Наследники исполина - Ольга Игоревна Елисеева

* * *

— Бретейль, вы дурак. — Шевалье де Бомон отступил от двери, пропуская посла в смежный с кабинетом будуар. Все это время он стоял здесь и внимательно прислушивался к доносившемуся из-за стены разговору.

— Почему? — Мрачный, как туча, барон взял с низкого столика хрустальный графин и налил себе бургундского. Он и сам чувствовал, что отказывая просительнице, совершает роковой шаг. — История учит…

— Во-первых, не пить белое вино по вечерам, — оборвал его шевалье, — А, во-вторых, не указывать на дверь особам, которые вскоре станут хозяевами положения в стране, где вам еще работать и работать.

Бретейль насупился и бросил на непрошеного ментора враждебный взгляд.

— С чего вы взяли? Мало ли о чем кричит толпа!

— Не важно, о чем кричит толпа, — вздохнул де Бомон. — Важно, о чем молчат казармы. — Он тоже подошел к столу и налил себе вина. — Этот переворот совершается почти открыто. На глазах у правительства. И ни у кого нет сил ему помешать.

Барон недоверчиво покачал головой.

— Однажды Франция уже обожгла себе пальцы на помощи русским. Елизавета отплатила нам черной неблагодарностью за то, что мы возвели ее на престол!

— Так уж и мы? — Шарль от души потешался над праведным гневом посла. — Называйте вещи своими именами. Дали денег. Не слишком много. Елизавета честно разочлась с нами, остановив войну, которую ее предшественница вела со Швецией. А ведь русские войска могли тогда взять Стокгольм. — Шевалье поставил бокал и прошелся по комнате. — Дорогой Бретейль, я просидел здесь резидентом пять лет. А вы в Петербурге всего второй месяц. Говорю вам: работа дипломата не в том, чтоб пестовать вчерашние обиды, а в том, чтоб сегодня искать надежных партнеров, гарантирующих завтрашние выгоды. — Де Бомон не любил много молоть языком, и его раздражала необходимость объяснять барону очевидные вещи.

— Вы называете надежным партнером женщину, находящуюся на грани высылки? — Бретейль не поверил своим ушам. — Женщину, которая приехала к иностранному послу не в сопровождении кого-то из высокопоставленных сановников, а в кампании сопливого мальчишки из нижних гвардейских чинов? — барон отказывался понимать собеседника.

— Занятный мальчик, правда? — Протянул де Бомон. — Очень умное лицо. Его фамилия Потемкин? Внучатый племянник русского посла при нашем дворе во времена короля Солнце и племянник президента Камер коллегии. — Шарль потянул вино из бокала. — Старинная семья, со связями, с положением… — Он взглянул на посла грустно и чуть насмешливо. — Друг мой, дипломат обязан не только слушать ушами, но и замечать знаки, которые ему делают. Мундир спутника императрицы показывал вам, что гвардия на ее стороне. А его происхождение — что Екатерину поддерживает цвет дворянства. Не вина Ее Величества, что посол Франции слеп.

Бретейль чуть не поперхнулся вином.

— Ну не я же несколько лет торчал в этой дыре! — Запальчиво воскликнул он. — Чтобы понимать все их недомолвки!

— Вот именно, — кивнул де Бомон, — Поэтому меня сюда и прислали. — Он отставил стакан в сторону. — Итак, к делу, дорогой барон. Мне поручено…

* * *

Несколько минут в карете Потемкин молчал. Когда мимо окон мелькали тусклые фонари, Екатерина видела, что его лицо залито краской. Это не был румянец смущения.

Императрица понимала, что сейчас спутник испытывает жгучий стыд за ее поведение в посольстве. Она чувствовала, что должна заговорить первой.

— Дорогой Григорий Александрович, — Като впервые обратилась к нему по имени отчеству, — что из всего слышанного так оскорбило вас?

Ее голос звучал доверительно, но Потемкин не позволил обмануть себя.

— Кто я такой, Ваше Величество, чтобы задавать вопросы? — В его тоне слышалось больше гнева, чем покорности.

— Вы человек, которого я считаю достаточно надежным, — немедленно отозвалась Екатерина, — чтоб выставлять себя перед ним в компрометирующей ситуации. И достаточно умным, — женщина улыбнулась, — чтобы требовать необходимых пояснений.

Ее откровенная лесть еще больше задела Грица.

— Мадам, — он несколько раз сжал кулаки, — Мы посетили посольство иностранной державы. И просили денег. На государственный переворот. — Его голос стал низким от волнения. — Я полагаю недопустимым…

— Вы полагаете? — Екатерина хлопнула закрытым веером о ладонь. — А как вы думаете, господин вахмистр, откуда берутся деньги на все эти «материнские благословения», которые я посылаю вашим товарищам? — Ее голос звучал враждебно, но Потемкин почувствовал, что сейчас она говорит правду. — Или вы из тех патриотов, которые не желают об этом знать?

— Отчего же? — Его губы сжались в твердую складку. — Если я решил действовать в вашу пользу, то хотел бы узнать все до конца.

— А голова не закружится? — он услышал сухой смешок.

— Полагаю, что нет, сударыня.

— Ну хорошо. — Екатерина смягчилась. — С вашими друзьями Орловыми я бы не стала даже обсуждать подобные вещи. Но вам, так и быть, дам небольшой урок. Хотите узнать, почему Бретейль несколько раз упомянул имя покойной государыни?

Видит Бог, Потемкин не хотел. Но он через силу кивнул. Чего уж теперь? Пусть вываливает всю известную ей грязь.

Екатерина оценила его храбрость.

— Двадцать лет назад, — сказала она, — деньги на переворот Елизаветы дали французы и шведы. С тем, чтоб остановить весьма успешную войну, которую вела правительница Анна Леопольдовна на Балтике. Новая императрица не только отступила из Финляндии, но и признала крайне невыгодную для нас границу.

Гриц подавленно молчал. Като сделалось жаль спутника. Ей не хотелось добивать его подробностями из жизни сильных мира сего. Но он сам настаивал на правде. Так пусть слушает.

— Здесь в России, — продолжала императрица, — царствование Елизаветы принято считать очень русским. И это действительно так, иначе народ не валил бы валом ко гробу моей покойной тетушки. Но поначалу ей пришлось очень тяжело. Лишь расправа с ближайшими соратниками Лестоком и Шетарди позволили царице освободиться от французского диктата. — Като устало склонила голову на бок. — Вот, что такое старые долги, любезный Григорий Александрович. Поэтому я никогда, слышите, никогда не позволю себе взять деньги у иностранного двора.

— Но… — опешил Гиц, — вы ведь только что говорили Бретейлю…

— А кто вам сказал, что я собиралась брать у него деньги? — Теперь смех Екатерины был легким и победным. — Просить у французов — беспроигрышный ход. После провала с Елисавет они снега зимой не дадут.

— Зачем же тогда…

— Затем, — вновь прервала спутника Екатерина, — чтоб продемонстрировать одной из сильнейших держав свои добрые союзнические намерения. Показать, что я в качестве новой русской государыни не опасна для Франции, и тем самым заранее предотвратить враждебные действия Версаля. Их позиция: самоустраниться и посмотреть, что будет. Нас это устраивает. Понимаете?