Угадай кто - Крис Макджордж

– Я еще не знаю.

– У нас есть отдел реквизита, там специалисты делают все, что нам нужно, своими силами.

– Значит, было бы невозможно достать ее где-то еще?

– Почему это вас так волнует? Нас засадил сюда сам дьявол.

– Я…

И не сообразить, что ответить, разве что твердо стоять на своем. Проще простого сейчас с Констанцией дать слабину. И не принести никому пользы.

– Поторопитесь, мистер Шеппард, прошу вас. Этот человек идет, он все ближе. И он идет за вами, – сказала Констанция и отошла.

Шеппард не стал ее задерживать. Ему было трудно дышать. Черный человек, лицо закрыто лошадиной маской. Человек, который слишком хорошо его знает. Очки, спектакль, мертвый психотерапевт в ванне. Черный человек знает его лучше, чем он сам знает себя.

«И он идет за вами».

Дьявола не существует.

Почему от этой мысли ему не становится легче?

Пока Шеппард стоял, уставившись в комнату, Констанция пробралась обратно к Мэнди и села рядом. А у него в голове все еще звучал ее вопрос: «Скажите, вы хороший человек?»

Без понятия.

А за ним внимательно наблюдала Та, что в наушниках. Она уставилась на него не моргая, и это его слегка смущало. Шеппарду хотелось сделать перерыв, заняться тем же, чем и остальные, то есть молча поразмышлять. Но он понимал, что нельзя. Надо двигаться дальше. Он поманил к себе пальцем Ту, что в наушниках.

На черной спортивной куртке с капюшоном висел стикер: «ЗДРАВСТВУЙТЕ, МЕНЯ ЗОВУТ… Рона». Хотя у него так и застряло: Та, что в наушниках. Она смотрела на него еще секунду, потом вылезла из-под стола. Поднялась, подошла к Шеппарду, не снимая плотно сидящих фиолетовых наушников. Так и смотрели они друг на друга в пугающей тишине комнаты, пока Шеппард не отважился раскрыть рот:

– Привет.

Та, что в наушниках, не отозвалась.

– Тебя зовут Рона? Да?

Стоит и молчит как статуя.

– Что слушаешь?

Стоит и смотрит. Может, не слышит? Но в глазах мелькнул некий проблеск. Искорка. Кажется, понимает.

– Что слушаешь? – попробовал он еще раз.

Никакой реакции.

Неожиданно Шеппарду это надоело – сколько можно?

– Ладно, постоим вот так еще пару часиков. Интересно, что почувствуешь, когда рванет?

И тут же пожалел о своих словах. Сорвался, сказалось напряжение последних минут, но это ведь не значит, что так надо разговаривать с беззащитным ребенком.

Та, что в наушниках, насупилась, открыла рот, но передумала и снова закрыла. Огляделась – наверное, хотела убедиться, что никто не смотрит, сняла наушники, повесив их на шею.

– Не надо хамить. – По ее голосу стало понятно, что она моложе, чем кажется на первый взгляд, и по натуре мягче, чем можно было бы подумать, глядя на ее лицо. – Я не очень-то люблю разговаривать. А слушаю я «Стоунз». Лучшие хиты. Второй том.

– А-а, «Стоунз»! Какая песня тебе больше всего нравится?

– Всем нравится «Нарисуй это черным», но я больше люблю «В двух тысячах световых лет от дома».

Шеппард улыбнулся:

– Оригинальный выбор. Правда, в данный момент я бы точно его одобрил.

Черный человек. Уинтер. И гостиничный номер, где обитатели то ли безбожно лгут, то ли говорят правду. И ощущение тоже, будто до дома две тысячи световых лет, не меньше.

– А слушать «Стоунз» тебе не рановато?

– Мне уже семнадцать. – Надо же, ершистая, сразу в стойку, будто доказывать свою «взрослость» ей не впервой. – А еще у меня вкус есть.

– Не сомневаюсь, – сказал Шеппард. – А что эта твоя штуковина, в Интернет с нее можно выйти или, там, позвонить?

Уголки губ ее дрогнули. Достала аппарат из кармана куртки – старый сиди-плеер в стиле ретро.

– Пожалуйста, попытайтесь.

Детишки ее возраста давно ходят с айфонами или планшетами – и она, наверно, заметила его удивление.

– Зато качество звука лучше.

Шеппард оторвал взгляд от прибора и посмотрел на нее:

– Тебя совсем не пугает эта ситуация? Почему? Ты хоть слышала что-нибудь, понимаешь, что происходит?

– Телевизор слышала. Когда вы еще были прикованы к кровати. Слышала, что в ванной комнате лежит мертвец. И что убийца здесь, тоже слышала. Вообще-то, мне наплевать, что говорят эти люди. Не хочу больше слушать. Если суждено погибнуть, я лучше буду сидеть в углу и слушать музыку. Лучшего и не надо. Тем более что выбора нет.

– Ты рассуждаешь…

Шеппард подыскивал нужное слово. Пожалуй, сейчас он услышал самое здравое высказывание из всего, что пришлось выслушать в этой комнате.

– Ты рассуждаешь совсем как взрослая, – нашелся он наконец.

Услышав слово «взрослая», Та, что в наушниках, скорчила гримасу.

– Папа учил меня всегда быть готовой к самому худшему. Тогда все остальное окажется приятным сюрпризом.

– На вечеринке это прозвучало бы неплохо, – сказал Шеппард. – Но ты же понимаешь, я не могу вот так сидеть в углу и ждать смерти.

Тоже неплохо прозвучало.

– Я не допущу, чтобы здесь кто-нибудь пострадал, если это в моих силах.

«Не забывай напоминать об этом самому себе».

– Поэтому мне надо задать тебе несколько вопросов.

Шеппард знал девчонок такого сорта. В жизни они обычно не замечали ничего хорошего и темные стороны принимали за норму. Шеппард всякого успел повидать, на его долю перепало и хорошее и плохое, и он знал, что не все в мире так плохо, а от доктора Уинтера видел много добра. Даже если не всегда это добро становилось частью его натуры.

– Для начала скажи, помнишь ли ты, где была до того, как оказалась здесь?

– Дома, – ответила Та, что в наушниках, – в своей комнате за ноутбуком. Папа с друзьями сидели внизу, смотрели футбол. Я всегда пытаюсь заглушить их крики музыкой, но все равно слышно. Придурки. Поэтому и надела наушники. Немного помогает. А потом услышала, что матч закончился и они отправились в паб, как обычно.

– А еще кто-нибудь живет с тобой?

– Типа мамы, что ли? Не-а, нет больше никого.

– У каждого есть мать.

Он сразу вспомнил свою – невыносимую, просто жуть.

– Да была какая-то тетка. Потом ушла.

– Ладно, проехали, – сказал Шеппард.

Что дальше? Он поскреб подбородок. Жажда такая, что руки чешутся.

– Значит, ты потеряла сознание? А потом очнулась здесь? Может, что-то почувствовала, запах какой-нибудь?