Франция и Англия X-XIII веков. Становление монархии - Шарль Эдмон Пти-Дютайи

Другие писатели того времени (в особенности повествователь Вальтер Мап, бывший одним из капелланов Генриха II) и превосходные хронисты конца XII в. в общем подтверждают описание физического и морального образа, сделанное Петром Блуаским. Некоторые прибавляют к нему черты, отмечать которые Петр избегал. Генрих II был великим развратником и не пощадил одной бретонской барышни, своей племянницы, которая была ему вверена в качестве заложницы, ни даже невесты своего сына Ричарда, Аделаиды, сестры Филиппа Августа, заботу о воспитании которой он взял на себя. Все, кто к нему приближался, отмечали его суетливость, неспособность оставаться в покое, даже в церкви, его припадки ярости. Очевидно, у него был порок — нервоз, переданный ему по наследству его предками, анжуйскими графами XI в.; этот порок даст себя знать в полной мере в физической и моральной конституции Иоанна Безземельного, последнего сына Генриха II. Но Вальтер Мап, хотя и указывает на мучения, которые причиняла его окружающим нетерпеливость этого вечного путешественника, этого беспокойного человека, не боявшегося досаждать половине христианского мира, тем не менее, восхищается его простотой, добродушием, интеллектуальной одаренностью и справедливо указывает на то, что у него был склад ума юриста и политика.

Личность Ричарда Львиное Сердце, который как-никак сумеет все-таки поддержать дело своего отца, менее сложна. Физически он был похож на Генриха II, но более высокого роста и стройный; и только под конец своей жизни, изнуренный всякого рода излишествами и перемежающейся лихорадкой, которую он схватил, вероятно, в болотах Пуату, он стал менее крепким и начал толстеть. Но он оставался всю свою жизнь деятельным и подвижным, как и его отец. Генрих II и Алиенора дали ему в наследие свою пылкость и буйность. Ричард мог быть великодушным и благодетельным, но также и мстительным и жестоким. Он почувствовал жестокую ненависть к своему отцу и чуть не убил его. У него бывали припадки безумного гнева. Автор Histoire de Guillaume le Marechal (Истории Вильгельма Маршала) изображает его нам осыпающим грубыми ругательствами папского легата и угрожающим ему побоями. Эта пылкость находила себе полное удовлетворение в охоте и войне, которые он любил больше всего. Он презирал мир, для поддержания которого его отец приносил столько жертв. На поле сражения он увлекал своих соратников примером храбрости, которая вошла в поговорку; его прозвище Львиное Сердце упоминается в современном рассказе о его подвигах в Святой земле. Наконец, этот эпический герой имел от своей матери вкусы южанина, любил выступать в пышном наряде, заставлять говорить о себе и легко сочинял стихи на французском и провансальском языках; не совсем лишенный чувства порядка и организации, он, однако, мало заботился об управлении и об юридических реформах. Это был легендарный богатырь, и его история действительно скоро стала достоянием легенды.

В царствование такого короля, как Ричард Львиное Сердце, монархическую прерогативу поддерживали канцелярии и чиновники, в то время как король гонялся за приключениями. Именно они под руководством Генриха II восстановили относительный порядок и укрепили его власть в его обширной державе.

