Генри и Джун - Анаис Нин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 69
Перейти на страницу:

Как все они серьезны! А я вдруг почувствовала себя старой и циничной. Я устала от бесконечных требований и больше часа чувствовала себя бесчувственной. За мгновение я могла разрушить свою легенду, уничтожить все, кроме самого главного — моей страсти к Джун и обожания Хьюго.

Возможно, мой интеллект выделывает очередной кульбит? Или это называется осознанием реальности? Где вчерашние чувства, где то, что я испытывала сегодня утром? И что случилось с моей интуицией, когда вместо Фреда на свидание пришел Генри? Я не поняла, что он пьян, и прочла ему из дневника о его силе, сообщив, что он может сломить меня, а потом обиделась, когда он не понял. Фарсовость ситуации меня задела. Я спросила:

— Как выглядит Фред, когда он пьян?

— Становится смешным, веселым и всегда свысока относится к проституткам. Они это чувствуют.

— А ты, конечно, с ними более чем дружелюбен?

— Да, я болтаю с ними, как гостиничный носильщик.

Да, все это не доставляет мне никакого удовольствия, холодит душу, заставляя чувствовать какую-то пустоту внутри. Однажды я пошутила, сказав, что когда-нибудь пришлю телеграмму: «Никогда не приходи ко мне больше, потому что ты не любишь меня». А вернувшись домой, подумала, что завтра мы с Генри не увидимся. А если увидимся, то больше не будем врать друг другу. Завтра я скажу Генри, чтобы он не беспокоился насчет любви. Но как быть со всем остальным?

Сегодня вечером Хьюго сказал, что мое лицо сияет. Я не могу сдержать улыбку. Нас ждет банкет. Генри уничтожил мою серьезность. Она не вынесла столь разных его ипостасей — попрошайка и Господь Бог, сатир и поэт, безумец и прагматик.

Когда Генри наносит мне удар, я не рыдаю и не отвечаю ударом из-за своей чертовой понятливости. И что бы я ни воспринимала с пониманием — Генри и его проституток, — я не могу с этим бороться. Просто, поняв, я тут же это принимаю.

Генри сам по себе — огромный мир, и я не удивлюсь, если он вдруг начнет воровать, убивать или насиловать. Итак, я все поняла.

Вчера, во время нашего свидания, я впервые увидела злорадного Генри. Он пришел, скорее чтобы позлословить о Фреде, чем чтобы повидаться со мной. Он упивался собой, говоря: «Фред работает. Как это, должно быть, для него унизительно». Я не хотела выбирать занавески без Фреда, но Генри настоял. Не знаю, придумала я это или нет, но мне показалось, что он радовался своей бесчувственности. «Я получаю столько же удовольствия, совершая зло…» — говорил Ставрогин. Мне это удовольствие незнакомо. Я подумала, не послать ли Генри телеграмму, а Фред в этот момент произносил: «Я люблю тебя». Мне захотелось увидеться с ним и утешить. Злорадство Генри поражает. Он говорит:

— Мне всегда нравилось занять у кого-нибудь деньги и потратить половину на телеграмму тому, кто дал мне в долг.

Когда нечто подобное выплывает из затуманенного, пьяного сознания Генри, я подмечаю в нем черты бесовства, какое-то тайное наслаждение собственной жестокостью. Джун покупала Джин духи, а Генри голодал; ей доставляло удовольствие прятать в своем чемодане бутылку мадеры, когда Генри с друзьями сидел без гроша в кармане, безнадежно мечтая что-нибудь выпить. Меня удивляют не поступки, а удовольствие, которое эти люди получают, ведя себя так. Генри вынужден издеваться над Фредом. Джун заходит гораздо дальше, причем делает все напоказ, например, резвится с Джин в доме родителей Генри. Эта тяга к жестокости неразрывно связывает Генри и Джун. Оба были бы рады унизить меня и уничтожить.

