Сага о Кае Безумце - Наталья Бутырская

Поспрашивал у местных, разузнал, что в Хандельсби аж три кузнеца. Один жил на левой стороне фьорда, старательный, но не особо умелый, он занимался только утварью да инструментами. Гвозди там всякие ковал, молотки, подковы и прочие мелочи. Второй выполнял работу только для конунга, снаряжал его дружину. А вот третий… Третий по слухам был отличным мастером в свое время, сейчас состарился и не брал много заказов, зато он умел ковать оружие для хускарлов. К нему-то я и направился.

Соседский мальчишка вызвался проводить к Кормунду, его кузница была где-то за городом.

— Ты только повежливее с ним. Он, может, и старик, зато колдун знатный. Однажды пришлый хускарл нагрубил Кормунду, а потом у него уд отсох.

— У кого? У Кормунда?

— Да нет. У хускарла! Он руны знает. А еще умеет слова в заклятья складывать.

И снова вся окрестная ребятня липла ко мне. То ли потому что я был не намного старше, то ли потому что я ростом не вышел, а может, им нравилось, как я с ними разговаривал. Хоть свой хирд собирай. Угу, и назову его «Хирд сопливых». На морозе они все шмыгали носами и вытирались рукавами.

— Вот туда иди. Все прямо и прямо. Потом увидишь наклонное дерево, значит, недалече.

Я потрепал мальчишку по плечу и пошел прямо. Туда, откуда шел дым. Мог бы и сам догадаться.

Кузнецы, они любят ставить кузни подальше от домов. Может, чтобы не будить соседей звоном молота, а, может, чтобы спокойно творить свою ворожбу. Корлех, пожалуй, самый неприметный бог среди всех. У него и подвигов никаких нет. Есть такой бог, и все. А ведь если подумать, именно Корлех слепил и обжег тот горшок, в котором Мамир замесил людей, Корлех сделал первую наковальню и первый молот. Он выковал все оружие богов, все инструменты, построил первый дом. Фомрир любит разрушать, а Корлех — создавать.

В жизни все также. Чьи имена гремят по всем северным морям? Уж не великих строителей точно. Убийцы тварей, грозные воины, разрушители городов, — только их люди и знают.

Наклонного дерева я так и не нашел, наверное, рухнуло все же, зато нашел дом и кузню Кормунда. Кузня выглядела почти так же, как и у сторбашевского кузнеца: небольшой сарай без одной стены. Прямо перед входом стоит горн, обложенный дерном, рядом пустое ведро. Сбоку большая куча угля, рядом с ней пережженные остатки железа.

И сам Кормунд.

Какой же он старик? Волосы у него побелели, но борода все еще оставалась рыжей. Стать, ширина плеч, мощь рук — такой может еще раз жениться и ворох детишек заделать перед тем, как сляжет в землю.

— Наконец-то пришел. Третий день жду, — буркнул кузнец.

— Да я…

— Ничего. Видишь, сколько снега навалило. Ты пока расчисти двор, а я… — он не договорил.

Я пожал плечами, повесил плащ на частокол, взял лопату возле дома и начал убирать снег. Благо, он еще не лежалый, оттепелей не было. Хотя этому семирунному тут работы и вовсе на один мах.

Семирунный кузнец — это хорошо. Как раз для меня. Карл не скует оружие для будущего хускарла. Карл не работает с костями тварей. Хельт бы взял слишком дорого за работу. А вот семь рун — то, что надо.

— Значит, топор нужен?

Вопрос застал меня врасплох. Да откуда Кормунд все знает? Может, и правда, ему духи нашептали?

— Да. Мой первый раскололся. Сейчас секира, но мне не подходит. Да и маловата она уже стала.

— А осколки от первого остались?

— Нет.

— Плохо. На будущее знай: коли оружие тебе хорошо послужило, надо взять от него железо и вплавить в новое. Так и признает тебя быстрее, и слушаться будет лучше.

Помолчал.

Я продолжал сгребать снег и выкидывать его за ограду.

— Бук для топорища не пойдет. Тебе много по морям ходить придется, а бук воду любит, в себя забирает. Ясень хорош. Прочный, твердый, хорошо держит удар. Но лучше взять дуб. Дуб воды не боится, но и не впитывает. Дуб силен и гибок. А еще он тяжел. Как раз для будущего хускарла. Есть у меня подходящий брус. Просохший, отлежавшийся, звонкий, как бодран. Так и поет под пальцами.

А ведь вроде у Кормунда все пальцы целые. Так откуда он все знает?

— Есть у меня и железо. Да только сырое оно, бестолковое. Тяжелое, хрупкое. Треснет как твой старый топор.

Я закончил чистку двора, вплоть до травы все выскреб.

— Ты вот что… Пригони мне десяток гусей, да пожирнее.

— Мне бы железо с костями тварей, а не гусей, — робко заметил я.

— Кости тварей, говоришь? Есть у меня такие. Значит, ты хочешь тварей убивать? Не с людьми сражаться?

— Если придется, то и с людьми.

— А то может, раба мне приведешь? Его кости тоже подойдут.

— Ты, старик, говори да не заговаривайся. Зачем мне в топоре плоть безрунных? Мне слабых убивать не надобно, а сильных таким оружием не убьешь.

Рассмеялся Кормунд, поднялся с лавки и подошел ко мне.

— Что ж, выкую тебе топор. Сильный, крепкий. До десятой руны сможешь носить и не жаловаться. Поначалу тяжеловат покажется, но это потому что на вырост делаю. А уж сладишь с ним или нет — твое дело.

Я кивнул, хотел было спросить об оплате, как кузнец сказал:

— Быстро не жди. Гусей приведешь, и до весны можешь не возвращаться. Монету свою припрячь, с собой не таскай. Я возьму половину от нее.

— А…

— Иди!

Делать нечего. Я развернулся и пошел обратно, чувствуя себя облапошенным. Вот вроде бы обмануть он меня никак не мог, ведь я даже задаток не отдал. Самое страшное — я останусь без топора. Печально, но терпимо. Кузнец может помереть, заболеть, спиться или уехать. Хотя куда он уедет зимой?

Так что я решил не забивать себе голову, пригнать гусей и ждать до весны.

Потянуло дымом, и постепенно холодный воздух начал прогреваться. Я откинул теплое одеяло, сел на лавке и потянулся. Ньордова жена разожгла огонь и уже пекла свежие лепешки на камнях. Она любила повторять, что зимой нужно начинать день с горячей еды, чтобы живот потом грел тело до вечера.

Вошел старик с новыми полешками, и вслед за парами мороза в дом ворвались детские крики:

— Лед встал! Лед встал!

Я натянул шерстяную толстую рубаху, подсел к столу.

— А что такого в том, что лед встал?

— Это значит, — заулыбалась старуха, — что еще седьмица-другая, и можно будет играть в кнаттлейк.

— Так в него можно и сейчас играть. Вон, каждый день вижу, как мальчишки машут битами.

— Мальчишки — это баловство. Как лед на фьорде окрепнет, будет турнир. Да не какой-то там! Даже конунг приходит посмотреть. В прошлом году его сын сам участвовал.