Белый олеандр - Джанет Фитч

Такие мысли мучили меня, но не останавливали. Вирус не давал мне остановиться. Мы с Рэем занимались любовью в новых домах, в столярной мастерской за гаражом, иногда даже за валунами. Когда Старр была дома, мы старались не сидеть в одной комнате, — между нами дул горячий ветер, воздух загорался.

Вечером Старр кричала на ребят из-за беспорядка в большой комнате — разбросанных деталек «лего», пластмассовых ящериц и выставочной модели, которую делал Дейви. Это была точная уменьшенная копия скал Васкес, обложенная камнями с отпечатками древних растений, обломками раковин туррителлидов и трилобитов кембрийской эры. Дейви долго собирал их, некоторые привез с раскопок, — был там на экскурсии с классом. Старр вышвырнула из комнаты игрушки, пластмассовые детальки, шагнула к незаконченной модели и в два удара растоптала ее.

— Я сказала тебе убрать это дерьмо! Малыши бросились вон из комнаты, а Дейви опустился на пол у остатков своей модели, перебирая обломки ракушек и панцирей. Не нужно было видеть его глаза за стеклами очков, чтобы понять — Дейви горько плачет.

— Я ненавижу тебя! — Он поднял голову. — Ты все ломаешь! До тебя даже не доходит, что… Старр схватила его и принялась лупить, крепко держа одной рукой, чтобы не вывернулся.

— За кого ты меня принимаешь, а? Ты еще идиоткой меня назови! Я взрослый человек! Я твоя мать! Я не могу все здесь убирать одна! Уважение должно быть хоть какое-то!

Сначала она только шлепала Дейви, но скоро это стало просто избиением. Малыши убежали, но я не могла двинуться с места. Это было из-за меня.

— Старр, не надо! — Я попыталась оттащить ее.

— Заткнись! — взвизгнула она и отшвырнула меня. Волосы прилипли к ее побагровевшему лицу со страшными белыми глазами. — Помалкивай, ясно?!

Наконец она отпустила его, отошла, шатаясь, и зарыдала в ладони. Дейви остался сидеть на полу рядом с кучкой обломков. Слезы катились по его лицу. Я присела с ним рядом, высматривая, что еще можно было спасти.

Старр открыла «Джим Бим», который держала теперь в шкафчике рядом с мюсли, налила стакан, бросила туда лед. Теперь она открыто пила у нас на глазах.

— Не смей никогда так разговаривать, — сказала она, вытирая глаза. — Дерьмо малолетнее. Рука у Дейви как-то странно торчала.

— Болит? — спросила я.

Он кивнул, но не поднял на меня глаз. Мог ли он знать? Неужели догадался?

Старр опустилась на табуретку и тяжело прислонилась к стене. Экзекуция вымотала ее. Мрачно прихлебывая из стакана, она вытащила из пачки сигарету и зажгла.

— Наверно, это вывих, — сказал Дейви.

— Хватит тут ныть. Иди поной еще куда-нибудь.

Я принесла пакет со льдом, приложила к плечу Дейви. Выглядел он плохо, но не ныл, только морщился.

— Ему надо в больницу, — сказала я, стараясь, чтобы это не звучало как упрек. Мне было страшно.

— Я его не повезу. Не могу, вези сама. — Старр нашарила в сумке ключи и бросила мне. Забыла, что мне только четырнадцать.

— Позвоните дяде Рэю.

— Нет.

— Мам? — всхлипнул Дейви. — Мам, помоги мне.

Старр повернула голову и заметила, как торчит его рука — локтем вперед.

— О господи! — Она бросилась к Дейви, склонилась над ним, навалившись коленом на столик, схватила его за руку. — О, мистер, прости меня. Мама просит прощения!

Чем больше она говорила, тем больше расстраивалась. На глазах опять показались слезы, из носа текло. Старр пыталась пригладить сыну волосы, вытереть лицо неловкими пьяными жестами. Дейви отвернулся. Она отпрянула, согнулась, прижав сложенные руки к животу, осела на пол рядом с кушеткой.

