Не тяни леопарда за хвост - Элизабет Питерс

— Точно, Эмерсон, — подтвердила я. — Мисс Минтон не соизволила назваться, но Уилкинс почему-то решил, что дело не терпит отлагательств. Не могу понять...

— Наверняка не можешь. А я попробую догадаться. Сходство-то оказалось на руку, мисс Минтон? Какую байку вы сочинили для Уилкинса? Что вы приходитесь мисс Эмерсон сестрой?... Плодом ошибки младых лет...

Боюсь, возмущенный возглас мисс Минтон был не многим громче моего.

— Эмерсон!!! Как ты смеешь!

— Очень младых лет, — снизошел он до поправки. — Итак, мисс Минтон?

— Ничего я не сочиняла, — насупилась журналистка. — Вашему дворецкому что-то почудилось — с него и спрашивайте. А моей вины здесь нет.

— Неужели? Ну а я другого мнения, — неожиданно весело отозвался Эмерсон. — На выход, мисс Минтон. — Он шагнул к притихшей дамочке.

У мисс Минтон вытянулось лицо.

— Вы не... Вы не посмеете ударить даму!

— Прискорбно, что такая мысль вообще пришла вам в голову. Согласитесь, однако, что даже мне ничто не помешает взять вас на руки и со всей осторожностью и уважением вынести вон из дома.

— Ухожу, ухожу. Сама ухожу!

— Рад слышать. — Эмерсон следовал за мисс Минтон, тесня ее к двери.

— Вы так легко от меня не отделаетесь, профессор! — напоследок сверкнув глазами, сообщила незваная гостья. — Я не сдамся!

Кевин схватил ее за руку и выволок из гостиной. Уилкинс так и не двинулся с места, но теперь он не был одинок. Рядом стоял Рамсес и с мрачным любопытством вглядывался в его окаменевшие черты. В том, что наш сыночек услышал все сказанное — или, точнее, выкрикнутое — в гостиной, я не сомневалась. Удирающих О'Коннелла и мисс Минтон он проводил еще более пытливым взглядом.

— Поднимайтесь, Уилкинс! Выпроводите их. Не забудьте про засов. — Отдав приказ, профессор развернулся ко мне и захлопнул дверь. — Боже мой, Пибоди! Боже мой!

— Что за ерунду ты нес, Эмерсон! Никакого сходства и в помине...

— Если тебе нравится отрицать очевидное, Пибоди, — на здоровье. Это ваше несуществующее сходство — штука занятная, но не существенная, прошу прощения за каламбур. — Он взял со стола газету и опустился в кресло.

— Сейчас ты заявишь, что убийство Олдакра — трагическое событие, которое не имеет никакого отношения к мумии...

— Не спеши с выводами, Пибоди, и позволь для начала ознакомиться с фактами... пардон, с газетными фактами, что далеко не одно и то же. Угу, угу. Так. «Обескровленный труп найден у подножия обелиска... зажат клочок бумаги... кара богов падет на голову того, кто осквернил гробницу... таинственная фигура в белых одеяниях возникла на набережной и растворилась в тумане...» А слог-то у мисс Минтон живой, верно, Пибоди? Внешностью ваше сходство не ограничивается.

— Как видишь, твой «бедолага» не так уж безобиден, Эмерсон. — Последнее идиотское замечание я пропустила мимо ушей.

— Если верить газете, полиция сомневается в присутствии жреца на набережной. Свидетель, похоже, не является сторонником трезвого образа жизни. Не удивлюсь, если Олдакра прирезал мистер О'Коннелл. Эти писаки ни перед чем не остановятся, лишь бы...

— Смешно и нелепо, Эмерсон.

— Почему же? Без Олдакра общество только выиграет. Мерзкий был тип. Невыносимый сноб, пресмыкающийся перед титулами; игрок, развратник, завсегдатай притонов...

— Притонов?

— Именно. Заведений, где в ходу опиум и прочая дрянь. — Отшвырнув газету, Эмерсон по привычке припечатал палец к ямочке на подбородке. Знак обнадеживающий.

