В любви брода нет - Галина Владимировна Романова

До автобусной остановки вновь пришлось пробираться по липким, раскисшим дорожкам. Сан Саныч беззвучно чертыхался, скользил, хватался за придорожные кусты и стволы хилых деревьев и снова чертыхался. В придачу ко всем прочим удобствам, с неба начало сыпать мелким противным дождем, который попадал за воротник куртки и неприятно студил кожу. И когда Назаров влез в подъехавший автобус, он уже был на пределе от усталости, злости и тревоги за глупую старушку, которая, сама того не ведая, чиркнула спичкой у бочки с порохом.

Он ехал по городу, бездумно глядя в окно, и впервые за долгое время просил господа прислать Севастьянову в их отделение. Ну, ходила же она в какой-то момент туда ежедневно, а то и по два раза на дню. Почему бы ей сегодня туда еще раз ни притащиться! Просто оттого, что ей нечего делать. Или потому, что вспомнила еще какую-нибудь несуществующую деталь или существующую. Да без разницы! Лишь бы пришла, и села по-птичьи на казенные стулья, и ждала бы его терпеливо. А не гуляла по улицам и не вела бы своих стариковских расследований, способных всколыхнуть такую грозную силу.

Сан Саныч вышел на ее остановке, кому-то ответил на приветствие, даже не поняв, с кем поздоровался. И скорыми шагами направился к дому, где жила Зоя Ивановна.

Дом ее — опрятная, выкрашенная в желтый цвет пятиэтажка — располагался во дворе детской поликлиники. Полностью заасфальтированная огромная площадка, почти всегда наводненная транспортом. Распознать или проследить, кто и когда подъехал или уехал, было почти невозможно. Народ здесь сновал беспрестанно. Тут тебе и мамаши с колясками и с детьми постарше, и подростки. Одним словом, лучшего места для того, чтобы совершить преступление и уйти незамеченным, вряд ли можно найти. Здесь даже старушки у подъездов были бессильны, столько сновало народу по двору.

Назаров зашел в подъезд, где проживала Севастьянова, и, поднявшись на ее — третий — этаж, позвонил в дверь. Никто не поспешил ему открыть. Он звонил снова и снова. Разнервничался так, что принялся дергать за ручку и толкать дверь плечом. Потом опомнился и, вытерев пот со лба рукавом, пошел вниз по ступенькам.

С Севастьяновой он столкнулся у подъезда. Столкнувшись, едва не расплакался от облегчения.

— Ну где же вы были-то, Зоя Ивановна?! — воскликнул Назаров, чертыхнулся и тут же потянул у нее из рук тяжелую сумку с торчащими из нее рыбьими хвостами. — Я вам звоню, звоню, а мне никто не открывает!

Севастьянова просто рот открыла от изумления. Такого внимания и участия со стороны участкового она прежде не знала. Глухое раздражение, вызванное ее частыми визитами, которое он тщетно пытался от нее скрыть, это да. Но чтобы так вот…

Она заспешила следом за ним к себе наверх, на ходу приговаривая:

— Так вот собралась на рынок. В доме все кончилось… И я даже… Входите, пожалуйста, Сашенька.

Она распахнула дверь, впуская Назарова в свою квартиру. Сняла с себя верхнюю одежду и аккуратно пристроила ее на плечиках. Шейный платок она не повесила, вцепившись в него сухонькими ручками и с тревогой глядя Назарову в глаза.

— Что-то ведь случилось, Сашенька? Вы же не просто так ко мне пришли, я права?

Ему очень жаль было эту женщину. Жаль нарушать покой ее неспешных стариковских дней. Очень не хотелось вселять в ее душу тревогу, а то и что похуже — страх. Но не сказать ей он не мог.

— Ваш детектив убит в своей конторе, — буркнул он, глядя в пол.

Проходить не стал, топчась грязными ботинками на крохотной, как носовой платок, мокрой тряпке, постеленной у порога.

— Эдик?! — воскликнула Зоя Ивановна и испуганно приложила шейный платок к губам. — Убит?! Бедный мальчик!!! Неужели его заметили?! Ну, как же он мог так?.. Ох, молодость, молодость… Что же теперь делать, Сашенька?!

— Вот не знаю, Зоя Ивановна! — Назаров развел руками. — Что мне с вами делать, ума ни приложу! Посадить под арест не имею права. Охрану выделить тоже не в моих силах… Что делать-то, а?!

Севастьянова посмотрела на него пристально и долго. Потом хмыкнула как-то уж совсем беспечно и с мудростью убеленной сединами женщины произнесла:

— А ничего не делать, Сашенька. Изменить что-то мы с вам уже не в силах. Остается ждать.

— Чего ждать?! У моря погоды?!

— Ну… я не знаю. Может быть, он вот сейчас наблюдал за мной и увидел, что я под охраной. И это его должно насторожить, заставить задуматься и… отпугнуть, быть может.

— Кого — его?! — У Назарова даже пот над верхней губой выступил от такой ее рассудительности и бесшабашного хладнокровия. Будто и не над ее жизнью нависла сейчас опасность, и не ей следует быть предельно осторожной. — Кого его, Зоя Ивановна?!

— Убийцу, конечно же, Сашенька! Того самого человека, который убил Эдика. Он же наверняка где-то рядом. Это же так логично. Убить сначала Эдика, а потом меня.

Зоя Ивановна, следовало отдать должное ее сообразительности, да случай был не тот, ошиблась лишь в одном.

Присутствие участкового рядом с объектом убийцу нисколько не отпугнуло. Заставило ненадолго задуматься, и только. Здесь Зоя Ивановна как раз оказалась права. И в том, что убийца был совсем рядом с ее домом, она тоже не ошиблась. Он сидел в припаркованных на больничной стоянке красных «Жигулях» и наблюдал за подъездом сквозь тонированное стекло. Понаблюдал какое-то время за метаниями участкового. Потом заметил старуху, еле перебирающую ногами. Та тащила тяжеленную сумку, сгибаясь под ношей едва не пополам. От ноши ее добрый дядя милиционер освободил и повел в подъезд. Задаваться вопросом, что бы это значило, убийце не было нужды. У него есть цель на ликвидацию объекта, все остальное не имеет значения. Нет, он позвонил, конечно же, куда следует. И сообщил о том, чему стал свидетелем. И, как всегда, оказался прав. Наличие у старухи подобных друзей ТАМ также никого не испугало. Задания ему никто отменять не стал. Как раз наоборот — поторопили, посчитав, что медлить дальше просто нельзя.

Ждать ему пришлось совсем недолго. Мент вышел из подъезда минут через десять. Какое-то время он еще стоял на подъездных ступеньках, внимательно оглядывая все вокруг. Не обделил вниманием и его машину, но и только-то. Поглазел, поглазел, с тем и остался. Потом он ушел, взглянув на часы. Быстро так ушел, не оглядываясь.

Все! Теперь настало его время. Теперь ему нужно вылезти из машины. Достать из багажника сумку сантехника, натянуть поглубже на глаза форменную кепку, надеть старомодные роговые очки, взять в руки блокнот с карандашом и пойти навестить старушку. Она ждала его, в этом он был уверен. Она который день ждала сантехника, а из ЖЭКа его все не присылали.

Очень уж въедливой была старая перечница, достала всех своими претензиями. То вода подкапывает, то в батареях гудит, то к ее счетчику кто-то подсоединился, раз он очень стремительно вращает колесиком. Одним словом, старуха была для любой коммунальной службы, словно гвоздь в мягком месте, и на ее звонки редко кто откликался. Кроме него, разумеется. Он вот мгновенно откликнулся, он же безотказный…