Мне кажется, что прошлое гнетет меня, как проклятие. Оно источник каждого моего движения, каждого произнесенного мной слова. Иногда прошлое одерживает верх над настоящим, и тогда Генри отступает в небытие. Пугающая сдержанность, неестественная чистота овладевают мной, и я отгораживаюсь от мира. Сегодня я девица из Ричмонд-Хилла, я пишу на столике из белой слоновой кости, просто так, ни о чем.

У меня нет страха перед Богом, но иной страх — перед дьяволом — не дает мне спать по ночам. Но если я верю в Сатану, то должна верить и в Господа. Раз зло несовместимо со мной, наверно, я святая.

Генри, спаси меня от причисления к лику святых, от ужаса неподвижного совершенства! Низвергни меня в преисподнюю!

Вчера я виделась с Эдуардо, что еще больше усилило холодность и бесстрастность моих рассуждений. Я слушала, как Эдуардо объясняет мои чувства. Должна признаться — звучит правдоподобно. Я внезапно охладела к Генри, потому что увидела его жестокость к Фреду. Жестокость в моей жизни всегда была самым неразрешимым противоречием. Я постоянно сталкивалась с ней в детстве: отношение отца к матери, садистские наказания моих братьев и меня самой. Когда родители ссорились, я так жалела маму, что впадала в истерику. От детских лет мне осталась хроническая неспособность к жестокости, почти слабость характера.

Присутствие в характере Генри даже намека на жестокость позволяет предположить, что он способен и на большее. Более того, Фред пробудил во мне скрытые чувства. Он понял меня через воспоминания, которые Эдуардо считает неким регрессом, впаданием в детство, что способно сдерживать мое дальнейшее взросление.

Мне необходимо довериться кому-то, мне даже захотелось позволить кому-то собой руководить. Эдуардо заявил, что пора обратиться за помощью к психоаналитику. Он всегда на этом настаивал, уверяя, что мы могли бы беседовать на разные темы, а доктор Алленди станет руководить, «играть роль отца» (Эдуардо обожает искушать меня этим образом). Почему же я сопротивлялась, вместо того чтобы сделать своим психоаналитиком самого Эдуардо? Это лишь давало отсрочку выполнению истинной задачи.

— Наверное, мне нравится смотреть на тебя снизу вверх, — признаюсь я.

— Вместо того чтобы позволить между нами другие отношения, которых ты не хочешь?

Удивительно, но этот разговор замечательно повлиял на мое настроение. Я только что не пела. Хьюго ушел по своим делам. Эдуардо продолжал анализировать. Он был необыкновенно красив. В течение всего обеда я любовалась его лбом и глазами, профилем, губами и лукавым выражением лица. Редкую красоту Эдуардо я впитала позже, когда в нем проснулось желание, вобрала так, будто вдохнула воздух, или случайно проглотила снежинку, или подставила лицо солнечным лучам. Мой смех избавил его от необходимости быть серьезным. Я сказала, что люблю его зеленые глаза. Я захотела и получила этого случайного любовника. Но я спровоцировала моего доморощенного психоаналитика, заставила заняться любовью с пациенткой.

Бегом поднимаясь по лестнице, чтобы причесаться, я уже знала, что на следующий день поспешу на свидание с Генри. Чтобы избавить меня от страхов, он прижимает меня к стене в своей комнате и целует, шепча, чего хочет сегодня от моего тела, каких жестов, каких движений. Я подчиняюсь, он доводит меня до безумия. Мы преодолеваем фантасмагорические препятствия. Теперь я знаю, почему полюбила его. Даже Фред, пока не ушел, выглядел не таким несчастным. Я призналась Генри, что и не ждала от него идеальной любви, зная, как он устал от сложностей жизни. Я стала мудрее, во мне проснулось чувство юмора, и ничто не прервет наши отношения, пока мы сами не пресытимся любовью. Мне кажется, я впервые в жизни поняла, что такое наслаждение, и рада, что так много смеялась прошлой ночью, счастлива, что пою сегодня, горжусь, что так легко ушла из дому (Эдуардо еще оставался в Лувесьенне, когда я, взяв пакет с занавесками, отправилась к Генри).

1 ... 23 24 25 26 27 28 29 30 31 ... 69
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?