Дети грозы. Книга 6. Бумажные крылья - Ирина Успенская

– Хватит дергаться, шисов дысс! – прижав мальчишку коленями к полу и завернув ему руки за спину, прошипел Энрике. – Даже и не надейся, что я тебя убью.

Стриж буркнул что-то оскорбительное, попытался извернуться, но только вывихнул плечо и снова уперся носом в пол.

– Успокоился? – спросил Энрике. – Предлагаю два варианта: или ты идешь сам, или едешь поперек седла. В любом случае я доставлю тебя к его величеству.

– Сам, – с плохо скрытым облегчением прохрипел Стриж.

– Вот и молодец.

Связав Стрижу руки за спиной, Энрике встал и позволил мальчишке подняться. Тот вскочил, злобно сверкнул глазами из-под спутанных волос и замер. Набросив на него свой плащ с капюшоном, Энрике открыл перед ним дверь и насмешливо поклонился.

– Извольте вперед, светлый шер. Вас ждут.

Насмехаться и издеваться не хотелось, а хотелось пожалеть птенца, залатать самим же порезанный бок, утешить и сказать, что не он один нынче сходит с ума от «несчастной» любви. Но пусть разбираются сами. После игры в домашнего тигренка Шуалейда заслуживает по крайней мере увидеть последствия.

Обратный путь проделали без приключений, если не считать того, что всю дорогу вокруг них кружила голодная тварь бездны по имени Махшур. От него так разило ненавистью и разочарованием, что стало страшно любопытно: чем Стриж умудрился так не угодить помощнику главы Гильдии? Энрике чуть было не спросил Стрижа, но вовремя себя одернул: рано еще показывать ему, что все, в общем-то, хорошо, а капитан МБ свой парень, такой же светлый…

Ширхаб. Снять бы шкуру с того, кто все это заварил!

Каетано снова что-то писал. Судя по скомканным листам на полу и изгрызенному вечному перу – стихи. А судя по сочувственно-злорадной физиономии Закариаса, прикрывающегося пухлой папкой с отчетами – долго и безуспешно. Появлению Энрике король обрадовался, бросил перо на стол, вскочил:

– Ну?

– Объект доставлен, ваше величество! – сержантским голосом отрапортовал Энрике и посторонился, пропуская в двери Стрижа в сопровождении двух гвардейцев.

Кай тут же сделал королевское лицо, смерил пленника взглядом – Стриж стряхнул с головы капюшон и нагло уставился на короля – и велел:

– Идем!

О стихах Кай радостно забыл, хотя Энрике готов был ручаться, что, вернувшись от сестры, снова за них возьмется и будет грызть перо до тех пор, пока не вымучает нечто пригодное. Зато король не забыл сделать условный жест «прикрой от любопытных глаз», и Энрике снова накрыл Стрижа пологом невидимости.

В том, что сделано это было правильно и вовремя, капитан убедился, едва покинув королевские покои. В приемной, среди десятка просителей, устроил засаду на неуловимого подчиненного советник Гильермо, рядом маялся адъютант. На всякий случай Энрике совершил стратегический маневр: переместился за королевскую спину.

– Советник Гильермо по мою душу, – шепнул он.

Кай, не оборачиваясь, буркнул «угу».

– Ваше величество! – нескладный дылда поклонился вместе со всеми.

Не обратив внимания на кучку шеров, среди которых и в самом деле не было никого с важным делом, Кай шагнул к советнику.

– А, шер Гильермо! – «обрадовался» Кай, с лучезарной улыбкой похлопал его по плечу и продолжил путь, поманив советника за собой. – Вы пришли доложить об организации нашей охраны на послезавтрашней охоте? Похвально, похвально… надеюсь, вы не забыли согласовать все с Высоким домом Лиаме-иль-Сё. Ире придают так много значения мелочам! Альгредо всегда…

Бред, который нес Кай, мог бы послужить образцом дипломатических увиливаний. Советник Гильермо, как полагается по этикету, шел на полшага позади короля, кивал, бледнел от унижения, натужно улыбался и снова кивал, не успевая вставить ни слова. Адъютант семенил позади, оглядывался на шестерку гвардейцев, окруживших невидимого Стрижа, и бросал на Энрике полные подозрения взгляды. Кучка просителей тянулась за королем в надежде на миг высочайшего внимания. Кай же не забывал на ходу милостиво кивать встречным придворным, раздавать комплименты дамам и даже осведомился у барона Уго покоев о здоровье – все это, разумеется, не отпуская советника Гильермо, у которого то и дело спрашивал очередную чушь и перебивал на втором же слове чушью следующей. Свита Кая все росла: придворные присоединялись к шествию, дабы лишний раз попасться на глаза монарху.

Для завершающего штриха Каетано выбрал галерею Масок. Он резко остановился – так, что советник споткнулся и только чудом сумел не налететь на монарха – и очень заботливо спросил:

– Вы так бледны, шер Гильермо! Наверное, денно и нощно беспокоитесь о нашем благополучии, поспать не успеваете?

Среди придворных послышались сдавленные смешки: советника Гильермо не боялись и не уважали. Неудивительно. При Альгредо шер Гильермо служил хоть и долго, но как-то совершенно невыразительно, и его считали чем-то вроде мальчишки на побегушках.

Сам советник тяжело сглотнул и растянул губы в фальшивой улыбке, хотел что-то ответить, но Кай снова его перебил:

– Ничего, скоро отдохнете. А пока займитесь графом Сильво и виконтом Торрелавьеха. Нам синичка на хвосте принесла, что сии благородные шеры замышляют против нашей возлюбленной сестры Ристаны. Мы желаем, чтобы вы провели с ними беседу сегодня же. Ступайте, и пока не раскроете заговор, мне на глаза не попадайтесь!

Одарив взбешенного шера Гильермо сияющей улыбкой, Кай повелительно махнул рукой. Советнику ничего не оставалось, как поклониться и ретироваться. Вслед за ним, послушные тому же мановению царственной длани и сурово нахмуренным бровям Энрике, рассеялись и прочие придворные.

Только тогда Кай перестал изображать взбалмошного недоросля, вздохнул и буркнул:

– Разгневаться и сослать тебя на границу с зургами, что ли…

– До маскарада продержусь, а там – вполне может быть.

– Ладно, придумаем что-нибудь.

Западное крыло словно вымерло: ни слуг, ни пажей, ни гвардейцев у дверей Шуалейды. Их Энрике отозвал еще вчера вечером, только увидев бушующий Источник. Зато все потусторонние сущности Риль Суардиса собрались у башни Заката. Хорошо, что Каетано не могла навредить толпа привидений, неприкаянных душ и экзотических тварей вроде плакальщиц и сонников, прозрачными медузами висящих в воздухе. Вся эта пакость колыхалась не в такт, стонала, подвывала и скрипела за пределами слышимости, вызывая зубную боль, и тянулась к живым людям – то ли поговорить, то ли покушать.

Чтобы очистить дорогу от раскормленной нежити, потребовалось три полноценных экзорцизма. И то твари лишь отступили и попрятались в стены, чтобы вновь вылезти, едва светлые шеры уйдут.

– Что это за дрянь, Энрике? – шепотом спросил Кай, морщась.

– Сюда вылезло все, что пряталось по подвалам дворца. Лучше бы нам закончить поскорее.

Кай кивнул, расправил плечи – как всегда, когда хотел съежиться и спрятаться – и подошел к дверям.