Эффект бабочки - Карин Альвтеген

Я первой из нашей родни закончила гимназию, и хотя никто этим не кичился, было видно, что папа очень мною гордится. Он был одет в костюм, а на школьном дворе компанию ему составили бабушка с дедушкой. Потом мы пошли в ресторан, и мне подарили часы. На десерт мы ели банановый сплит, а после посадили бабушку с дедушкой на поезд. Когда мы вернулись домой, мама была в постели. На моей подушке лежал конверт со ста кронами. И мятая открытка с текстом «Поздравляю с окончанием гимназии».

Месяц спустя нам с папой пришло время отправляться в путь. Поезд до Абиску шел почти сутки. Пока меня не одолела усталость, я смотрела в окно, где на протяжении 1300 километров в свете белой летней ночи простиралась Швеция. Города и леса, озера и поля. Я наблюдала, как меняются ландшафты и застройка. Пыталась представить себе, кто живет в этих домах и на хуторах. Меня манила к себе их неизвестная жизнь. Некоторые места вызывали у меня удивление: кому пришло в голову обосноваться именно здесь? Чем дальше мы продвигались на север, тем дольше мы могли ехать, не замечая никаких следов присутствия человека. Говорили мы мало, иногда смотрели друг на друга и улыбались, понимая все без слов. В тот момент разговаривать действительно было больше не о чем.

Редко осознаешь, что происходящее здесь и сейчас оставит неизгладимое воспоминание. Наша поездка в Лапландию была как раз таким исключением. Я знала, что эти дни неповторимы. Поэтому осознанно проживала каждое мгновение. Все, что я видела, слышала и трогала, четко отпечаталось в памяти, и эти воспоминания спустя много лет так и не поблекли. В глубинах моего сознания я могла бы воссоздать горные просторы, хотя больше никогда их не видела.

Местность была удивительной красоты. Мы гуляли по вересковым пустошам и травянистым лугам, заболоченным низменностям, населенным многочисленными птицами, и низкорослым лесам из карликовых берез. Куда ни кинешь взор, повсюду были видны горные массивы, либо совсем рядом, либо вдалеке – вытянутые цепочкой вдоль горизонта. И все эти звуки. Такие непохожие на звуки Аспуддена. К своему удивлению, я обнаружила, что природа вовсе не молчалива. Часто мы просто останавливались и слушали. Журчание горного ручья или рев водопада, обрушивающегося с крутой скалы каньона. Крики или необычные трели, о происхождении которых не догадывались даже сами издававшие их птицы. Ритм ветра, то бесшумно ласкавшего землю, то набиравшего скорость и переходившего в завывающий свист.

Папа делился своими знаниями. Пока мы шли, он рассказывал о растениях и их удивительной способности приспосабливаться к суровому климату. Я пыталась представить себе, каково тут зимой. Пронизывающий холод, вой вьюги и высоченные сугробы. Бесконечная темень полярной ночи. Эти мысли казались такими далекими и нереальными, особенно когда полуночное солнце не давало мне уснуть.

Пешие походы уводили нас вглубь девственной природы. Меня гипнотизировал звук собственных шагов. Иногда мы останавливались – что бы отец ни увидел, он все использовал как повод чему-нибудь меня научить.

– В этом климате трудно быть цветком. Нужно успеть отцвести за короткое лето и попытаться пережить длинную зиму. – Папа присаживался у невзрачного растения. – Посмотри, например, вот – сетчатая ива. Она такая же низкорослая, как большинство местных видов здесь, в горах, – это помогает ей защититься от сильных ветров. Именно поэтому кустики образуют кочки и словно стелются по земле.

Отец рассказывал о животном мире, следах ледника, о насекомых и минералах. Я слушала с большим вниманием, в основном потому, что мне так нравилось слышать его голос. Новые ботинки стерли мне ноги, но это не имело никакого значения. Зато я была свободна от всего, что обычно причиняло мне боль. Возникало ощущение, будто все важное окружает нас в природе, здесь и сейчас. Словно мы находимся в сказочном мире.

– Мы скоро придем. Озеро Троллей находится там, в горах, в самой глубине долины. Нам только нужно перемахнуть через вершину.

– А почему его назвали озером Троллей?

– На саамском оно называется Rissajaure – озеро, сверкающее как огонь. В Швеции не найти воды прозрачнее, чем здесь. Его глубина – 36 метров, и при этом видно дно.

Мы продолжали путь. Лощина, по которой мы шли, была усыпана валунами, как будто два сражавшихся великана стояли на окрестных вершинах и бросались камнями, пытаясь попасть друг в друга. Но папа объяснил, что валуны принес с собой ледник. Перед нами и вокруг нас возвышались горы. Задержавшись на мгновение, я окинула взглядом утесы. Нога человека никогда не ступала и не ступит на них. До скончания веков им суждено остаться неприкосновенными для всех, кроме ветра и непогоды.

Тропинка шла вверх, петляя между скалами. Папа остановился на вершине; нагнав его, я встала рядом и на мгновение потеряла дар речи от изумления. Прямо под нами горы образовали котел, наполненный водой такого синего цвета, какой мне еще видеть не доводилось. Идеально гладкая поверхность напоминала зеркало. Обрывы, окружающие озеро, так четко вырисовывались в воде, что трудно было определить, где проходит граница: что находится на берегу, а что – под водой.

– Отчего вода такая синяя? – смогла наконец вымолвить я.

– Она не синяя. Просто в ней отражается небо.

Подойдя к кромке озера, отец снял рюкзак. Пытаясь впитать в себя все это великолепие, я осталась стоять на месте. Меня переполняло благоговение. Перед величественными горами, перед исчезнувшими вдалеке просторами, перед природой, которая, вопреки вмешательству человека, миллионы лет напролет продолжает следовать смене времен года. От цивилизации нас отделяли несколько часов пешего хода. Я сразу и настолько остро почувствовала себя маленькой, что у меня перехватило дыхание. Я была маленьким муравьем. Да нет, даже не так. Маленькой точкой, совершенно неважной в масштабах целого.

Эта мысль испугала меня. Я поспешила к отцу, сидевшему на корточках у кромки воды. Обернувшись, он протянул мне эмалированную кружку.

– Вот, держи. Во всем мире не найдется воды вкуснее.

Я сделала осторожный глоток. Подумала о гниющей рыбе и очистных сооружениях. Внезапно мне захотелось вернуться в свой обычный мир, где я точно знаю, как себя вести. Я приспособлена к своему окружению, совсем как закрепившиеся на случай шторма карликовые горные растения. В условиях дикой природы я чувствую себя чужой. Я не выжила бы здесь долго, выступи природа против меня. Хотя, конечно, я ей безразлична. Я посмотрела на отца. Он сидел, опираясь на камень, и наслаждался водой.

– Чистая талая вода из ледников. Озеро свободно ото льда лишь три месяца в году.

– Послушай, папа.

– Гм. – Он прикрыл глаза, повернув лицо к солнцу.

– Меня тут поразила одна мысль.

Казалось, отец не проявляет никакого интереса.

– Насколько мало человек, в сущности, значит. Я хочу сказать, в рамках большого целого.

Открыв глаза, папа осмотрелся.

– Да, – ответил он наконец. – И это прекрасно, правда?

Потом он улыбнулся. На этот раз улыбка озарила все его лицо, включая глаза. Я присела рядом. Отпив еще глоток, пыталась распробовать на вкус его странный ответ. Мы долго так сидели, а над нашими головами проплывали облака. Самые низкие из них успевали задеть вершины гор, прежде чем уплыть дальше, расчистив обзор.