Осколки моря и богов - Марина Комарова

Кожа на запястье треснула, окрасилась алым. Крик замер у меня на губах, внутри словно образовалась огромная пустота. Веретенце входило все глубже и глубже, истончалось, будто длинная игла. Перед глазами появился туман. Боли не было, но я знала, что шевелиться нельзя. Иначе – быть беде. Игла превратилась в расплавленное серебро, потекла по венам вместе с кровью.

Осознание, что рядом Азов, исчезло. Растворилось предрассветной туманной дымкой в наступающем знойном дне. В голове зашумело. Виски вдруг пронзило болью. Я сдавленно охнула. Ощутила на губах привкус боли. Подушечки пальцев закололо множество иголочек. Где-то шелестел ветер. И, кажется, шумело море.

Ноздри защекотал запах дерева, сухой травы и масла. Слабый огонек отбрасывал тень на стену, плясал диковинный языческий танец.

– Сам ко мне придешь, сам меня найдешь, – дрогнули мои губы, шепча слова. Только язык явно не русский, а непонятный, древний. Но все значения ясны, словно идут изнутри.

Под рукой уверенно крутилось колесо прялки. Стук – один оборот. Стук, стук – два оборота. И тянулась нить – серебристая, тонкая. А коснешься пальцами – что лед. И порежет так, что мало не покажется. Оно и видно – не зря пальцы обагрены кровью. Но останавливаться нельзя. Откуда я это знаю?

«Земля тебе это говорит, – пронесся в голове шепот Азова. – Она все помнит, она знает».

– Сгинут враги мои, исчезнут недруги. Выйдет из моря ашаук, станет моей защитой. Покроется пылью меч Тиргатао, станет прахом ее плоть.

И столько злобы и ненависти было в этих словах, что меня замутило. Сознание начало ускользать, как тонюсенькая ткань под грубыми пальцами.

Только прялка пела свою ритуальную песню, вторя словам девушки.

– Не будет покоя ни на земле, ни на море. Пеплом останется, солью покроется, – звучал тихий срывающийся шепот.

Стук – один оборот. Стук, стук – два оборота.

Натянулась серебряная нить, вымазанная густой кровью. Сладковатый запах стал в горле.

Я закашлялась, из груди вырвался стон. Словно было тяжело и больно держать эту нить. Впрочем, предположение оказалось почти верным: слишком медленно, слишком тяжело было прясть нить жизни.

Стук – один оборот. Стук, стук – два оборота.

Черная прядь соскользнула вниз. Загорелая рука с широким металлическим браслетом резко заправила ее за ухо и вернулась назад, придерживая колесо.

– Станет она прозрачной, холодной. Забудет свое имя. Покроется ржавчиной ее щит, издохнет конь. Растает белое тело в соляной могиле.

Стук – один оборот.

Нить натянулась, но не лопнула.

– Ударит молнией, расколет на тысячи тысяч осколков, выбросит в море. Позабудет земля свое дитя.

Стук, стук – два оборота.

– Поглотит Тиргатао море…

В углу вдруг появилась тень. Распустилась дивным цветком, обволокла живой тьмой часть пола и стены.

Стук… колесо замерло. Серебристая нить скользнула по пальцам, словно желая упасть на пол.

– Зурет, Зурет, Зурет…

Еле слышный шепот. Мое-ее сердце пропустило удар. Кто пришел на зов? Эта тень не может быть тем, кого ждали.

Тень дрогнула, раскинула во все стороны щупальца, как цветок-кракен. Нить все же коснулась пола. Тень заволновалась, будто почуяв что-то.

– Зурет, Зурет, Зурет, – прошелестел шепот, от которого по коже пробежали мурашки. Щупальца жадно затрепетали, потянулись к прялке, словно сами хотели покрутить.

Онемение сковало тело. По виску потекла холодная капля пота.

Но вдруг распахнулась дверь, и на пороге показался невысокий мужчина в черном плаще. Откинул капюшон, по плечам рассыпались седые волосы. Он внимательно посмотрел на меня темными глазами, в которых плясали едва заметные огоньки превосходства.

– Получилось, – прошептал он. – Получилось, дочь моя! Сегодня Он ждет нас!

Внутри что-то зазвенело от радости, будто натянутая струна. Но в то же время стало тревожно, и сердце сжалось. Вдруг все пойдет не так, как задумано? Ведь сорвать план может кто угодно. Да еще эта тень. Стук колеса разбудил того, кого не стоило тревожить. Но, может, удастся обойти запреты? Тот, из кургана, обещал помощь. А значит, есть надежда!

Я посмотрела на свои руки, потом покосилась на колесо. Оно стояло неподвижно. Серебряная нить мигом потускнела, а после и вовсе исчезла, скрывая следы ворожбы, будто и не было.

Принесенная весть и радовала, и одновременно тревожно сжимала сердце.

– Все у нас выйдет? – В женском чужом голосе, слетавшем с моих губ, звучала неопределенная тоска.

Мужчина кивнул. Улыбнулся – мягко, по-доброму. Только в темных глазах вспыхнуло пламя – холодное и гнилое. От которого мне стало не по себе.

– Он не дает пустых обещаний. Ашаук вот-вот выйдет из вод.

Я резко вскинула голову, даже позабыв о своей неуверенности.

– Как уже так быстро?

Мужчина довольно потер ладони в предвкушении чего-то невероятного.

– Да, Зурет, да! Он быстр, как ветер! Мы освободим его из кургана!

Я почтительно склонилась.

– Ты воистину стал сильнее, отец, – прошептали мои губы.

Только сердце почему-то заныло от нехорошего предчувствия, что к кургану придем не мы одни.

– Кстати, – неожиданно спросил он. – Чего этот прихвостень Тиргатао, Натай, вдруг начал тобой интересоваться?

Перед глазами вдруг все потемнело. К горлу подобралась дурнота, а голова закружилась. Натай… кто такой Натай? Имя почему-то показалось странно знакомым. Только сейчас было не до него.

Азов подхватил меня под руки и помог сесть. Я мотнула головой. Сообразила, что нахожусь на берегу. Сижу на какой-то подстилке и все неровности очень хорошо ощущаю собственной задницей.

Спустя секунду дошло, что сейчас ночь. Прыжки из прошлого в настоящее крайне вредны для здоровья и восприятия окружающей среды.

Звезды сияли ярко-ярко. Аж страшно смотреть вверх. Я вновь посмотрела на свои руки, будто желала увидеть там призрачную кровь. Нет, ничего. Только воспоминания. От произошедшего было холодно и муторно. В то же время рубашка липла к спине, а мерзкая слабость заставляла подрагивать руки и ноги.

– С чем связалась эта Зурет? И сколько лет этой истории? – спросила я, чувствуя, что Азов находится за моей спиной.

– Считает ли человек минуты? – философски изрек он и положил ладони мне на плечи. – Давно. Точно не скажу.

В этот раз я толком даже не обратила внимания на прикосновение. Точнее, обратила, но не хотелось сбрасывать его руки. Наоборот – пусть побудет так. Хоть какая связь с реальностью.

– Связалась не Зурет. А ее отец, Максай-прорицатель. Уж начал заниматься вещами, в которые нос совать не следовало. Ему удалось разгадать знаки тех, кто жил на стоянке, я имею в виду, Кермек. Тот, из кургана, услышал зов. Но чтобы выйти на землю, ему требовались жизни, человеческие, и много.