Темная вода - Татьяна Корсакова

– Зачем? – Нина одним махом, как давешний виски, допила холодный кофе.

Ксюша вздохнула:

– Чтобы и с вами разделаться. Ведь тогда, почти двадцать лет назад, все, даже следователь, решили, что он и вас с Аленой убил. Убил, а тела где-то спрятал. Допрашивали его… какие-то очные ставки, следственные эксперименты устраивали, а он сначала отпирался, а потом вообще замолчал. Как мне Яков потом объяснял, не получилось у следствия доказать его причастность к остальным убийствам, потому что вроде как и убийств не было. Нет тела – нет дела. – Она с мрачной сосредоточенностью принялась полировать и без того блестящую стойку. – Да только все знали, что это он – маньяк.

– Почему?

– Потому что со всеми тремя девушками был знаком, потому что с мамкой твоей роман крутил. Они пожениться, кажется, даже собирались, а потом поругались, разбежались чего-то. Ты не обижайся, Нина, только Алена была ветреной. Головы мужикам кружила только в путь. Вот и тебя родила незнамо от кого. Другую бы осудили, а ее, наоборот, даже жалели.

– Почему жалели? – А про «незнамо от кого» ведь правда. Мама никогда не рассказывала Нине про отца. Мама не рассказывала, а сама Нина не спрашивала. Сказать по правде, ее даже не волновал этот вопрос. Странно? Теперь вот ей странно, а тогда, в детстве, отсутствие в их с мамой жизни отца казалось вполне нормальным. У половины Нининых подружек не было отцов. Так что тут удивительного?

– Во-первых, из-за Силичны. Она странная была. В Загоринах ее считали ведьмой. Боялись, рассказывали про нее всякое, но и за помощью бегали. Не спрашивай, за какой. Я не знаю. А Алена выросла совсем другая – современная, веселая. Платья моделировала и шила такие красивенные, что к ней городские в очередь становились за нарядами. Готовы были из области в нашу глушь ехать, только чтобы Алена им платье пошила. И ведь всему сама научилась, по модным журналам. – Ксюша вздохнула, на сей раз, наверное, завидуя уже маминому таланту.

Ксюша не знала, что мама бросила шить. Не было в их доме ни модных журналов, ни швейной машинки, а все платья покупались либо в магазине, либо на вещевом рынке.

– А во-вторых? – спросила Нина.

– А во-вторых, из-за тебя. – Ксюша усмехнулась. – Это ты сейчас нормальная, а тогда… – Она многозначительно замолчала.

– А тогда что? Что со мной было не так?

Ксюша ответила не сразу, наверное, ей стало неловко.

– Мама моя работала в детском садике воспитателем, – заговорила она наконец. – Не знаю, как сейчас, а тогда в их обязанности входили подворные обходы, перепись детишек садовского возраста. Чтобы потом эти списки в школу передать. Тебя в садик не водили, Силична за тобой сама присматривала, но приказ есть приказ.

– Что со мной было не так? – поторопила Нина Ксюшу.

– ЗПР у тебя был. Задержка психического развития. – Ксюша глянула на нее виновато, словно это она лично выставила Нине такой диагноз. – Ну, во всяком случае, тогда так решили. Мама говорит, ты хорошенькая была, чистый ангел, и людей не дичилась, но не разговаривала совсем. Они с заведующей садиком хотели тебя в город свозить, показать лору, вдруг ты молчишь, потому что глухая, но Силична их шуганула, сказала, что нормально все с тобой, придет время, ты еще умнее всех их, вместе взятых, будешь. – Ксюша склонила голову набок, оглядела Нину с головы до ног, а потом закончила: – Видать, не ошиблась прабабка твоя. На немую дурочку ты точно не похожа.

