Задохнуться можно - Пелам Вудхаус

– Я не разбираюсь в их видах. Нет твоего опыта. Певичка – значит, певичка.

– Иногда, – задумчиво сказал Галли, – мне хочется тебя утопить.

– Вероятно, в мальвазии.

– Неужели ты не понимаешь, что она прекрасный человек? Если хочешь, истинная леди?

– Вот скажи, – так, для сведения, – она, случаем, не твоя дочь?

– Нет, не моя. Ее отец – капитан ирландской гвардии Джек Коттерли. Они с Долли поженились, когда я был в Южной Африке.

Он немного помолчал.

– Сижу я как-то в баре, а один тип говорит: «Знаете, Долли Хендерсон – ну, из «Тиволи» – вышла замуж». Прямо так, с ясного неба!

Леди Джулия взяла журнал.

– Если, – сказала она, – разговор окончен…

– О нет! – заверил Галли.

– Тогда поскорей, если можно. Что-нибудь занятное?

– В высшей степени.

– Наконец-то! Кстати, это не про мемуары?

– Про них.

– Может быть, если я буду мешать, ты их опубликуешь?

– Вот именно.

Леди Джулия мило рассмеялась:

– Да, Конни мне говорила. Она очень волнуется, а мне вот совершенно все равно, публикуй, если хочешь. Наконец-то что-то заработаешь, а репутация нашей знати…

– Минутку!

– Да?

– Насколько я знаю, ты замужем за генерал-майором сэром Майлзом Фишем?

– Конечно.

– Что ж, обратимся к сэру Майлзу.

Леди Джулия приподнялась в кресле.

– Когда он на тебе женился, – продолжал Галахад, – он был великолепным полковником. Помню, ты даже сетовала на безупречность его манер. Поверь мне, Джули, когда добрый старый Фиш начинал свой путь – ты в это время отравляла жизнь нашим гувернанткам, – выдумка его и блеск поражали Лондон.

– Галахад! – воскликнула леди Джулия. – Неужели ты…

– Кто ехал на велосипеде в нежно-голубых кальсонах? – спросил историк, грозно устремив к ней палец.

– Галахад!!

– Кто, вернувшись с Нового года, принял ящик для угля за бешеную собаку и долго в него стрелял?

– Галахад!!!

– Кто…

Тут и вошла леди Констанс.

– А, Конни! – приветливо заметил брат. – Мы вот болтаем. Джули расскажет, я спешу. Дополнительные сведения – в главах III, XI, XVI и особенно XX.

В бильярдной, как он и предполагал, перерыва не было, и он пожалел, что не может сделать фото для любимой сестры.

– Молодец! – признал он. – Великолепно!

Ронни смущенно поправил галстук. Он не слышал, как открылась дверь. Сью подбежала к Галахаду и поцеловала его.

– Ах, зря! – заметил он. – Мало ли, Ронни подумает!

– Не дери душу, – попросил Ронни.

– Хорошо, не буду. Скажу только, что из всех молодых хлыщей…

– Он не хлыщ! – воскликнула Сью.

– Дорогая моя, – ответил Галли, – я вырос среди хлыщей, я среди них сформировался. Я состоял в клубах, где одни хлыщи. Кого-кого, а хлыща я всегда узнаю. И вообще, речь не об этом. Речь о моих мемуарах.

Ронни странно вскрикнул.

– Кто бы он ни был, – продолжал Галли, – от него зависит все. Если рукописью завладеют эти дамы, готовые ради нее уподобиться зверям полевым…

– Дядя Галли! – заорал Ронни.

– Ронни, дорогой! – воскликнула Сью. – Что случилось?

Всполошилась она не зря. Безукоризненный пробор, безукоризненный жилет – все пошло прахом. Глаза безумно вращались.

– Говорю я, – продолжал невозмутимый Галли, – о твоей матери и леди Констанс. Ты удивишься, но за моей книгой охотится и твой Бодкин. Как ни прискорбно, он первостатейный гад. Его нанял Тилбери, в девичестве – Скунс. Почему ему дали титул, представить себе не…

– Дядя Галли!

– Да, что?

Холодное спокойствие снизошло на Ронни.

– Монти тут был, – ответил он. – Просил рукопись. Я сказал ему, где она. Вероятно, теперь она у него.

Нет на земле совершенной радости. Как заметил один древний римлянин, только расслабишься – surgit aliquid amari[11]. Забрав рукопись, полюбовавшись ею, переместив к себе, полюбовавшись снова и спрятав в надежное место, Монти несколько поостыл, ибо представил себе беседу с Пилбемом. Он не любил неприятных сцен, а эта, судя по всему, обещала стать просто гнусной. У Пилбема есть к тому основания.

Посудите сами, мог сказать он, сыщики – тоже люди. Предположим, Шерлок Холмс буквально вылез из кожи, чтобы найти бумаги адмиралтейства, и тут ему говорят: «А, да, кстати! Помните эти бумаги? Так вот, плюньте. Мы их нашли». Расстроится он? Еще бы! Расстроится и Перси Пилбем. Словом, Монти совсем не хотелось делиться с ним новостью.

Но что поделаешь! Сыщик сидел в курилке, массажируя усы, и Монти робко начал:

– Ах вот вы где!

Сыщик на него посмотрел. Взгляд был мутный, и совесть затрепетала. Человек старается, думает…

– А, Бодкин, – сказал тем временем Перси. – Вы мне и нужны. Я думал…

Страшно страдая, добрый Монти решил нанести удар сразу.

– Это видно, – произнес он. – По глазам. Ничего, больше не думайте. Выключите мозг. Она у меня.

– Э?

– Я взял рукопись.

– О!

– Да-да, взял.

Они довольно долго молчали.

– Так, – сказал Пилбем. – Прекрасно. Хорошо спрятали?

Монти стало легче. Какой, однако, милый человек! В таких обстоятельствах… Жуть, какой милый.

– Что с ней делать будете? – спросил сыщик.

– Отнесу в «Герб», такому Тилбери.

– Это лорду, что ли?

– Да, – удивился Монти. – Вы знакомы?

– Я у него работал. Издавал «Сплетни».

– Нет, правда? А я сотрудничал в «Малыше». Мы прямо родственники!

– Зачем она ему?

– У него контракт. Если ее не печатать, он теряет много денег.

– Ага, ага, ясно. Я думаю, неплохо заплатит.

– Мне деньги не нужны, у меня деньги есть. Мне нужна служба. Он обещал меня взять, если я принесу рукопись.

– Значит, отсюда уходите?

Монти засмеялся:

– Сами выгонят. Если б старик застукал, вчера бы турнули.

– А что такое?

– Вашего Тилбери заперли. Накрыли его с этой свиньей, он ей картошку давал, а они подумали – он ее чем-то травит. Ну, заперли, а я выпустил. Узнал бы старик, ноги моей здесь бы не было.