Досье на любовника - Триш Мори

— До последнего времени я именно так и думал, Виктор сам сказал это нашему отцу.

— Но зачем?

— Марла считает, он специально оговорил себя для того, чтобы наши родители не наказали ее за распутство.

— Выходит, я напрасно усомнилась в нем.

— Именно так, и в этом виноват только я. Сам не знаю, как подобные обвинения сорвались с моего языка. Я не хотел, чтобы ты когда-либо узнала…

— Все эти дни, пока отец лежал в коме, у меня на сердце была невероятная тяжесть. Мое сознание разрывалось между любовью к нему, признательностью за все, что он для меня сделал, и твоим чудовищным обвинением. Хотела бы я никогда его не слышать! Алекс, я сейчас очень тебе благодарна. Ты нашел в себе силы развеять мои сомнения, спасибо тебе за это.

— Ну вот — это все, что я хотел тебе сказать. Пожалуй, мне пора идти.

* * *

Стоя перед зеркалом, Саския перехватила волосы на затылке черной лентой и тщательно разгладила складки жакета. Из зеркала на нее смотрела худая девушка с черными кругами под глазами.

Часы на тонком запястье отсчитывали последние минуты перед выходом. Она была собранна и сосредоточенна. Время слез прошло. Сейчас ее главной задачей было достойно проводить отца в последний путь.

За прошедшие дни Саския во всей полноте успела прочувствовать тоску и боль утраты. Она благодарила Всевышнего за то, что перед смертью ее отец не долго мучился. Девушка много думала об отце и Марле, о событии, происшедшем много лет назад. Она понимала, почему отец согласился на эту связь, помнила, в какой тоске он пребывал после скоропостижной смерти жены, знала, как дорог в тяжелой ситуации каждый добрый взгляд и слова сочувствия. Должно быть, отец с горя кинулся в омут любви юной девушки.

Саския повесила сумочку на плечо и взяла со столика ключи. Такси вот-вот должно было подъехать. Девушка спешила. Выйдя за дверь, она от неожиданности сделала шаг назад. В полумраке лестничной площадки неясным силуэтом вырисовывалась фигура стройного мужчины в черном костюме.

— Я вызвал лифт.

— Разве ты не улетел?

— Я буду сопровождать тебя на похоронах.

— Это излишне и, пожалуй, не очень уместно.

— Я думал, мы решили забыть все старые счеты и недоразумения.

— И обойдемся без новых.

— Правильно. Я хочу проводить твоего отца с чистой совестью и легким сердцем. Ты мне позволишь?

Саския ничего не ответила. Она вышла из подъезда, остановилась на крыльце и проговорила:

— Я подожду такси.

— Я отослал его. Надеялся, что ты согласишься поехать со мной, — Алекс подошел к ней.

— Я не уверена. Не понимаю, зачем. Все кончено, не так ли?

— Перестань. Едем, — он нежно обнял ее за плечи и повел к своей машине.

На похоронах было мало народа. Миссис Шарп из квартиры напротив, сиделка, пара старинных отцовских друзей-компаньонов по игре в бридж. Во время короткой прощальной церемонии Саския никак не могла оторвать взгляд от богато украшенной цветами крышки гроба. Уходя с кладбища, она вложила свои пальцы в ладонь Алекса и прошептала:

— Спасибо, что был рядом.

Садясь в машину, девушка устало выдохнула:

— Ну, вот и все.

— Когда вернемся, я сделаю тебе горячую ванну.

— Я очень хочу спать, все остальное подождет. Холодно, я замерзла.

Алекс крепко обнял дрожащую Саскию, она не сопротивлялась, напротив, доверчиво прижалась к нему. Дома он осторожно раздел ее и отнес на кровать, затем укутал теплым одеялом и устроился рядом.

— Я люблю тебя, — прошептал Алекс, зарываясь лицом в ее мягкие волосы, но девушка уже спала.

Проснувшись, Саския почувствовала себя значительно лучше. Ночь промелькнула, как один миг, оставив после себя ощущение удивительной неги. Девушка смотрела на лежащую рядом подушку Алекса и улыбалась. Его не было в комнате, но Саския чувствовала, он где-то рядом. Дверь в спальню приоткрылась, на пороге показался Алекс с подносом в руках. Девушка ощутила запах свежесваренного кофе.

— Видишь, я во время, ты как раз проснулась. Выпей кофе и иди, умывайся, скоро будет готов омлет.

— Я умираю от голода, — улыбнулась Саския, накидывая халат.

Добравшись, наконец, до ванной, девушка посмотрела на свое отражение в зеркале и ужаснулась: волосы спутаны, макияж растекся по лицу, глаза похожи на две черно-зеленые кляксы. Она тщательно умылась и привела в порядок волосы.

— Быстрее в постель! Что ты так долго? — раздался нетерпеливый крик из спальни.

Саския забралась под одеяло, откинулась на взбитую подушку и уставилась на обильно уставленный поднос.

— Замечательно! — она накинулась на омлет, пока Алекс наливал ей очередную порцию кофе.

— Этого тебе будет достаточно? — без тени иронии поинтересовался он.

— Пожалуй, от десерта стоит воздержаться, а то я поправлюсь. Но огромное спасибо, — девушка отхлебнула из чашки. — Я благодарю тебя не столько за еду, сколько за то, что ты был со мной весь вчерашний день… и вечер. Ты не послушал мои возражения и пошел на похороны. Спасибо.

Алекс отставил поднос на прикроватную тумбочку:

— Знаешь, это было очень важно для меня. Я чуть ли не четверть века лелеял ненависть к человеку, которого на самом деле мне следовало благодарить за то, что он вырастил такую отважную, бескомпромиссную и талантливую дочь, как ты.

На глазах Саскии выступили слезы радости, она потянулась к почти опустевшей за последние дни коробке с бумажными салфетками.

— Я столько плачу в последнее время, удивительно, что меня до сих пор еще не смыло, — пошутила она, смешно сморкаясь. — Разве ты не собираешься возвращаться к себе?

— Это будет целиком и полностью зависеть от твоего ответа. Можешь ли ты простить меня за тот вред, который я тебе причинил, за то унижение, которое ты из-за меня испытала?

— Ты уже извинялся.

— Нет, не так. Мне жизненно необходимо, чтобы ты простила меня.

— Почему для тебя это так важно?

— Потому что иначе мы не сможем быть вместе. А я хочу именно этого. Весьма дерзкое заявление после всего происшедшего, я знаю. Но я люблю тебя, Саския.

— Любишь? — она закрыла глаза.

— Люблю. Я совсем недавно догадался, как умные люди называют то чувство, которое я к тебе испытываю, — улыбнулся Алекс.

— Правда, любишь?

— Что мне следует сделать, чтобы ты мне поверила? — прошептал он.

— Я так давно жду этих слов, я отказываюсь верить собственным ушам. Мне страшно!

— Может быть, когда-нибудь ты тоже сможешь полюбить меня.