Не похожа. Ни на немую, ни на дурочку. И Темка вот начинает говорить. Темке ЗПР не ставили, Темку сразу записали в аутисты. И Нина поверила. Может, это потому, что рядом с ней не было прабабушки Силичны, которая шуганула бы всех и сказала, что Темка нормальный?.. И мамы к моменту рождения Темки тоже уже не стало.

Про Темку, кстати, Ксюша деликатно промолчала, хотя не могла не заметить, что Нинин сын за все время их знакомства не произнес ни слова. И на том спасибо. А Нине нужно было узнать еще кое-что, может, даже самое главное на сегодня.

– А что со зверем? – спросила она.

– С каким зверем? – не поняла Ксюша.

– С тем, что напал на Силичну.

– Так потом решили, что это не зверь, что это Лютый ее так покромсал. В состоянии аффекта, наверное. Или по пьяной лавочке. Когда его взяли, у него в крови такой процент алкоголя нашли, что допросить смогли только через сутки. Совершенно невменяемый был, неадекватный. Про сердце следователь пытался узнать. – Ксюша поежилась. – Сама понимаешь, это ж жуть какая. Но, говорят, Лютый тогда то ли под дурачка косил, то ли и в самом деле умом тронулся, потому что тоже рассказывал про зверя с красными глазами. Ясное дело, не поверили ему.

– Но вы же сами говорили, что там… возле тела были звериные следы, что Якова даже вызывали в качестве эксперта.

– Были. – Ксюша не стала отрицать. – Вот только и другие там нашлись следы, человечьи. Ножом твою прабабку пырнули. Сначала вроде как ножом, а потом уже… – Она замолчала, подумала немного, сказала решительно: – Разве ж есть такой зверь, который может с ножом управляться? Да и кто поверит в зверя-людоеда, когда некоторые люди бывают пострашнее любой чупакабры?

Никто не поверит. Нине тоже верить не хочется. Но как быть с раной на плече? Как понять, от чего на самом деле эта рана? И с рисунком Темкиным нужно что-то делать. Может быть, показать Шипичихе? Отчего-то Нине казалось, что Шипичиха и про ее прошлое, и про ее настоящее знает куда больше, чем она сама. Вот только станет ли рассказывать? Видно же, что их с Темкой общество ей в тягость.

А Ксюшу тем временем словно подменили. Она приосанилась, неуловимо быстрым кокетливым движением расправила оборки на крахмальном переднике, провела рукой по голове, проверяя, все ли в порядке с прической. Нина проследила за ее взглядом и почти не удивилась, когда увидела, как в кафе заходит Яков в компании еще двоих. Одного из них Нина знала, это был магнат и меценат, хозяин «Стекляшки» и «Радостей жизни» Геннадий Сычев. А второй мужчина – крупный, рыхлый, краснолицый, одетый в светлые брюки и белую тенниску с темными следами пота под мышками – был ей незнаком.

– Явились голубчики, – улыбаясь во все тридцать два зуба, не то прошептала, не то прошипела Ксюша.

– Кто это, в тенниске? – спросила Нина шепотом.

– Егорка Березин, хозяин пансионата. – Ксюша приветственно помахала мужчинам рукой. – Папик его при Союзе нашим закрытым НИИ руководил, а Егорка в меде учился. Вот как доучился, НИИ как раз и приказал долго жить. Они его по-быстрому приватизировали, а со временем перестроили в пансионат. Яша говорит, Генка в этот проект тоже вложился, так что еще неизвестно, кто там настоящий хозяин в этом нашем пансионате.

Она говорила, не переставая улыбаться и разливать по трем граненым хрустальным стаканам невесть откуда взявшийся виски. А мужчины, все трое, уже подходили к стойке: Яков впереди, следом Сычев и Березин.

– А вот и наша очаровательная гостья! – Сычев протянул Нине руку, но не ограничился официальным рукопожатием, а коснулся сухими губами Нининых пальцев. – Егор, ты посмотри! – Он обернулся к Березину. – Ты только посмотри на нее!