Угадай кто - Крис Макджордж

– Может быть, стоит применить критерий примитивности. Убийца – человек, показания которого самые незатейливые. Убийцы редко бывают интересными рассказчиками.

– В этом смысле ваши показания достаточно просты.

Алан усмехнулся:

– Что ж, думаю, вы правы. Но это все, что у меня есть для вас, Шеппард.

– Ладно, – сказал Шеппард.

Это должен быть он. Должен. Но у него остались еще двое, которых следовало допросить, и уже набралось много интересного, что не мешало бы обдумать. Но сначала – собрать показания каждого.

– Если придет в голову что-нибудь еще, сообщите мне, пожалуйста.

– Обязательно, – ответил Алан, впрочем не вполне убедительно.

– И, мистер Хьюз, раз уж вы были со мной искренним, я буду тоже искренним с вами. Мой главный подозреваемый – вы.

Адвокат снова рассмеялся. Грубоватым, безрадостным смехом.

– А я буду искренним с вами, Шеппард. Мой главный подозреваемый – вы.

Он улыбнулся, подмигнул и двинулся прочь. Глаза его блеснули. Едва заметно. Вот ведь хитрец.

Холодок пробежал по хребту. Экая самоуверенность. Алан наверняка знал о связи Шеппарда с Уинтером. Неизвестно откуда, но знал. Непонятно почему, но это пугало его больше всего.

Остались двое. Он посмотрел на таймер. Тот показывал 2:14. Как бежит время! Неужели прошло уже сорок пять минут?

Он откашлялся, пытаясь привлечь к себе внимание. Никто на него и не посмотрел, все погрузились в свои мысли.

– Госпожа Ахерн?

Констанция медленно повернулась. Мэнди что-то прошептала ей, и та встала. На ней было черное свободное платье в тон волосам. Настолько просторное, что фигура полностью скрывалась под ним. Она была похожа на плывущее по комнате и завывающее привидение. Констанция не выпускала Библию из рук, так крепко вцепилась в нее, что побелели от напряжения костяшки пальцев. На лице столько косметики, что оно напоминало разноцветную палитру. Актриса уже не молода, но сохранилась неплохо.

Констанция завела выбившуюся прядь волос за ухо, и Шеппард увидел на левой щеке свежую царапину. Должно быть, сама себя поцарапала длинным наманикюренным ногтем.

Шеппард провел ее в нишу. Толку, конечно, мало, но хотя бы иллюзия беседы с глазу на глаз. Пусть делают вид, что не слушают.

– Простите, что приходится разговаривать здесь. Маловато места, – сказал Шеппард.

В ванную комнату тащить ее нельзя – это было бы большой ошибкой. Она и так едва держится.

– Будет лучше всего, если вы сосредоточитесь и выслушаете меня. Забудьте про всех остальных, забудьте, где вы находитесь.

Констанция посмотрела на него и открыла рот. Он боялся, что она сейчас ляпнет опять что-нибудь несуразное. Но нет, Констанция заговорила довольно спокойно.

– Хорошо, – сказала она.

Черные распущенные волосы водопадом упали ей на лицо. Как в фильме ужасов.

– Я должен задать вам несколько вопросов. Они все касаются этого дела. Мне нужно знать все о каждом в комнате. Я не стану спрашивать о том, чего мне знать не обязательно. Понимаете?

Констанция вперила в него взгляд: один глаз ее был виден, другой скрывали волосы.

– Да, – сказала она.

– Отлично.

С чего же начать? Что делать дальше, он еще не придумал. Шеппард опустил взгляд.

– По-видимому, вы верите в Бога?

Констанция засмеялась, и он подумал, что неправильно понял ее интерес к Библии. Но нет.

– Да, мистер Шеппард. И сейчас мы пребываем в аду. Мы претерпеваем кару. Не только вы. Все мы. Все мы должны искупить свою вину.

– А какую вину должны искупить вы? – спросил Шеппард.

Констанция нахмурилась. Опустила глаза к полу. «Помягче, Шеппард, помягче».

– Ну хорошо, давайте начнем с чего-нибудь попроще. Вы помните, где были до того, как оказались здесь?

– Я была… – Констанция подумала. – Я была в гримерной, кажется.

Резкий голос. Голос, созданный для пения. И для воплощения образов.

– В своей гримерной? В театре? Я слышал, вы исполняете главную роль в пьесе?

Констанция бросила на него сердитый взгляд:

– В мюзикле. Это мюзикл. «Дождик на улице Элмор» называется. Уже три года. Не пропустила ни одного спектакля. Восемь раз в неделю.

– А сегодня утром вы что там делали?

– Была на репетиции. Исполнитель главной мужской роли заболел, и нам пришлось пробежать несколько сцен с актером второго состава. Впрочем, оба непрофессионалы.

Констанция замолчала. Наморщила нос, как собака, принюхиваясь.

– Это что, пахнет кровью? Я не хочу здесь стоять.

– Простите. Постараюсь как можно быстрее. Итак, вы были в гримерной одна?

– У меня личная гримерная, но все равно – ни один человек не бывает по-настоящему один.

– Извините, – сказал Шеппард.

– Я очень чувствительна, мистер Шеппард. Я одна из немногих, кто способен видеть заблудших на пути к следующей жизни. Я вижу людей насквозь. Я вижу их ауру.

Шеппард подавил вздох.

– Ага, – только и смог промычать он. – Понятно.

Ну да, сумасшедшая. Так и есть. Привидения и ауры.

– Ваша аура неблагополучна, мистер Шеппард. Свет в ней смешался с мраком. Скажите, как сами думаете, вы хороший человек?

– Что? – промямлил Шеппард. – Пока сам не знаю; это все, что могу сказать.

«Скажите, как вы сами думаете, вы хороший человек?»

Один из последних вопросов, заданных Саймоном Уинтером.

– Вы католичка. Богобоязненная, по-видимому. И вы верите во всю это чепуху?

«Уйди от этого вопроса. Уйди».

– Есть много в небесах и на земле такого, что нашей мудрости не снилось, – процитировала Констанция[10]. – Кроме того, я не прилагала усилий, чтобы стать тем, кем стала. Просто… так уж случилось.

– Вы видите цвет ауры человека… а можете увидеть, кто в этой комнате убийца?

Констанция улыбнулась, обнажая зубы, как хищный зверь.

– Так это не работает.

– Ну да, еще бы!

Опять выскочило, не успел поймать.

– Не верите, мистер Шеппард. Ваше право. Но это не значит, что подобное невозможно.

Так. Надо вернуться в нужную колею.

– Вы были в гримерной. И что потом?

– Готовилась. В основном просматривала роль. В ней кое-что нужно было поправить, это из-за того актера, из второго состава. Для меня моя работа, исполнение роли – как дыхание. Когда занимаешься любимым делом, ничего не замечаешь. Представления одно за другим, день за днем, месяц за месяцем, время летит незаметно. Свою роль я знаю назубок, могу прочесть все задом наперед, а тут они являются и что-то меняют. Прекрасно отдавая себе отчет, что мне придется заново переписывать все, что подсказывала интуиция. Знают – и все равно делают. И все из-за этого ублюдка и его ублюдочного страха, у него, видите ли, рак. Я не могу заучить роль за один день. Просто не могу, и все. И не буду, мистер Шеппард.