Задохнуться можно - Пелам Вудхаус

– А, что?

Остановившись на полпути, Галли увидел, что племянник его напоминает факира, который впервые примостился на гвоздях и думает о том, не стоило ли избрать религию полегче.

– Боюсь, – сказал Ронни, – все не так просто.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты все перепутал. Сью меня не любит.

– Чепуха!

– Нет, не чепуха. Она любит Монти Бодкина.

– Что-о-о?!

– Они скоро поженятся.

– В жизни не слышал такой…

– Я ее не виню, – заверил Ронни. – Никто не виноват. Бывает. Влюбилась. Поехала в Лондон, чтобы с ним встретиться, устроила к дяде Кларенсу. Видишь? Не может без него жить. Вчера была с ним на крыше. А у него… – Ронни справился с голосом, – а у него на груди написано «Сью».

– Правда?

– Сам видел.

– Какая гадость! И больно к тому же. Я не слышал о татуировках с тех пор, как Джек Беллами…

Ронни поднял руку:

– Только не сейчас!

– Очень интересный случай.

– Позже, ладно?

– Ну хорошо. Понимаю, тебе не до этого. Просто старый Джек влюбился в Эсмеральду Паркинсон-Уиллоуби, наколол все это, только поджило – бамц! – влюбился в Мэй Тодд. Подождал бы… Ладно, позже. Так вот, дорогой мой, я никогда не считал тебя особенно умным, но купиться на такую чушь… это… это…

– Чушь?!

– Полную чушь. Давай разберемся. Предположим, она ездила в Лондон.

– Как это «предположим»? Мамаша их видела в кафе.

– Уж она увидит! Сестрица у меня… Прости, тебе она мать. Хотя моей сестрой она стала раньше. Так что она наплела?

– Она…

– Не надо. Сам узнаю. Теперь послушай меня. Никуда его Сью не устраивала. Она вообще от меня узнала, что он здесь служит. Очень расстроилась. Понимаешь, буквально в детстве они были помолвлены.

– Что?!

– Задолго до вашего знакомства. Недели две. Сейчас она испугалась, как бы он чего не брякнул, ты ведь у нас кретин, – и я посоветовал съездить предупредить его. Она поехала и предупредила. Они зашли в кафе. Как видишь, сплошной альтруизм, никаких мотивов, кроме твоего спокойствия. Может быть, это научит тебя не поддаваться самой мерзкой, самой дурацкой страс…

Ронни, глядевший на него в крайнем изумлении, спросил:

– Ты не врешь?

– Конечно, не вру. Если ты до сих пор не понял, что Сью – идеальное создание, а обижает ее как раз…

– Она была с ним на крыше!

– Ну и что? Я тоже бывал с тобой на крыше, но если ты думаешь, что ты мне нравишься… Да Монти вообще влюблен в другую! Он мне сам говорил, такая Гертруда Баттервик. Интересно, в родстве она с Лапой Баттервиком, который тыкал себе в лицо помадой, чтобы кредиторы решили, что у него…

Ронни застонал и задергался.

– Господи, что я натворил?!

– Да уж, не без того.

– Я негодяй!

– Это верно.

– Меня убить мало!

– Верно и это.

– Нет, такого…

– Хватит, – сказал Галли, – прибереги это для Сью. Сейчас я схожу за ней.

Действительно, через минуту он втащил Сью в бильярдную.

– Так, – властно сказал он. – Действуй. Ползай, лижи паркет, катайся кверху лапами. А я пойду побеседую с моими сестрицами.

Лицо его стало каменно-суровым.

– Ничего, – посулил он, – я им испорчу чай.

Проскакав по лестнице в той манере, какую осуждали его подагрические ровесники, он обнаружил в гостиной только леди Джулию. Она сидела в кресле, курила, листала журнал. Чай, который он думал испортить, уносили Бидж и лакеи.

– Ты опоздал, – сказала сестра. – Видишь, чай уносят.

– Чай! – воскликнул брат и какое-то время только дымился. – Ну, Джули, – начал он, когда закрылась дверь, – пришла нам пора побеседовать.

– Галли, какой тон! Что-нибудь случилось?

– Сама знаешь, – отвечал он. – Где Конни?

– Кажется, кому-то звонит.

– Что ж, начнем с тебя.

– Галли, что за…

– Отложи журнал!

– Пожалуйста.

Галахад подошел к камину и стал к нему спиной. Да, огня нет, но все же так вернее.

– Джули, – сказал он, – мне противно на тебя смотреть.

– Да? Почему же?

– Какого черта ты настраиваешь своего кретина против Сью?

– Ну что ты!

– А что ты тогда делаешь?

– Возможно, я ему намекнула, что глупо жениться на девушке, если она тебя не любит.

– Ты считаешь, она его не любит?

– Да вроде бы.

– Может быть, она любит Монти?

– Скорее всего.

– Если ты зайдешь в бильярдную, – сказал Галли, – ты переменишь мнение.

Леди Джулия дрогнула.

– Что ты имеешь в виду?

– А ты посмотри. Я лично чуть не заплакал. В жизни не видел такой пары. Вызывает, я бы сказал, чистое умиление. Все невзгоды позади…

– То есть как?

– …плачут, обнимаются. Посмотри, очень тебе советую. Вряд ли там перерыв. Конечно, я побежал к тебе. Уж как ты старалась, и что же? Ничего, мир и любовь.

Галахад расправил фалды, как бы подставляя спину невидимому пламени, и заключил свою повесть:

– Словом, хватит портить им жизнь.

Леди Джулия, при всем своем потрясении, духом не пала.

– Как ты странно выражаешься! Всякая мать дает советы сыну. Бедный Ронни слаб умом и к ним не очень прислушивается, но если бы ты случайно пошел не в ночной клуб, а в театр, ты бы знал фразы «Это еще не конец» или «Время покажет».

Галли посмотрел на неукротимую леди с чем-то вроде восхищения.

– Однако!

– В каком смысле?

– Ты с детства… ну, сильна духом.

– Благодарю.

– Помню гувернантку. Придет, увидит Конни и думает: «Какая плохая девочка!» Тут являешься ты – льняные локоны, голубые глазки. Она думает: «Слава Богу!» – и не знает, заметь, что перед ней – самый вредный экземпляр Шропшира.

Леди Джулия радостно засмеялась:

– Ну, Галли!..

Галахад поправил монокль.

– Значит, остаешься на ринге?

– Остаюсь.

– Чем тебе Сью не угодила?

– Не люблю певичек.

– Джули, какая она певичка?!