— Выходит, ты считаешь, что делом стоит заняться?

— Разумеется. По-твоему, лондонская полиция недостаточно расторопна?

— Да ладно тебе! Ты прекрасно понял, что я имела в виду.

— Понял, Пибоди, понял. — Эмерсон упорно терзал подбородок. — Вот что меня привлекает...

— Египет! — не выдержала я. — Дело связано с Египтом!

— Нет, Пибоди. Меня привлекает тот факт, что в этом деле голубой кровью и не пахнет. Ни тебе лорда или леди, ни пэра... ни одного, самого завалящего аристократишки. Сначала ночной сторож. Затем помощник хранителя... Ей-богу, я готов вмешаться.

— О господи! Ну и юмор у тебя, Эмерсон! — Я чуть не поперхнулась. — Ты сам-то понял, что сказал?! Сначала сторож, а затем помощник хранителя. Подумай! Убийца движется вверх по социальной лестнице! Кто следующий?

У Эмерсона вспыхнули глаза.

— Бадж!!! Вот это да! Вот здорово, Пибоди!

— Мой дорогой, умерь свой иезуитский пыл. Он может быть неверно истолкован. Меня ты не обманешь; ни за что не поверю, что гибель мистера Бад-жа от руки маньяка доставит тебе радость.

— Тут ты права, Пибоди, — со вздохом признал Эмерсон. — Куда приятнее наблюдать его страдания. При жизни.

— Представь-ка лучше... Что, если в жертвы намечен не мистер Бадж? В Лондоне хватает ученых-востоковедов. Там же очень скоро появится и еще один... величайший из них, самый признанный!

Судя по улыбке, муж купался в сладких мечтах о страданиях Баджа. Моя версия не просто оторвала его от этого блаженного занятия, но поразила как гром среди ясного неба. Густые темные брови поползли вверх, глаза округлились, рот сложился в трубочку, открылся, захлопнулся... как будто Эмерсон подыскивал слово поточнее, пометче. Нашел наконец.

— Безумие! — заорал он. — 0безумела! Наслушался я твоих безумных теорий, Пибоди, но эта превзошла их в безумстве! Ничего безумнее... Спокойно, спокойно... Мне не привыкать... Нужно взять себя в руки...

— Не мешало бы, — согласилась я. — Видел бы ты свое лиловое лицо. Того и гляди, удар хватит. Умоляю, не пренебрегай советом опытного человека. Либо обуздай эмоции — либо выплесни их. Вот хоть газету разорви. Разбей что-нибудь. Мне, к примеру, никогда не нравилась эта ваза. Чудовищно уродли...

Эмерсон взвился из кресла. Ринулся было к вазе... опомнился на полпути и замер, стиснув кулаки и бормоча что-то сквозь сцепленные зубы. Очень-очень медленно краска с его лица схлынула. Еще через несколько минут профессор со смешком выдавил:

— Один — ноль в твою пользу, Пибоди. Ты меня подцепила. Ну и шутница. Сама же не веришь, правда? Просто дразнишь...

Я промолчала. Сказать правду значило бы вызвать очередной приступ безудержной ярости. Солгать? Ложь моей откровенной, прямолинейной натуре не свойственна.

— Да-да... Дразнишь... — вслух размышлял Эмерсон. — Выискиваешь оправдания... Могла бы найти что-нибудь более правдоподобное, Пибоди. Вечно ты суешь свой нос куда не просят... Уже решила вмешаться?

— Ты о чем, Эмерсон? Я никогда никуда не сую нос.

Чистая правда, любезный читатель. Клянусь, я не вмешиваюсь в чужие дела, но в жизни бывают моменты, когда один-единственный намек или мудрый совет может уберечь человека от трагедии или ненужных переживаний. Предложить такой совет — мой христианский долг. А от исполнения своего долга Амелия Пибоди Эмерсон не имеет привычки уклоняться. Но чтобы сунуть нос куда не просят? Да ни за что!