Гремучий ручей - Татьяна Корсакова

– Давай завтра все обсудим. Сегодня был очень тяжелый день, мы обе устали. Ложись спать, Татьяна. Утро вечера мудренее. Завтра все решится.

Верила ли она сама сказанному? Не верила, но очень хотела верить. А еще хотела спать. Так сильно, что, казалось, не сможет дойти до кровати.

Утро выдалось спокойным, совсем не таким, как прошлое. Ольга собиралась тихо, чтобы не разбудить спящую Танюшку. Блузку выбрала с высоким воротом, таким, чтобы не было видно раны. Никому не нужно знать, что на нее напал этот… зверь. Если бы было можно, она бы и Танюшке не сказала. Если бы было можно заставить внучку забыть…

Ефим уже ждал ее на краю села, стоял возле грузовика, курил папиросу. В ответ на приветствие молча кивнул и так же молча забрался в кабину.

– Ночь сегодня не спал, – заговорил уже после того, как завел мотор. – Как глаза закрою, так она передо мной.

Ольга не стала спрашивать, про кого он, лишь молча кивнула да украдкой потрогала рану. Кожа вокруг раны немного припухла, но очевидного воспаления не было. Как-нибудь заживет. Если обойдется без инфекции.

– Это не рысь. – Ефим скосил на нее взгляд. – Слышите, Ольга Владимировна? Это не рысь. Не смог бы зверь так…

– Как? – Ольга положила руки на колени.

– Я ж ее осмотрел. Ну, когда вез в деревню. Собрался с духом и посмотрел внимательно. Дикий зверь если на человека и нападает, то с одной целью, чтобы сожрать! Вы уж простите мою такую откровенность. А тут что же получается? Получается, напал, голову свернул, кровь пустил и все… Если ж он голодный был, так он бы не остановился, там бы раны и следы от когтей-зубов везде на теле были, а не только на шее. Ох, не знаю, Ольга Владимировна, что за зверь мог такое сотворить. – Ефим покачал головой, а потом добавил: – И еще вот какая странность… Крови на месте было не так чтобы сильно много. Ну, вы ж помните?

Ольга помнила, а хотела бы забыть.

– А тело этой несчастной, оно ж обескровленное почти совсем. – Ефим закашлялся, словно кашлем пытался замаскировать дикость сказанного.

– Как это – обескровленное? – спросила Ольга. В голове вдруг зашумело, как будто и ее собственное тело было обескровлено вчерашней ночью. Но ведь неправда. Чувствует она себя вполне сносно, только рана на шее побаливает. – Откуда вам это знать, Ефим?

– Да мне неоткуда, ясное дело! Это ваш доктор сказал. Дедок такой лысенький, на Ленина похожий… – Он снова запнулся, но, видимо, сильно тревожило его то, что случилось вчера, не мог носить весь этот ужас в себе.

– Зосимович, значит…

На самом деле Зосимовичу было на пять лет меньше, чем самой Ольге, но выглядел он на… старичком и выглядел. Уже лет двадцать, как минимум. Такая у него была специфическая обманчивая внешность. Но врачом Зосимович был отличным, про таких говорят «врач от Бога». На нем одном, считай, и держалась вся медицина в Видове и окрестных деревнях. И даже из райцентра к нему приезжали. И в мирное время, и во время войны. Во время войны стали наведываться и немцы – кто с хворями, кто с ранениями.

– Его староста ваш позвал, чтобы, значит, тело осмотрел, рассказал, что к чему. Ну, он и осмотрел. Сказал, что литров пять она крови потеряла. Это, считай, всю. Что-то там про бледность слизистых покровов и кожи говорил, да я особо не вслушивался. Стыдно признаться, мутило меня, Ольга Владимировна.

– Нечего стыдиться, Ефим, – сказала Ольга, снова осторожно ощупывая рану под блузкой.

– Может и так, но я ж бывалый, первую мировую прошел, всякое видал, а тут как мальчишка, честное слово! А он, доктор ваш, мне и говорит: «Там, где вы ее нашли, крови должно быть очень много, потому что в теле крови почти не осталось». А я ж помню, была кровь, но не так, чтобы очень много. Или снегом замело, и мы не заметили? Как думаете, Ольга Владимировна?

– Не знаю, Ефим. Света было мало, может, и не заметили.

– Так это света мало было, когда мы с вами ее нашли, а когда я ее забирал, уже рассвело. – Ефим покачал головой, сказал уверенно: – Нет, не было там столько крови. Одежа только в крови была да статуя эта. Вот я и думаю, что тогда, а? – Он снова посмотрел на Ольгу, и она снова сказала, что не знает, что и думать.

Дальше ехали молча до самой усадьбы. Проезжая мимо однорукой нимфы, Ефим притормозил, и Ольга решила, что он снова захочет обследовать место. Но нет, передумал, нажал на газ. Наверное, это правильно. Сейчас там уже никаких следов не найти. А на том месте, где напали на нее саму? Какие следы остались там? Чьи следы?

– А что это там? – Ефим вытянул шею, пытаясь получше рассмотреть то, что лежало перед воротами усадьбы.

А перед воротами, прямо на снегу лежало с головой укрытое солдатской шинелью тело. Крупное тело, очевидно, мужское. Сердце Ольги дрогнуло – неужели, кто-то из ее ребят… Не послушались, выбрались в темноте за границу усадьбы. Но нет, присмотревшись, Ольга заметила выглядывающие из-под шинели армейские сапоги, у ребят таких не было. Да и большой размер обуви вкупе с немалым ростом, говорили о том, что на земле лежит мужчина взрослый, крепкий, возможно, военный.

Дежуривший у ворот солдат предупреждающе вскинул автомат, жестом велел Ефиму выйти. Тот послушно выбрался из кабины, Ольга открыла дверцу со своей стороны. Она запомнила этого солдата, вчера он сопровождал их с фон Клейстом к месту, где нашли Зосю.

– Что случилось? – спросила она.

Солдат был еще совсем молодой, едва ли старше ее ребят. Сейчас лицо его было бледным и напуганным, он то и дело косился на тело.

– Кто это? Что-то случилось?

Наверное, при других обстоятельствах он не стал бы разговаривать с Ольгой, но сейчас немец был растерян настолько, что позволил ей подойти почти вплотную. Ольге хватило мгновения, чтобы нащупать петельку…

– Это Гюнтер. Его искали весь вчерашний день, а нашли вот только что…

– Где?

– Прямо здесь. Он пришел… – Солдат говорил медленно, чувствовалось, что ему не хочется вспоминать, что ему страшно. – Он пришел сам. Держался рукой за горло, пошатывался. Мы подумали, что он был в какой-нибудь деревне, что напился и вернулся пьяным, а потом увидели кровь.

Ольга тоже видела кровь. Она проступала на шинели, черной кляксой расползалась по грубой шерстяной ткани.

– Он упал. Стоял, шатался, а потом рухнул лицом в снег. Мы с Генрихом попытались его поднять, а там… – Солдат икнул, зажмурился, словно был не солдатом, а напуганным мальчиком. – Генрих побежал за помощью, а я остался с этим…

– Я посмотрю, – сказала Ольга мягко.

– Вам не стоит.

– Я попробую. – Она потянула за край шинели.

Гюнтер смотрел в небо широко открытыми голубыми глазами. Его мощная шея была сплошной рваной раной. Точно так же выглядела шея несчастной Зоси. Вот только у великана Гюнтера, несмотря на смертельную рану, хватило сил дойти до ворот. А у того, кто на него напал, наверное, не хватило сил или времени на то, чтобы сломать его бычью шею.