Станционный смотритель. Долг платежом красен - Григорий Шаргородский

Особенно в такой предусмотрительности радовало, что в логово паучихи не придется идти в одиночку. Тем более без привычных артефактов.

Жрица едва заметно поклонилась и в сопровождении своего личного охранника с факелом в руке двинулась к стене пещеры.

То, что нас ведут сразу к главной паучихе этого гнезда, неудивительно – пятьдесят граммов самого востребованного в этом мире металла дают право на определенные преференции. Обычных посетителей, рассчитывающихся золотом, принимали младшие и средние сестры.

Наш путь лежал к огромной каменной шайбе, ребром прислоненной к стене. Но как только мы подошли, она со скрежетом откатилась, открывая узкий проход. Пройти можно было только по одному. При этом высотой коридор словно компенсировал малую ширину. Точно определить, насколько он высок, не получилось, потому что взгляд наткнулся на эдакий натяжной потолок из густой паутины. И что самое неприятное – по ней ползали здоровенные пауки.

У меня особой арахнофобии никогда не было, но все равно зрелище крайне неприятное. А если добавить слабое освещение от трепещущего пламени факела, совсем уж какой-то хоррор получается.

Хорошо, что коридор оказался не очень длинным. Через пару минут антураж вновь сменился. Из коридора мы вышли в небольшой восьмиугольный зал с низким потолком. Стены зала были гладкими, без украшения. Да и вообще, помещение казалось пустым, если не считать трех циновок в самом центре, одну из которых занимала довольно колоритная персона. Совершенно древняя старуха с седыми, скрученными наподобие дредов волосами, можно сказать, была противоположностью сопровождавшей нас жрицы. Вместо глухого балахона на ней была какая-то дырявая хламида без капюшона. Казалось, что наряд старухи пошит или даже слеплен из комковатой и неоднородной паутины. В итоге кожа старшей сестры была открыта намного больше, чем мне того хотелось бы. А уж если сравнивать густоту татуировок, то старуха сильно выигрывала – из-за почти сплошной сети черных нитей с паучьими силуэтами она вообще казалась негритянкой. Правда, от времени линии выцвели, и она была не черной, а скорее темно-серой. А вот лицо мастер татуажа пощадил процентов эдак на двадцать.

Первый же взгляд черных, как два провала, глаз тут же отбивал желание шутить. Казалось, что через ее глаза на тебя смотрит вечность. И это я не поэтические метафоры подбираю – ощущения были очень реальными.

– Я могла бы и сама рассказать, что вас сюда привело, но вы должны произнести это вслух.

– Уважаемая, – поборов внезапно накатившую неуверенность, произнес я, – мы хотим пройти ритуал опричников-побратимов.

Жрица требовательно перевела взгляд на Гену, и он сдавленно повторил мои слова.

Повинуясь жесту почти высохшей кисти, мы заняли места на циновках – я в наконец-то освоенной позе полулотоса, а Гена присел на пятки, как привык это делать на тренировках по айкидо. Кажется, это называется сэйдза.

Тряхнув головой, я выгнал лишние мысли, а когда посмотрел на жрицу, то наткнулся на ее насмешливый взгляд.

– То, о чем ты говоришь, маг, называется ритуал опричника. Так было раньше, когда честь познавших дыхание пустоты была чиста, а верность обычных людей крепка. Но сейчас честь и благородство извращенцев стали наивной сказкой, а обычные люди разучились доверять не только своим сюзеренам, но и вообще кому бы то ни было. То, что выродившиеся маги сейчас называют опричниной, лишь уродливая пародия на былые традиции. Ведь никто из господ не доверит слуге свои истинные чувства. Но вы ведь другие?

Даже не знаю, что на это ответить. Впрочем, вопрос явно был риторическим.

– Что же, – продолжила жрица, – начнем. Наденьте наручи.

Мне, конечно, не хотелось затягивать с этим делом, но события развивались слишком стремительно. Впрочем, чего юлить, ведь сюда мы приехали именно за этим. Решение было принято уже давно. Открыв коробку, я взял верхний наруч и перебросил его Гене. Выбирать смысла не было – они абсолютно одинаковы, как внешне, так и на отклик сканирования.

Пока мы надевали наручи, старуха, словно учуяв нерешительность, начала нагнетать обстановку. Сначала она обратилась ко мне:

– Уверен, чародей, отринувший чистоту человеческую в мерзком Запределье, что хочешь взвалить на себя полную ответственность за простого человека? Отвечать за его ошибки, бороться с его врагами и даже разделить смертельную угрозу?

Можно подумать, я не делал все это раньше. Вслух же просто сказал:

– Уверен.

Она тут же повернулась к Баламуту:

– А ты, человек, пока еще не запятнанный скверной, готов ли во всем подчиняться чародею, какими бы мерзкими и опасными ни были его приказы. Готов умереть по его слову и уйти за ним в небытие?

Вопросики для Гены она подготовила явно заковыристей, чем для меня. Да и вообще, казалось, что жрица хочет напугать его. Обстановка в помещении стремительно менялась. Тени от факела в руках татуированного мужика удлинились. Казалось, что по стенам поползли призрачные пауки, да и вообще стало очень неуютно. Ну вот прямо до дрожи. Даже появилось совершенно глупое желание сбежать отсюда.

Баламут побледнел, но все же процедил сквозь зубы:

– Готов.

– Да будет так! – прорычала ведьма и захохотала.

И самое интересное, именно в тот момент, когда от ее хохота по спине пробежался морозец, я вдруг понял, что все это чистый спектакль. Да, сейчас на мне нет моих артефактов, чтобы заблокировать или хотя бы просто распознать ментальное вмешательство, но опыт, за который плачено литрами холодного пота, подсказал, что здесь все не так просто. И тут страх ушел. А вот Баламуту было совсем плохо. Бедолага прямо позеленел.

И все же это был спектакль лишь отчасти. Едва я успокоился, как свет в комнате померк окончательно, а затем тьму разрезали светящиеся нити. Вот тут-то меня и пробрало по-настоящему. Я уже не смотрел в бездну через глаза ведьмы, а погрузился в нее.

Ощущения были непередаваемыми – словно в единый коктейль смешались ужас и восторг. Все закончилось очень быстро, но впечатлений хватит еще надолго. Вселенная еще раз мигнула, и все вновь вернулось на круги своя.

– Иди, воин, – глядя на Баламута, сказала жрица. – Мне нужно поговорить с твоим старшим.

Гена растерянно оглянулся и поднялся с циновки, только когда я уверенно кивнул. Выглядел он совсем потерянно, и даже без ментального артефакта видно, что моего друга терзает настоящая буря противоречивых эмоций.

– Это все? – спросил я, когда младшая жрица увела Баламута, оставив с нами своего защитника.

– А ты ждал представления с фокусами? – с легким ехидством улыбнулась старуха. – Я лишь пропустила через наручи нити, которые и без того давно связывают вашу парочку. И все это без какого-либо извращения. Понавыдумывали, понимаешь, всяких страшилок. Если хочешь, можешь успокоить своего опричника. Ничего в его жизни не изменится. То, что смерть для побратимов общая, – выдумка пугливых дурачков. Просто эти узы так усиливают боевую пару, что, когда гибнет один, второй теряет мощное преимущество и его просто добивают. Конечно, если настройку наручей проводят совсем безрукие ведьмы, то болевой шок одного может убить другого, но у меня-то с руками все в порядке.