Утверждали, что Генрих II старался окружить себя только английскими советниками и служащими. Это ошибка, которая может привести к непризнанию совершенно космополитического характера анжуйских королей. Генрих II читал по-латыни, понимал языки провансальский и итальянский, говорил по-французски и не знал английского языка: он мало жил в Англии, и, загнанный своими врагами, он не думал искать убежища в Англии, а отправился умирать в страну, в которой провел детство, в Анжу. Сын его Ричард душой был аквитанец и почти всю свою жизнь провел на материке, даже будучи королем. Еще в XIII в. Иоанн Безземельный и Генрих III окружали себя уроженцами Пуату и фламандцами. Конечно, в туче чиновников, ставшей такой густой, что Петр Блуаский сравнивал ее с тучей саранчи, было очень много местных чиновников, которые жили и умирали на своей родине. Но Генрих II умел использовать самых способных из них так, как он это считал лучшим, и отправлять их туда, куда он хотел; разнообразные формулы королевской канцелярии подчеркивают то дробность его империи, то ее единство; и если он иногда обращается со своими письмами к своим «верным» и к своим служащим такой-то отдельной страны, то, с другой стороны, он очень часто обращается «к своим верным» во Франции и в Англии или «ко всем своим служащим всей Англии, Нормандии, Анжу, Турени, Аквитании», а это значит не только то, что все должны этому повиноваться, но что некоторые из них постоянно перемещаются и служат во всех частях его империи. Как и деньги из его казны, его служащие то и дело переплывают море туда и обратно. Французы и англичане перемешаны в списках баронов и чиновников, свидетельствующих его акты или творящих суд в его ассизах, чьи бы интересы в них ни обсуждались — английские или нормандские[46]. Канцлерами Генриха II были: Фома Бекет — нормандец; Рауль де Ваннвиль, который сначала был ризничим руанской церкви, а канцлерство затем сменил на епископскую кафедру в Лизьё; наконец, Жоффруа, незаконнорожденный сын короля; король одновременно с канцлерством наделил его титулами и замками по ту и по другую сторону Ла-Манша. Канцлером Ричарда Львиное Сердце был нормандский клерк Вильгельм Лоншан. И еще один нормандец, Ричард де Люси, прославился как судья и администратор; он несколько раз управлял Англией во время отсутствия Генриха II. Зато отчетность и казначейство Нормандии были приведены в порядок англичанином, Ричардом Ильчестерским, который был, по-видимому, лучшим финансистом того времени, вместе с Ричардом Фиц-Нилем, автором Dialogus de Scaccario («Диалога о Палате шахматной доски»). Впрочем, в некоторых случаях очень трудно установить точно, был ли такой-то или такой-то нормандец или англичанин. Готье, которого называют Готье Кутансский, учившийся в Парижском университете раньше, чем сделаться одним из главных чиновников английской королевской канцелярии, был родом из Корнуолла; он был епископом Линкольнским, а потом архиепископом Руанским. Ранульф Гланвиль, который был чем-то вроде вице-короля в конце царствования Генриха II, происходил, без сомнения, из нормандского рода, переселившегося в Англию.

Генрих II и Ричард Львиное Сердце имели хороших светских служащих среди своих английских шерифов, своих французских виконтов и сенешалов, или своих высших военных должностных лиц, как например, верный и преданный Вильгельм Маршал. Но те, кто преобразовывал и поддерживал добрые традиции королевской канцелярии, Палаты шахматной доски, судебных трибуналов, кто руководил дипломатией, это все были клирики; король награждал их епископствами, но они и после этого не оставляли своих должностей при нем. В царствование Ричарда часто можно было видеть «курию короля», состоявшую из дюжины членов, среди которых было десять прелатов или клириков, имевших надежды сделаться епископами. Это совместительство должностей церковных и светских вызывало резкую критику. А между тем оно облегчало сношения церкви и государства и во всяком случае являлось для государства источником прогресса и новой жизни. Светский мир в ту эпоху коснел в рутине; и именно в церкви росли политическое понимание и способность к административной и юридической организации. Именно через посредство канонического права, благодаря его методам и его системе изложения, римское право, культивируемое в Болонье, получило некоторое влияние в королевстве Генриха II. Именно церковники, нормандские и английские, создали там юридическую интерпретацию, ввели в право дух системы, привычку рассуждать; и на этом основании можно сказать, что это им английское common law обязано своим существованием. Ассизы и постановления Генриха II, которые так близко напоминают нам каролингские капитулярии, быть может, похожи на них лишь общим для тех и других фамильным сходством с церковными канонами.