад.

Эрн поднялся на своей лодке и, взяв секиру одной рукой, прыгнул. Кормчий идеально выбрал момент и вывернул рулевое весло.

Сакравор, немного не допрыгнув, с тихим плеском ушёл под воду. Хирдманы Хрейна завопили от восторга и принялись славить Одда-кормчего. Сам Одд, не отпуская весла, неверяще улыбнулся и набрал в грудь побольше воздуху для победного клича. А в следующий миг его голова с глухим стуком ударилась о доски настила и покатилась по настилу корабля.

За обезглавленным телом стоял исходящий паром Эрн Сакравор. Никто не заметил, как и когда он забрался на борт. От него исходила мощная волна силы, не рунной, но силы изменённой, страшной, превращающей внутренности в студень, а мышцы — в сплошные узлы боли.

Оттолкнув все ещё стоящее тело, так что оно заклинило рулевое весло, Эрн шагнул вперёд. Широким взмахом секиры срубил сразу двоих хирдманов. Волна силы полилась дальше, сбивая с ног и лишая воли.

Все звуки на драккаре исчезли. Не было слышно ни криков раненых, ни стонов умирающих, ни хруста разрубаемых костей. Исчез даже плеск волн. В абсолютной тишине шел сакравор, с каждым шагом отсылая Фомриру новых дружинников.

Он не смотрел на атакующих. Жёлтые глаза смотрели прямо. На единственного человека, за которым он пришёл. Меч одного из хускарлов пробил кольчугу Эрна. Но сам воин не успел порадоваться успеху, лишившись половины головы. Топор скользнул по древку огромной секиры и снес несколько пальцев, но та не дрогнула ни на миг, и хускарл полетел за борт.

Хрейн остался единственным живым человеком на корабле. Он вонзил тяжёлое копьё в живот Эрну. Наконечник прошел насквозь и натянул кольчугу на спине. Эрн кашлянул густой чёрной кровью, выронил потяжелевшую секиру, шагнул вперёд. Пятка копья упёрлась в штевень, останавливая изменённого.

Ещё один шаг. Звенья кольчуги на спине лопнули и расползлись, обнажая окровавленное острие. Эрн схватил голову бывшего ярла. Здоровая левая и двупалая правая сдавили череп Хрейна. Тот раскрыл рот в крике, но в звенящей тишине ничего не слышно. Лицо Хрейна покраснело. Он отчаянно пытался разорвать смертельную хватку, но всё тщетно. Последний звук, который услышал Хрейн сквозь кровавую пелену, — треск его собственного черепа.

Эрн отшатнулся от мертвого врага, оглянулся по сторонам, как будто впервые заметил, где находится. В его светло-серых глазах явно читалось недоумение. Он тяжело осел на окровавленные доски. Его жёлтые глаза закрылись. Внезапный порыв ветра наполнил парус и погнал мертвый драккар в открытое море…

Отец отплыл в тот же день вслед за ярлом Скирре, пока это еще было возможно. По замерзающему морю идти опасно, но оставаться всю зиму в Хандельсби ему тоже было не с руки. На суда загрузили факелы, чтобы по ночам следить за приближающимися льдинами, побольше теплых шкур и одеял, вознесли хвалы доброму и щедрому Нарлу, богу всех моряков, и отправились в путь.

Ингрид плакала навзрыд, просилась к нам в хирд, грозилась сбежать из дома, и лишь после слов отца о том, кто же тогда будет защищать малыша Фольсмунда, сдалась. Но пообещала, что сразу после первой руны брата разыщет меня.

Эрлинг же крепко обнял меня и вернул золотую монету. Сказал, что мне она скорее пригодится. Опять же оружие пора менять. Пятая руна на носу. Хотя какой там на носу… После Торкеля я еще никого не убивал, ни людей, ни даже зверушку какую.

Предстояла долгая зима. И в отличие от прежних зим я был свободен от пригляда отца и хёвдинга.

В Хандельсби были семьи, которые за плату соглашались взять на постой и кормить всю зиму. Вот только нам с Тулле пришлось изрядно потрудиться, чтобы найти себе такое жилье.