Тайный заговор - Филипп Ванденберг

— И ты думаешь, что этот Титус и твоя мать имели в виду одного и того же человека?

— Не одного и того же человека. Но вероятно, одну и ту же группу лиц. И эта связь с Ватиканом. Может быть, здесь что-то действительно кроется?

— Ты в это веришь?

Если быть честным с самим собой, то Бродке пришлось бы признаться, что проводить параллели между словами Титуса и письмом его матери довольно рискованно.

— Я думаю, что единственный, кто мог бы мне помочь, это Титус.

— Почему бы нам не поехать вместе в Вену и не спросить его?

Бродка заколебался.

— Я больше не хочу ехать в Вену, — сказал он после паузы.

— Но почему? Объясни мне. Это как-то связано с убийством, в котором ты оказался замешан?

— Там было еще кое-что. — Бродка отвернулся. — Эта женщина, которую потом убили… ее натравили на меня. И она почти добралась до меня. Но я клянусь тебе, ничего не было.

— Вообще ничего, совсем?

— Ну да, она была у меня в номере. Но поверь мне, ничего не произошло!

Жюльетт долго смотрела на Бродку.

— Я давно хотел тебе сказать, — снова начал Бродка, — но не отваживался. Я боялся обидеть тебя. Прости меня.

— В таком случае пусть это будет поводом поехать вместе в Вену. Возможно, для нас сейчас лучшего выхода, чем исчезнуть из города на пару дней, просто нет.

— А галерея? — напомнил ей Бродка.

Жюльетт засмеялась.

— Повешу на дверь табличку «Закрыто».

— Ты сделаешь это?

— Я сделаю это.

В Вене весна по-прежнему заставляла себя ждать. Деревья, высаженные вдоль Рингштрассе, стояли без листьев, но небо впервые за несколько недель было ярко-синим. Перед Хофбургом[5]стоял фиакр. Казалось, дни уже стали немного длиннее.

Бродка и Жюльетт остановились в «Гранд-отеле», что вызвало у Александра некоторое смущение. Но портье, господин Эрих, заметно поднял ему настроение, почтительно поприветствовав Жюльетт словами:

— Целую ручку вашей супруге.

Бродку охватило чувство неловкости, когда они с Жюльетт на следующее утро направились к западному вокзалу, на Цвельфергассе, 112. Он нервничал в первую очередь потому, что не знал, как пройдет их встреча с Титусом. Что ни говори, а в прошлый раз Титус просто выдворил его — из страха, как он отчетливо дал понять.

От Жюльетт не укрылась неуверенность Бродки, когда они выходили из такси перед домом на Цвельфергассе. Поднимаясь по лестнице на седьмой этаж, она старалась держаться поближе к нему, чтобы поддержать. Через несколько минут Бродка нажал на звонок, рядом с которым была табличка «Швицко». В Дверь открылась. Но на пороге стоял не Титус, а почтенная пожилая женщина.

— Что вам угодно? — поинтересовалась она.

Бродка представился и спросил, можно ли поговорить с Титусом.

— Титус? — повторила незнакомая женщина. — Не знаю я никакого Титуса. Я — вдова, живу здесь одна. И моя фамилия Швицко, как вы, вероятно, прочитали на табличке. Всего доброго.

Она уже хотела захлопнуть дверь, когда Бродка торопливо проговорил:

— Секундочку, уважаемая госпожа. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что Титус живет здесь, когда вы находитесь в Соединенных Штатах. Он рассказывал мне, что большую часть года вы проводите во Флориде. Поверьте, я друг Титуса.

Женщина внимательно посмотрела на Бродку, затем перевела взгляд на Жюльетт и недоверчиво произнесла:

— Вы не из Вены, не так ли? — Когда Бродка ответил отрицательно, она добавила, то ли утверждая, то ли спрашивая: — В таком случае вы не являетесь представителем какой-либо организации.

— Нет-нет, — поспешил заверить ее Бродка, чем, похоже, успокоил женщину.

— Видите ли, — медленно произнесла дама, — Титус — хороший человек, хотя на первый взгляд этого не скажешь. Нельзя судить о людях по их склонностям.

Чтобы завоевать доверие вдовы, Бродка старательно закивал.

— Совершенно с вами согласен. Вы случайно не знаете, где мне найти Титуса?

— Мне очень жаль, — ответила хозяйка. — Титус уехал впопыхах, забрав все свои вещи. Их, правда, не так уж много. Хватило одного такси, чтобы увезти все.

Бродка и Жюльетт переглянулись.

— И вы не догадываетесь, куда мог податься Титус? — поинтересовался Бродка.

Вдова Швицко негодующе подняла свои аккуратные брови.

— Видите ли, — сказала она наконец, — с его стороны было бы глупо сообщать мне, куда он отправляется. Потому-то он исчез быстро, не объяснившись со мной. — Она наклонилась вперед и заговорщическим тоном добавила: — Титус все время считал, что его преследуют.

— Он никогда не намекал, кто за ним гонится?

Женщина беспомощно развела руками.

Бродка украдкой взглянул на Жюльетт. Оба понимали, что продолжать расспрашивать женщину бессмысленно. Она сказала все, что знала.

Поэтому они вежливо попрощались.

Разыскать в Вене такого человека, как Титус, который к тому же еще и прятался, казалось Бродке еще более сложным, чем найти пресловутую иголку в стоге сена. Но, тем не менее, он не оставлял надежды встретиться с ним.

По возвращении в отель Бродка был в совершенном отчаянии. Он ни в малейшей степени не представлял себе, что делать дальше. И все же, несмотря на огромное количество людей, толпившихся в холле в послеобеденное время, Александр прижал Жюльетт к себе и, глядя ей в глаза, тихо, но твердо произнес:

— Я не сдамся, слышишь? Ни за что не сдамся. Я обязательно что-нибудь придумаю…

Бродка направился к стойке портье и потянул за собой Жюльетт. Был один человек, который мог помочь ему отыскать Титуса: Агостинос Шлегельмильх.

Бродка вспомнил, что Шлегельмильх — еще тогда, когда они вместе сидели в камере, — без всякого смущения рассказал о том, что он гомосексуалист, и заявил, что уже следующим вечером его отпустят и он будет сидеть в каком-то ресторанчике, попивая в свое удовольствие. К сожалению, Бродка забыл название этого заведения.

Но зачем существуют на свете портье? Господина Эриха на месте не оказалось, однако вместо него был не менее услужливый коллега. Когда Бродка спросил портье о том, где в Вене собираются голубые, на его лице не дрогнул ни один мускул. Тем не менее он осторожно огляделся по сторонам и, чуть наклонившись к Бродке, перечислил несколько заведений с экзотическими названиями. Одно из них показалось Бродке знакомым: «Роте Гимпель» на Фаворитенштрассе.

«Роте Гимпель» находился на нижнем этаже недавно отреставрированного дома городского совета. Здание было построено на рубеже девятнадцатого-двадцатого столетий. Расположенный сбоку вход был украшен красным балдахином, а два куста по обе стороны от входа сверкали сотней маленьких лампочек.