Одним лайком меньше - Эллери Ллойд

Я похолодел. Конечно, у меня имелись кое-какие наброски. Когда я только начал работать над книгой, то зачитывал Эмми особо удачные отрывки из написанного за день. Мы с агентом много обсуждали роман, я даже отправил ей пару глав. Она сдержанно похвалила, но отметила, что трудно составить мнение, не прочитав рукопись целиком. Это было пять лет назад.

Хочу пояснить: у меня нет страха чистого листа, и я не лентяй. Я не туплю целый день перед ноутбуком и не слоняюсь по дому в трусах, поглощая чипсы. Я вполне добросовестный и производительный. Созданного мной за эти годы хватило бы на три-четыре романа. Беда в том, что я пишу, а потом стираю написанное.

Когда берешься за перо, никто не предупреждает, что первая книга – самая легкая. Ты молод и самонадеян. Однажды тебе приходит в голову идея, и в тот же день ты начинаешь писать. Получается весьма недурно, поэтому ты с воодушевлением продолжаешь. К концу недели у тебя уже пять тысяч слов, а к концу месяца – все двадцать. Ты показываешь рукопись близким друзьям; они в восторге, и ты пишешь дальше. Когда роман подходит к завершению, ты доволен собой – хотя бы от того, что закончил. Отправляешь рукопись агенту; ей тоже нравится. Ты преисполняешься гордостью за себя и за книгу, несколько дней ходишь, напевая себе под нос. А затем появляется издатель, готовый опубликовать твой роман, и ты становишься писателем – настоящим писателем с настоящей книгой. Наверное, поэтому вторая идет гораздо тяжелее. Просто написать роман – уже не достижение. Иногда тебе нравится твой текст, но ты боишься, что получилось слишком похоже или, наоборот, совсем не похоже на первую книгу. И чем больше времени работаешь над рукописью, тем сильнее давление и выше ожидания читателей (по крайней мере, так тебе кажется).

В пятницу, в пять часов я отправил редактору свои наброски по электронной почте, сопроводив извинениями. Все выходные я то и дело заглядывал в телефон, надеясь увидеть письмо с подтверждением, что рукопись получена или – еще лучше – прочитана и понравилась. Ничего. Меня так и подмывало написать снова – якобы удостовериться, что письмо дошло, или поинтересоваться, есть ли какие-то предварительные соображения по тексту, – но я сдержался.

Единственное, что хорошо в совмещении писательства с отцовством, – есть кому отвлечь тебя от навязчивых мыслей.

Разумеется, о том, чтобы Коко продолжала ходить в свой детский сад, и речи быть не может. Мы в шоке: попробуйте найти хороший садик в нашем районе. Честно говоря, сегодня не лучший день для новости такого масштаба. Напоминаю Эмми, что у меня обед с редактором. Выясняется, что у нее вручение премии «Мама на высоте». Звоню маме. Она везет своего восьмидесятитрехлетнего соседа Дерека в больницу, показать доктору больную ногу, а потом обратно. Предлагаю Эмми позвонить ее маме. Она как будто всерьез обдумывает мою идею – верный знак, что положение отчаянное.

Приходит эсэмэска: мама готова подъехать к четырем, если это поможет. К сожалению, совсем не поможет.

Коко слоняется по дому, пинает игрушки, раздраженно вздыхает и поминутно спрашивает, почему ей нельзя в детский сад. Она уже дала понять, что не хочет ехать с Эмми на награждение: стоило моей жене заикнуться о поездке, Коко начала корчить рожи, скалить зубы и трясти головой так яростно, что едва не потеряла равновесие и не ударилась о стену. К счастью, мне удалось вовремя ее подхватить.

– Осторожно, маленькая, – говорю я.

– Нет, – решительно твердит она, неуверенно покачиваясь на ногах, – нет, нет, нет.

Наконец появляется Винтер. К этому времени моя дочь на грани полномасштабной истерики.

– Я могу с ней посидеть, – предлагает девушка, опасливо косясь на Коко.

Эмми уточняет, действительно ли Винтер готова посидеть с нашей дочерью, а сама смотрит на меня, безмолвно спрашивая: правильно ли это, не пожалеем ли мы о таком решении? Я бросаю на нее взгляд, равнозначный пожатию плечами. Думаю, даже Винтер справится с несложной задачей приготовить сэндвич и отвести четырехлетнего ребенка в парк. Мы рассыпаемся в благодарностях и выбегаем из дома.

Я прихожу на встречу вовремя, хотя до метро пришлось бежать бегом, а от Кингс-Кросс до ресторана трусить рысцой. Редактор приветствует меня на удивление радостно. Подходя к ее столику, машу рукой и широко улыбаюсь.

– Здравствуйте, Дэн. – Она оглядывает меня с ног до головы и заключает в объятия. Официант придвигает мне стул. Я сажусь. – Давненько мы с вами не виделись.

Значит, мои наброски понравились?..

Редактор держится гораздо дружелюбнее, чем в прошлый раз: тогда она явилась с опозданием, сообщила, что у нее всего сорок пять минут, и в течение ланча постоянно поглядывала на часы. Сегодня же ее как будто подменили. В моей душе затрепетал огонек надежды. Она сообщает, какой салат собирается заказать, – что-нибудь легкое, ведь нужно оставить место для пудинга. Оказывается, этот ресторан славится пудингами. Может, пошалим и закажем по бокальчику? С удовольствием составлю вам компанию, говорит она. Только после вас, отвечаю я. Она подзывает официанта и заказывает что-то из самого конца винной карты.

Обед проходит за приятной беседой. Редактор делится новостями о кадровых перестановках в издательстве и последних трендах в книжном мире, упоминает пару романов, которые вот-вот выйдут, обещает прислать бесплатные экземпляры.

Когда мы открываем меню с десертами, разговор заходит об Эмми. Я большая поклонница ПростоМамы, признается редактор. Как она пишет! Свежо, забавно, достоверно, а главное – искренне. Вымученно шучу, что эти тексты совсем не похожи на мои. Редактор слабо улыбается. «Сколько у Эмми сейчас подписчиков?» – спрашивает она. Называю последнюю известную мне цифру, округлив до тысячи. Она интересуется, не подумывает ли моя жена написать роман или автобиографию. Навряд ли, отвечаю я и делаю большой глоток вина. Точно? У Эмми обязательно получится, читатели высоко оценят ее книгу. Возможно, я наведу ее на такую мысль или дам контакты издательства. Они с радостью рассмотрят любые идеи.

Так и хочется спросить – если вас интересует Эмми, зачем вы пригласили на ланч меня?

А еще – когда именно вы обнаружили, что я женат на знаменитой Эмми Джексон, чья тощая книжонка, заполненная неряшливыми почеркушками, перегруженная фотографиями и выпихнутая на прилавки аккурат к Дню матери (наверняка именно так и задумано), станет более успешной, чем мой роман, которому я почти десять лет отдаю все силы и душу?

Хочется плакать и кричать.

Обязательно ей передам, спокойно говорю я. Редактор довольна. Не соблазнюсь ли я на пудинг, спрашивает она. Пожалуй, воздержусь; похоже, я переоценил свой аппетит.

Пока мы ждем счет, как бы между делом интересуюсь ее мнением о главах, которые я прислал. Она отвечает, что еще не успела их прочесть, так уж получилось.

На улице идет дождь. Достав телефон, чтобы вызвать «Убер», вижу сообщение от Винтер.

Произошел несчастный случай.

Эмми