Сад чародея - Геза Чат

И в постели невысказанная фраза мучила меня. После изо дня в день я ломал над ней голову, так что даже ночами еле мог заснуть. Спустя годы она все еще преследовала меня.

Ко времени, как мне надо было уезжать в академию, — бог его знает, почему, — но размышления об этом меня вконец извели. Когда мама целовала меня в щеку на станции, мои муки только удвоились.

Что же я хотел сказать?

Я был уже в вагоне поезда, думая — вот сейчас я наконец вспомню и крикну маме в последнюю секунду! Я топнул ногой в ярости. Никак не вспоминалось, а поезд уже отъезжал от станции. Мама махала мне платком, улыбаясь сквозь слезы. Я так и не махнул ей в ответ, только сжал зубы, опускаясь на сидение, еле сдерживая слезы злости. Поезд уже уносил меня прочь.

Я приехал в академию и быстро привык к тамошнему распорядку. Я много работал — торговал картинками за гроши, потому что отец не присылал мне достаточного содержания. Когда я приплетался поздно ночью в свою комнату, мне все не давала покоя пустота в голове, как в тот памятный вечер. Эта невысказанная важная мысль не отпускала меня.

К концу третьего месяца я получил телеграмму:

«Мама больна. Приезжай как можно скорее. Отец».

Я тут же поспешил на поезд и через пятнадцать минут был на пути домой. Приехал я к вечеру.

Войдя в дом, я очутился в знакомых комнатах, которые не видел так давно. Отец встретил меня с глазами полными слез, целуя.

— Умерла наша мама, — сказал он. Я прошел дорогую моей памяти столовую, теперь темную и торжественную, где стоял тяжелый запах восковых свечей. Мама, одетая в свое лучшее платье, лежала под той самой лампой, сейчас погашенной. На лице ее застыло вопросительное выражение.

_____________

Горло сжалось от переполнявших меня эмоций, как будто его кто-то стиснул стальной хваткой. На секунду меня охватили воспоминания того давнего вечера.

_____________

И я, наконец, вспомнил, что хотел ей сказать.

Двое санитаров в белых куртках одевали труп приземистого мужчины со светлыми волосами. На большом мраморном прозекторском столе таких и двое легко бы поместились. Он был совсем как ребенок — небольшой, рыхлый труп, который еще пару дней тому назад звали Треповым. Просто Треповым.

Санитары работали весело и споро. Еще разок прошлись мокрой губкой по коже так, чтобы красная от крови вода слилась по желобу на столе, затем встряхнули тело за плечи, усадили и отмыли плотную белую спину. Один из санитаров достал из кармана расческу и расчесал блондинистую шевелюру. Второй разделил волосы на пробор, но не так, как покойный носил при жизни.

— Не так он волосы носил, Ваня, — произнес тот, что постарше, — на правую сторону!

Но Ваня, который выглядел сегодня особенно довольным (даже посвистывал тихонько), ответил, что все будет так, как он захочет.

После чего они вдвоем подняли чистое и насухо вытертое мертвое тело и перенесли в другую комнату. Натянули на покойника белье и штаны, изящные ботинки и нарядный, с позолотой мундир.

Увидев ордена и медали на груди мертвеца, старик расчувствовался и, хотя санитарам в мертвецкой это не положено и даже запрещено, принялся философствовать:

— И зачем ему было столько? Теперь может со всеми побрякушками к чертям убираться.

— Ему их за то и давали, — отозвался Ваня, — чтоб такой конец получил; добро еще было бы, ежели б такие господа спокойненько себе помирали в постели. Так нет же, мы вам животы-то повспарываем, да пакли туда насуем, чтоб не капало. (Ваня говорил гневно, почти с ораторским пылом). Как думаешь, дядя Коля, ежели бы эта скотина годом раньше подохла, сколько б русских еще в живых осталось?

За этим вопросом последовала пауза — слишком много возни оказалось с воротником.

Старик ответил Ване уже потом, когда с трудом выправили мундир.

— Другой бы вместо него пришел. Сам подумай, Ваня, батюшке такой человек все одно нужен, этот бы не был тем, кем был, выгнал бы его батюшка на все четыре стороны. Да и взял бы другого.

Ваню справедливость такого вывода не убедила. Он резко выругался и, в конце концов, заявил, что покойник был скотина и виновен в том, что послал на смерть явно больше народу, чем требовалось.

К этому моменту с одеванием было уже покончено. Старик раскурил трубку и внимательно осмотрел мундир, подправил блестящие позолотой медали и ордена, вытащил из под рукавов манжеты и сложил руки трупа на груди. После чего труп переложили на небольшую железную каталку, покрытую сукном, и дядя Коля раскрыл дверь, чтобы можно было вывезти покойника на лестницу.

Ваня — тот, что помладше, — вдруг подбежал к двери и закрыл ее.

— Зачем захлопнул — я же специально открыл, — поинтересовался старик.

— Погоди, дядя Коля, забыл кое-что сделать.

— Ты чего удумал?

— Сейчас увидишь.

Ваня на цыпочках обошел помещение и заглянул в прозекторскую.

Затем приблизился к трупу, неожиданно замахнулся и трижды с силой ударил покойника по лицу, после чего санитары молча уставились друг на друга.

— Я это потому, — пояснил Ваня, — что нельзя такого негодяя, грабителя и убийцу, мерзостней которого еще в землю не закапывали, просто так отпускать. Пусть получит свое. Случай подвернулся!..

Старик покачал головой, на что молодой санитар со смехом и еще большей смелостью продолжил:

— Ударил скотину — а то ж! И еще отделаю.

Вдохновленный новым планом, Ваня осторожно вскарабкался на стол, на котором прежде лежал умерший, и со всей мочи врезал ему по лицу, стараясь не запачкать мокрую одежду. Когда молодой санитар слез со стола, старик уже нес губку. Покойнику заново омыли лицо, причесали волосы, нервно посмеиваясь и не произнеся уже ни слова.

Наконец, принялись выталкивать каталку на лестницу. Старик еще раз потянул дверь.

— Погоди еще чуток! — задержал его Ваня, — задам ему еще разок!

Он снова потянулся к трупу и засадил ему последнюю звонкую оплеуху.

— Вот теперь можем идти, — повторил он несколько раз, запинаясь, даже лицо раскраснелось от возбуждения.

Сдав труп, санитары молча поплелись обратно в прозекторскую.

Через какое-то время Ваня заговорил:

— Знаешь, дядя Коля, если б я сейчас этого не сделал, всю бы жизнь себя корил. Представь только — такая возможность! Да не видать мне милости Божьей, если я неправильно поступил.

— Хорошо, что сделал это, — серьезно заметил старик.

Вечером, улегшись спать, Ваня, потирая руки, думал, что будет, когда сын, которого сейчас ждет жена, вырастет большой, и он, Ваня, расскажет ему о своем сегодняшнем поступке; как мальчик будет гордиться отцом и как это будет здорово. Сын раскроет свои большие черные глаза и будет смотреть на него как на небожителя.