Невеста напрокат, или Дарованная судьбой - Мира Шторм

Теряя равновесие, я ухватилась за надежные плечи, не рассчитывая больше на ноги, ослабевшие от его слов и прикосновений. Но аттар держал крепко и уверенно, наверно, как и все в своей жизни. Тигр, не знающий промаха. И снова этот взгляд темных глаз, странный, словно ищущий что-то во мне. Казалось, Тангавор хочет сказать что-то важное. Но он лишь прижался губами к моему лбу, стиснул в объятиях и спросил:

— Часто тебе снятся кошмары?

— Я ночью кричала? — сообразила, почему он спрашивает.

— Немного.

Я вздохнула, пытаясь вспомнить, почему же так испугалась. Сейчас, при сером свете туманного утра, сон казался мне совершенно простым и уж точно не страшным. Особенно в конце, когда кто-то сильный взял меня за руку…

— Ты приходил ко мне?

— Всего лишь подержал за руку, не о чем беспокоиться. Иди собирайся…

Через час мы уже покидали безлюдные Такайямские горы с затянутой туманом сердцевиной. Я зачарованно рассматривала неприступные склоны по обе стороны от дороги. В прошлый раз ехала через этот перевал в ночи, не имея возможности любоваться суровой горной красотой. Темнота, слезы и сон в тот раз надежно отгородили меня от невероятного вида петляющего серпантина между острых пиков. Теперь я хорошо различила, как Такайямские горы вздымаются двумя сложными кольцами вокруг маленькой долины Идайн.

Я вцепилась что есть силы в ремень безопасности и смотрела в окно, едва справляясь с адреналином, шумевшим в ушах. Машина то поднималась вверх по кольцам серпантина, то стремительно спускалась вниз. Казалось, что еще немного, и она не впишется в очередной резкий поворот дороги. Как же Тангавор ехал тут ночью? В темноте? То справа, то слева возникал пугающий обрыв; дорога словно висела в воздухе, едва касаясь краем крутого склона, грозя оторваться от чешуйчатого бока горы и сползти под тяжелой машиной. Мне было страшно, и одновременно я испытывала бешеный восторг.

Сразу после того, как мы выехали на обычную трассу, за нами пристроились темные машины, очевидно нас сопровождающие. Окончательно я занервничала, когда осознала, что мы едем не на север, а на юг. Еще дальше от моего дома.

Я хмуро посмотрела на Тангавора, а он поднял мою руку, которую всю дорогу держал, к губам и поцеловал кончики пальцев. А потом, едва улыбнувшись, спокойно и твердо сказал:

— Я не хочу тебя отпускать.

Можно было, конечно, истерику закатить, потребовать отвезти меня домой. Вот только подумав, я решила, что оно того не стоит. Нет ничего такого в моей квартире, что хочу забрать с собой во дворец. Ведь именно туда сейчас так стремительно увозила меня громадная черная машина. Нет у меня подходящей одежды, нет и каких-то особых для меня мелочей, которые я не смогу купить в столице. Все же в том забавном контракте, явно состряпанным каким-то студентом, не осведомленным об истинной задаче, был вполне приятный пункт о полном обеспечении всем необходимым. Уставшая во время работы выбивать из сестры-хозяйки новую медицинскую форму, я с особым злорадством подумала, что работодатель просто обязан обеспечить меня подходящей одеждой для выполнения контракта.

Столица Даэрстан располагалась на юге, в нескольких километрах от берега. И чем ближе мы подъезжали к городу, тем зеленее становился пейзаж вокруг. Робкие розоватые почки сменялись бодрыми первыми листочками. На полях все чаще встречались желтые кляксы мать-и-мачехи. Мы практически не разговаривали по дороге. Дежурные, ничего не значащие фразы. Тангавор так и держал мою руку, и вскоре я, утомленная длинным переездом, вовсе откинулась ему на плечо. Оправдывая себя тем, что, мол, нужно привыкать, я просто наслаждалась близостью его сильного тела. Какими доводами руководствовался аттар, рисующий у меня на ладони замысловатые узоры, я старалась не думать. В том, что происходило между нами, контракт казался чуждым и уродливым наростом.

К Даэрстану мы подъехали уже вечером, когда стемнело. Столица встречала нас заревом разноцветных огней.

Есть особая, трепетная радость — въезжать в чужой город вечером. Разглядывая, как светящиеся гирлянды окаймляют крупнейшие здания столицы, увивают мосты и отражаются в ночном зеркале воды, я забывала о болезненной ломоте в теле, накопившейся за целый день в машине. Улицы, заполненные нарядными прохожими, блестели и переливались в свете фонарей.

На одной из площадей развернулось заметное даже в ночи строительство. Тангавор рассказал, что там возводят сцену и лабиринты к Джунай. Праздник, что проводится раз в пять лет, отмечают с размахом во всех городах, но в столице особенно ярко. Неделя гуляний заканчивается знаменитым Маскарадом любви и шикарным фейерверком. Должно быть, и в этот раз будет грандиозно.

— Бывала в столице на Джунай? — Тангавор дотронулся до моей щеки ладонью, разворачивая лицо к себе.

— Да, один раз, — не моргнув, соврала я, глядя прямо в его глаза, что так странно и волнующе блестели в свете пролетающих огней, — пять лет назад, с бывшим женихом.

— И больше никогда? — Его рука вдруг показалась мне тяжелой, словно окаменевшей.

— Нет, больше ни разу. — Ложь за пятнадцать лет срослась со мной и давалась удивительно легко.

Тангавор не стал задавать вопросы про тот праздник и про моего жениха, за что я была ему благодарна. Меньше всего хотела вспоминать сейчас Романа, еще меньше хотела вспоминать оба свои визита в столицу на Джунай. Хотя вряд ли я смогу забыть оба Праздника любви. И тот, что был пять лет назад, и тот, что пятнадцать. Как будто все случилось вчера. Оба праздника подарили мне по большому куску любви с горьким привкусом беды.

Примерно пятнадцать лет назад. За две недели до праздника Джунай.

Приют Святой Кассары

Обычно девочки входили в спальню шумной и веселой толпой. На этот раз они молча, с сосредоточенными лицами, тихо просочились и растеклись по своим постелям печальными ручейками. Воспитательница Марина Кирилловна, разглядывая понурые головы, вздохнула и, ни слова не говоря, прошлась по спальне, поправляя одеяла, целуя и нашептывая привычные пожелания доброй ночи. В любой другой раз она бы предложила девочкам потанцевать. Это всегда помогало справиться с маленькими детскими горестями. Но в этот раз Марина Кирилловна хорошо понимала неуместность такой идеи. Воспитанницы целый год готовили номер для участия в столичном карнавале на празднике Джунай. Старшие сами шили костюмы. Репетировали каждый день. Весь год их глаза горели как звездочки, освещая теплом персонал приюта. Эта была чудесная идея, признала даже директриса Маркова.

А сегодня утром пришел приказ попечительского совета, запретивший поездку в столицу на конкурс. Никто так и не смог понять, отчего люди, отлично знающие о репетиции и благосклонно ходившие на генеральные прогоны, вдруг отняли у девочек единственное, что действительно было важно для них сейчас.