— Что я делаю, Господи, что я делаю? — бормотала она, колотя себя кулаком по лбу.

— Я звоню дяде Рэю, — сказала я.

Дейви продиктовал мне номер, и я вызвала его из нового квартала. Через полчаса он вошел в дом, сжимая губы.

— Я не хотела. — Старр подняла руки, как оперная певица. — Я не нарочно, честно, поверь мне! Никто не сказал ни слова. Оставив Старр рыдать на полу, мы отвезли Дейви в больницу, где ему вправили вывих. Промямлили что-то о том, как мы играли на реке. «Он спрыгнул с камня и упал». Даже мне это казалось нелепым, но Дейви взял с нас слово не рассказывать о том, что Старр его била. Он все равно любил ее, несмотря ни на что.

Пасха. Кристальное, чистейшее утро, когда ясно виден каждый куст, каждый камень на горных склонах. Воздух был чистым и свежим до боли. На кухне Старр готовила окорок, совала в надрезы зубчики чеснока. Две недели уже она не пила, каждый день посещала собрания анонимных алкоголиков. Все мы старались помочь ей. Перевязанная рука Дейви постоянно напоминала о том, как это может быть ужасно.

Старр поставила окорок в духовку, и мы пошли в церковь, все, даже дядя Рэй, хотя он и сделал несколько глотков из бутылки, спрятавшись за машиной, прежде чем войти в зал. Когда он шел по проходу мимо меня, от него пахло спиртным, а в глазах читалась просьба к преподобному Томасу о стаканчике Крови. Я пыталась молиться, снова почувствовать что-то большее, чем я сама, кого-то небезразличного к моим действиям и мыслям. Но благодать ушла, я больше не ощущала присутствия Бога ни в этой блочной церкви, ни в том, что осталось от моей души. Старр с надеждой смотрела на Иисуса, висящего на новеньком грушевом кресте, дядя Рэй чистил ногти швейцарским ножом, я ждала, когда сверху польется пение.

После службы мы заехали на бензоколонку, и дядя Рэй купил Старр пасхальную лилию, обещание новой жизни.

Трейлер благоухал запеченным окороком. Старр накрыла на стол — кукурузная паста, кольца консервированных ананасов, рулеты с кремом. Мы с Рэем старались не смотреть друг на друга, чтобы все это снова не началось. Болтали с малышами, играли с лакомствами на тарелках, хвалили стряпню Старр. Рэй сказал, что преподобный Томас неплохой парень. Мы не знали, куда деть глаза, чтобы наши взгляды не перекрестились. Я рассматривала чашечку с мятным мороженым, посыпанным разноцветными мармеладками, и пасхальную лилию в центре стола. Мы не были вместе с тех пор, как возили в больницу Дейви, хотя никогда не говорили о том, как далеко все зашло.

После обеда мы смотрели по телевизору пасхальные передачи и спектакли. Розовощекие проповедники, церковные хоры в одинаковых костюмах или сатиновых платьях. Толпы людей, словно на рок-н-ролльных концертах. Машущие руки с растопыренными пальцами, как подсолнухи. Он воскрес, Христос, наш Спаситель. Как я хотела бы снова поверить в Него.

— Нам тоже надо съездить, — сказала Старр. — Поедем на следующий год в Хрустальный Собор[23], ладно, Рэй?

— Конечно.

Он уже переоделся в свои обычные футболку и джинсы. Мы играли в китайские шашки с мальчиками, пряча друг от друга глаза. Сидеть в одной комнате и не тянуться друг к другу было тяжким трудом, особенно когда Старр устраивалась с ним рядом, положив руку на теплую ткань его джинсов. Это было невыносимо. Наконец Дейви выиграл, и я вышла из трейлера, пошла бродить среди камней. Перед глазами стояла только ее рука на джинсах Рэя.